— Не имеете права, — тихо возразил астролог. — Я буду жаловаться…

— Да жалуйся, кто ж запретит? — усмехнулся следователь и кивнул на дознавателя. — Вон, кстати, ему жалобу и можешь подать. Магистр Гайстшписен у нас вроде как высшая инстанция, которая внимательно следит, не нарушает ли какой магистр Кодекс Ложи, а если нарушает — он ему сразу штраф. На месте и оплачу.

— Магистр Бренненд, будьте добры, сбавьте тон, — холодно сказал Бальтазар. — Мы все-таки официальные представители Ложи.

— Ну да, как я мог забыть, — проворчал следователь и потер переносицу. — Короче, так, Бальтазар, ты здесь, тебе и решать. Если хочешь, возвратники не видел ни я, ни ты, ни тем более гражданин Вайс. Я оформляю его по сорок второй и везу к нам. Мы его подержим в строгости, так думается лучше, он на суде раскается, заплатит сколько надо, а потом поедет в Дюршмарк на покаяние. Или, если хочешь, возвратники видели и трогали все мы, в том числе и свидетели, тогда гражданин Вайс весь твой, целиком и полностью. Только тут уже не сорок вторая, тут девяносто восьмой попахивает. И, честно говоря, я гражданину Вайсу не завидую.

— Это произвол! — воскликнул астролог, привстав со стула. — Я буду!..

— Сядьте, — ледяным тоном приказал Гайстшписен, не повышая голоса, — и помолчите.

Гед послушно сел и прижал трясущиеся руки к груди. Бальтазар задумался, крутя на пальцах талисман возврата.

— Как уполномоченный представитель Комитета Равновесия, — наконец произнес он, — властью Ложи приказываю заключить гражданина Вайса под стражу по подозрению в нарушении статьи сорок два Кодекса Ложи и… — он замолчал, потирая лоб, и почти сразу продолжил: — И препроводить его в Комитет следствия для ведения дальнейшего расследования. Также, как официальный представитель Ложи, подтверждаю, что права подозреваемого не нарушены, подозреваемый признался в содеянном добровольно, без принуждения и магического вмешательства.

Бренненд цинично усмехнулся, поднялся со стула, собирая документы.

— Транспорт сам вызовешь?

— Если вас не затруднит, сделайте это вы. А мне бы хотелось переговорить с подозреваемым. Наедине.

Следователь подозрительно взглянул на дознавателя, но ничего не сказал и вышел.

Оставшись один, Гайстшписен встал, глубоко вздохнул и в молчании походил по лавке. Астролог неотрывно следил за ним, вертясь на стуле, пока дознаватель не остановился возле полки с банкой с заспиртованным то ли гомункулом, то ли просто уродцем. Жабий рот и выпученные круглые глаза, прикрытые белесыми веками, придавали ему вид нелепый и отталкивающий.

— Вы оказались в очень неприятной ситуации, гражданин Вайс, — сказал Бальтазар, не поворачиваясь.

— Прекратите, пожалуйста, — утомленно проговорил астролог, набравшись смелости. — Я уже признался в содеянном и готов понести наказание в соответствии с озвученной статьей Кодекса…

— Вы наивно надеетесь на сорок вторую, когда вам грозит девяносто восьмая статья? — отвернулся от гомункула Бальтазар.

Гед непонимающе посмотрел на дознавателя.

— Но магистр-следователь сказал…

— Не имеет значения, что сказал магистр-следователь, — надменно возразил Бальтазар. — Куда важнее, что у вас найдено имущество Ложи. А это отнюдь не статья сорок два.

Астролог нервно усмехнулся, поправляя растрепанные волосы:

— Я не видел, чтобы магистр-следователь изымал эти талисманы, и в протоколе описи я их не видел тоже. Он вообще достал их из своего кармана! Вы хотите подбросить их мне, хотите, чтобы я сознался в том, чего не совершал. Я знаю, вам лишь бы обвинить невиновного…

— Вы не видели их в протоколе описи только потому, что магистр-следователь из милосердия и великодушия пожалел вас, — прервал типичную речь невиновного Бальтазар. — В надежде на сотрудничество, конечно. Поэтому я советую вам не упорствовать, а сказать, кто передал вам эти талисманы.

— Я не стану ничего говорить, — упрямо отвернулся Вайс, скрестив руки на груди. — Я уже все сказал. И вообще, вы отдали распоряжение. Позвольте мне собрать вещи, которые мне понадобятся в тюрьме.

