У меня отлегло от сердца, и гневная тирада Павла Викторовича меня не слишком задела. Он заметил, что не произвел желаемого впечатления, и продолжил:
— Меня поражает эта ваша инфантильность, склонность видеть только внешние эффекты, какими бы жалкими на поверку они ни оказывались. Ну ладно Глаша, совсем девочка, решила, что артист Певцов материализовался в их глуши, но вы, вы же старше на добрый десяток лет! Высшее образование, в газетах сотрудничали. Откуда это убеждение, что жизнь развивается по сценарию дешевого фильма? Ну что морщитесь? Попал не в бровь, а в глаз?
— Насколько я уяснила себе вашу теорию о плохих и хороших людях, наивность и инфантильность — не самые гадкие качества. А если вам хочется узнать, откуда берутся дурацкие фантазии, так я вам открою эту страшную тайну.
— Сделайте одолжение.
— Из того самого мрака, о котором вы тут так впечатляюще рассказывали. Впрочем, ваша рациональная натура вряд ли сможет постичь тонкий механизм их зарождения в головах нежных созданий. И хочу подчеркнуть, что это свойственно не только женщинам. В конце концов, кто спутал вам все карты? Такой вот инфантильный романтик. Разве я не права?
— Положим, да… но вы не смешивайте мужскую психологию и женскую… У мужчин самые авантюрные предприятия все-таки имеют под собой какую-то почву…
— Я еще не закончила свою мысль. А закончить ее хочу вопросом: а что этот ваш план мести, он не отдает монтекристовщиной, робингудством и прочим благородным разбойничаньем, путь даже параллельно вы приумножаете свои богатства? Кстати, у меня имеется подозрение, что вы еще с большим вдохновением занимаетесь тем, что спасаете заблудших особ, попавшихся на пути. Вот и меня решили спасать, как только поняли, что я не волчица, а овца. А что касается Юры, то я предпочитаю считать, что он после знакомства со мной просто решил подтянуться, ну… чтобы соответствовать моему уровню, что ли…
— Весьма эффектное выступление, ничего не скажешь. Насчет монтекристовщины, правда, полная ерунда. А по поводу спасения овец, пожалуй, соглашусь. Постараюсь вас спасти и заодно вправить мозги.
— Есть что вправлять? Это обнадеживает.
— Что же, чтобы излечиться, нужно верить в свои возможности. Но и правильно их оценивать. Вот что касается, как вы выразились, уровня Юрия…
— Не сочтите только, что я раздосадована. Но с меня достаточно того, что он жив и ему ничто и никто не угрожает. А так говорить о нем нечего и неинтересно, даже учитывая ваши интригующие намеки на его скрытые способности…
— Ну что же, это очень жаль, впрочем, упорствовать не буду. Я не сваха, тем более вы и так за ним замужем… И давайте все-таки перейдем к последним премьерам в Мариинке.
Более господин Жаров (я вдруг вспомнила, что его фамилию называл следователь) о делах в этот вечер не говорил, а вел светскую беседу, как во время нашего знакомства в Мисхоре. Высказал свое мнение о недавно открывшихся в городе ресторанах и о последних дамских модах тоже. Когда речь зашла об одежде, он спросил, не знаю ли я хорошего магазина, «на манер классических для мужчин», куда бы можно было сводить Глафиру.
— Одежду ей покупает Ядвига, но она, знаете ли, больше озабочена соотношением цена-качество, нежели эстетической стороной дела. Она дама безупречная во всех отношениях, но эту привычку экономить не отобьешь ничем, въелась в плоть и кровь. Правда, бедная девочка ничем теперь не интересуется… Но ведь шопинг для барышень — это что-то вроде психотерапии, и было бы славно, если бы ее удалось зацепить. Ну же, Лелечка, это же ваша специализация, в конце концов. Придумайте что-нибудь, а? Я в долгу не останусь.
— Не знаю, что бы тут подошло. Есть один подающий надежды кутюрье…
И я кратко рассказала о модном доме «V. Kurakin» и его талантливом главе.
— Это что же, индпошив какой-нибудь? Так, насколько мне известно, ателье сейчас не в моде, — раскритиковал мое предложение Павел Викторович.
