Затем встал. Повел плечом и утер лениво капающую из ноздрей кровь. Дернул щекой со шрамом и перевел взгляд на Вортрайха. Этому повезло меньше: замедлить кровообращение он не мог, поэтому крови на белую рубашку с разбитого лица натекло изрядно.

Заметив возвышающегося посреди кабинета сигийца, Вортрайх гнусаво хрюкнул, вжимаясь в спинку, но не рассчитал силы и едва не опрокинулся на пол вместе с креслом. Сигиец вскинул ладонь, сжимая кулак, и Вортрайх завис в полулежачем состоянии, беспомощно размахивая руками.

Его встряхнуло, подняло выше стола и потащило к шагнувшему навстречу сигийцу.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от чужака, Вортрайх опустился на пол. Сигиец тут же опрокинул его на стол и придавил к столешнице, сдавив горло.

— Довольно! — раздался властный голос за спиной.

Сигиец обернулся на голос.

В дверях стоял человек с пистолетом. Чуть поодаль, в коридоре стоял кто-то еще.

— Довольно, — повторил он. — Отпусти его. Ты пришел за мной, а не за ним.

Сигиец прищурился, всматриваясь в ауру говорившего. Обычную ауру обычного человека. Но все же разжал пальцы, отпуская Вортрайха, который болезненно закашлялся и перекатился по столу набок.

— Хватит на сегодня крови, — сказал Машиах. — Это дело только между нами. Решим же его, не впутывая посторонних.

Сигиец медленно кивнул, не спуская серебряных бельм с Машиаха, который отступил в сторону, освобождая проход.

Сигиец молча вышел из кабинета, подхватив с пола шляпу. Взглянул на того, кто стоял в коридоре, привалившись к стене. В ответ почувствовал, как что-то острое касается его сознания. Пытается нащупать слабое место и пробраться в голову. Всего лишь на секунду, после чего сразу же отступило, словно испугавшись того, что может найти внутри.

— Ты… труп! — услышал сигиец сиплый окрик за спиной. — Я тебя… из-под земли… достану!

— Не думаю, сын мой, — сочувственно проговорил Машиах. — Боюсь, ты даже не вспомнишь о том, что здесь произошло. Эрвин, — обратился он к человеку в коридоре, — ты знаешь, что делать.

Аура менталиста зловеще всколыхнулась. Он оттолкнулся от стены и прошел в кабинет.

— Пойдем, сын мой, поговорим в тишине.

Они стояли на крыше дома на улице Шлейдта. Неподалеку возмущенно ворковала потревоженная стая голубей. Теплый ветер раздувал полы плаща. Внизу слышалось людское возбуждение. Красные людские фигуры собирались вокруг выпавшего из окна человека. Кто-то кричал. Кто-то настойчиво звал постовых. Кто-то требовал разойтись и сохранять спокойствие.

— Ты не он, — сказал сигиец, сосредоточенно разглядывая ауру собеседника.

— Все зависит оттого, кем ты меня считаешь, — усмехнулся тот. — Меня зовут Лерер. Это я передал меч в ломбард Швенкена и это я заплатил ван дер Вризу за твою голову. Ты искал того, кто это сделал, значит, искал меня. И вот, ты меня нашел.

Собеседник не лгал и проявлял невозмутимое спокойствие.

— Но ты прав, — продолжал он. — Я — не он. Он говорил, что обманывать тебя бессмысленно, между вами есть какая-то связь, вы чувствуете присутствие друг друга. Лично мне это кажется странным, учитывая, что вы оба хотите друг друга убить, — усмехнулся собеседник. — Но кто я такой, чтобы задаваться подобными вопросами? Я всего лишь посланник его воли.

— Где Машиах? — спросил сигиец.

— Неужели ты думаешь, что я действительно знаю? Не будь наивным. Никто не знает, где Машиах. Он всюду и нигде. Возможно, в тысяче миль отсюда, а возможно, он был простым прохожим, на которого ты не обратил утром внимания. Может быть, я все-таки Машиах? А может быть, Машиах — это ты сам?

— Нет, — сказал сигиец.