Бальтазар внимательно изучал волнующегося астролога, который думал настолько «громко», что не нужно было даже прикладывать особых усилий, чтобы услышать. Гайстшписен с первого взгляда на геда понял, что заговорщик из того никудышный. Слишком слабые нервы, никакой выдержки. Почему Бренненд не смог расколоть его, оставалось загадкой. Хотя дознаватель подозревал, чем тут дело.

— Ну что ж, хорошо, — пожал он плечами. — Один вопрос, гражданин Вайс, вас поставили в известность о содержании статьи девяносто восемь Кодекса Ложи?

Астролог, уже поднявшийся со стула, сел обратно и нервно потер руки.

— Нет, — помотал он головой.

— Позвольте мне восполнить пробел ваших знаний, — великодушно улыбнулся Бальтазар и вернулся к столу. — Статья девяносто восемь Кодекса Ложи — это всего-навсего государственная измена, являющаяся одним из самых тяжких преступлений против Равновесия. Судебный процесс проводится совместно с представителями светской власти, которые выдвигают свои обвинения в соответствии со светским законом. Мерой наказания за нарушение статьи девяносто восемь является смертная казнь, но, — дознаватель наставил палец, — не через повешение. Четвертованием. В присутствии представителей Ложи, которые следят за состоянием здоровья казнимого, что позволяет последнему прочувствовать эту болезненную процедуру и даже какое-то время после нее.

От спокойного, чуть насмешливого тона Бальтазара гед побледнел. Дознаватель лишь слегка коснулся его сознания, чтобы увидеть красочные мысли о гипотетическом развлечении. Он мог бы усугубить их, но поостерегся выдавать себя раньше времени.

— Вы, — Давид Вайс облизнул губы, — вы оказываете на меня давление. Вы нарушаете мои права!

— Ни в коей мере, — возразил Бальтазар со всей искренностью профессионального лжеца. — Я просто восполняю пробел ваших знаний.

— Мне это знание совершенно ни к чему, магистр.

Бальтазар улыбнулся, довольствуясь бессильной злобой и нарастающей паникой астролога. Тот уже клялся перед предками и потомками, что никогда в жизни не притронется к менншинским деньгам. И вообще все бросит, если выберется, станет садоводом и начнет выращивать капусту.

— Полагаю, вас в этом уверили, — продолжал дознаватель. — Полагаю, вас убедили, что вам совершенно нечего бояться. Что все пройдет, как надо. А даже если и случится что-то непредвиденное, если даже вас арестуют, то в самом худшем случае вас ждет сорок вторая статья, а это всего-то денежный штраф и ссылка. Вам всего лишь нужно признать вину в незаконной торговле талисманами, и все. Зато какие выгоды, премного больше риска, на который вы согласились пойти. Верно, гражданин Вайс?

Астролог закипал от негодования, но сорваться ему мешал только страх перед голубой мантией с черной окантовкой. Гед сидел, тряся коленями, и думал то о мочевом пузыре, то о душивших его слезах отчаяния. Он отчаянно вспоминал, когда и кто мог убеждать его в чем-то подобном, и никак не мог вспомнить.

Гайстшписен оперся о стол руками, угрожающе навис над Вайсом и подался вперед, заглядывая ему в глаза.

— Ты же лавочник, — вкрадчиво произнес Бальтазар. — Обычный мелкий торгаш. Жулик, который втюхивает бабам любовные привороты и делает удачные прогнозы на всю дальнейшую жизнь. А в перерывах приторговывает кое-чем запрещенным из-под полы, мелочью, безделушками. Все приторговывают, просто в этом не сознаются, ведь времена нынче тяжелые, надо как-то вертеться, — улыбнулся дознаватель и заговорил еще тише: — Ты же никому не делаешь плохо. Наоборот, пользу приносишь, помогаешь бороться с преступностью. Так ты успокаиваешь свою совесть. И успокаивал бы дальше, приторговывая безделушками. Но нет, ты зачем-то похерил скромный гешефт, согласившись взять на хранение или передать нужным людям украденное у Ложи имущество. Ты хоть понимаешь, какие с помощью возвратников могут совершить злодеяния? — угрожающе тихо прошипел Бальтазар. — Наверняка понимаешь. Остается только выяснить: ты согласился ради денег или по идейным убеждениям?