— Зачем же такой скептицизм? — оседлала я свою любимую лошадку. — Престиж русских дизайнеров сейчас очень вырос…
Жаров вполне благосклонно выслушал краткую лекцию о положении дел в русской моде и даже задал парочку заинтересованных вопросов о масштабах продаж дизайнерской одежды.
— О больших партиях речь пока не идет. Но если говорить конкретно о Вадике, он продает достаточно много и весьма дорого, к примеру, эта блузка — от него.
— Очень, очень мило, знаете ли. Прелестный наряд, простите старомодность моих комплиментов. Возможно, стоит нанести визит его автору.
— Хоть вы не хотите больше говорить о делах, но я все-таки скажу. Тем более что к нашему делу этот случай имеет косвенное отношение… — Я замялась.
— Ну, не крутите, начали, так рассказывайте, — неожиданно подбодрил меня Павел Викторович.
— Хочу довести до вашего сведения, что этот модный дом, он, как бы сказать… Тоже некоторым образом входит в наследство, которое вы заполучили. Может, формально это не так, но Лекс давал Вадику деньги на раскрутку и вполне мог финансировать создание коллекций, в том числе и последней.
— Любопытно, любопытно. Что ж, если верить вашим словам, это неплохой актив. Обещаю, когда разберемся с нашими проблемами, поговорить об этом детально. Мне очень импонирует, когда вы становитесь вот такой собранной, деловой, демонстрируете знание дела. Не все же о благородных разбойниках мечтать, верно ведь?
Мне не очень понравилась эта назидательность, но на всякий случай я кивнула.
— Вот и славно, а сейчас пойдемте-ка спать. Не знаю, как для вас, а для меня нет лучшего снотворного, чем шампанское. Сплю великолепно. Что? Смешно? Вот, выболтал случайно свой стариковский секрет. Ну, спите хорошо, завтра у нас будет много дел, — заключил Павел Викторович и потребовал счет.
Утром, приведя себя в порядок с помощью набора Ядвиги Стефановны, я заторопилась к завтраку. За вчерашними разговорами съесть толком ничего не удалось, и теперь меня терзал нешуточный голод. Войдя в ресторан и первым долгом набрав полную тарелку снеди, я пошла на поиски подходящего столика и в самом уютном уголке, конечно же, обнаружила попивающего утренний кофе господина Жарова. Облачен он был, судя по всему, в ту самую рубашку в розовую клетку, которую так подробно описывал прошлым вечером, и в светло-серый кашемировый джемпер с V-образным вырезом. Наряд сигнализировал о хорошем настроении Павла Викторовича.
— Садитесь, садитесь ко мне, — приветливо замахал он. — А у меня тут с утра столько новостей, что уже хотел пойти звонить, чтобы вас разбудить. Сижу тут прямо как на иголках. Но вы сначала кушайте, — добавил он, видимо заметив, какие взгляды я бросаю на еду. — Может, заказать глазунью или омлет?
— Глазунью… А что, есть новости о Лексе?
— Есть, есть и о нем, и презабавные. — Павел Викторович хохотнул. — Но главное сейчас другое… Да вы ешьте, ешьте. — Он подозвал официантку. — Глазунью принесите, будьте добры, и еще один кофейник, да, и молока подогретого. Страсть как не люблю лить в кофе холодное молоко. — Он опять повернулся ко мне.
— Так что с ним? — нетерпеливо спросила я.
— Да все у него хорошо, переехал в отдельную камеру, чистое белье, телевизор, фрукты с рынка. Что еще нужно человеку? Вы лучше послушайте другое. Вчера вечером рассказал я Глашеньке о вашем дизайнере-кутюрье и его нарядах, а она вдруг сказала, что хочет посмотреть. Я ушам своим не поверил и сегодня на всякий случай спросил: ну как, поедем платья смотреть? У нас на вечер билеты в оперу, говорю, если ты не забыла, и можно по этому случаю что-нибудь новенькое купить. А она говорит: поедем, конечно. Как вам?
— Замечательно, — совершенно искренне обрадовалась я. — Это, кстати, к вопросу о потенциале русских дизайнеров.
— Да-да, надеюсь, что есть у него потенциал, чтобы Глашу хоть немножко отвлечь. Слушайте, вы сейчас доедайте, а потом бегите, приводите себя в порядок. Ядвига тем временем ее быстренько накормит и соберет, и поедем к этому Куракину.