— Почему же? Ты одержим идеей убить его. Эта идея помогала тебе выживать все эти годы, разве не так? Она привела тебя в Анрию, погубила всех тех, кто встал на твоем пути, и едва не погубила несчастного Йозефа. Так скажи мне, человек без имени, неужели ты до сих пор не понял, что ты — всего лишь часть его?

— Нет. Он — часть меня, которой не должно быть.

— И все же вы части единого целого, хотя это не отменяет вашей борьбы. А что будет, когда один из вас победит?

— Это не имеет значения. Где он?

— Я уже сказал, что не знаю. И не надо меня пугать: я прекрасно осведомлен о твоих возможностях. Но ты не узнаешь ничего сверх того, что я и так собирался тебе рассказать, поэтому просто выслушай меня.

Собеседник опустил пистолет, немного повозился за пазухой и бросил сигийцу что-то. Тот ловко поймал и сразу же на ощупь определил, что держит в руке свою джамбию.

— Постарайся больше не терять и не отдавать ее никому, — посоветовал собеседник. — В следующий раз вряд ли найдется тот, кто захочет тебе ее вернуть.

А сказать я тебе должен следующее: Машиах искренне благодарит тебя за то, что ты прекрасно сыграл свою роль в его игре. Благодарит за то, что ты избавил его от людей, сыгравших свои роли и возомнивших, что им хватит сил и умений вести собственную игру. Теперь ваши пути расходятся. На какое-то время, конечно, но он просил заверить тебя, что однажды вы неизбежно встретитесь лично. Однако когда именно — этого не знает даже он.

Ах да, еще Машиах надеется, что ты остался доволен его подарком, который ты получил от Томаса Швенкена. Возможно, тебя интересует, почему я заплатил за тебя ван дер Вризу? Уверяю, Машиах об этом даже не знал, это моя инициатива. Видишь ли, мне не понравился сам факт того, что кто-то хочет убить моего учителя. Но когда он об этом узнал, не стал наказывать меня за своеволие. Сказал лишь, что так даже интереснее, что любой эксперимент это опыт. Полагаю, он счел этот опыт удачным.

Собственно, больше мне сказать нечего. Можешь идти.

— Нет, — возразил сигиец, перехватив джамбию лезвием книзу.

— А ты упрям, — тихо рассмеялся собеседник. — Но даже если не веришь мне, хотя у тебя нет ни одной причины не верить мне, можешь убедиться во всем сам. Я не стану сопротивляться. Но на твоем месте, я бы не тратил на меня свое драгоценное время, а поспешил на улицу Искусств в квартиру недавно убитого тобой Карла Адлера. Хочешь знать, почему тебе стоит туда поторопиться? Я отвечу. Ты завел себе ручную зверушку из каких-то собственных извращенных побуждений. Возможно, так ты кажешься себе человечнее, но кто из нас не без греха и хоть раз в жизни не заблуждался? Так вот, твой питомец попал в неприятную ситуацию. Из-за тебя, к слову. Если ты не поторопишься, он может погибнуть. Понимаю, угрызениями совести ты терзаться вряд ли станешь, но тем не менее… А чтобы ты не стоял перед сложным выбором…

Собеседник внезапно поднес дуло пистолета к подбородку и нажал на спусковой крючок.

Эхо прогремевшего выстрела вспугнуло стаю голубей. Внизу, на улице кто-то закричал.

Сигиец посмотрел на упавшее замертво тело, бледнеющее, растворяющееся в серебристой мгле.

Затем моргнул, прищурился от яркого солнечного света и равнодушно взглянул на лежащего на крыше собеседника. Тот действительно выглядел как академик или, по крайней мере, как школьный учитель. Совершенно безобидной и ничем не примечательной внешности человека, который с упоением ведет свой предмет, не обращая внимания на то, что ученики его даже не слушают. Возможно, он и вправду когда-то им был, пока не встретился с Машиахом, заразившим его идеей.

Сигиец дернул щекой со шрамом. Убрал джамбию в ножны за спиной. Протянул руку к пистолету, который тоже оказался его собственным. Поставив на предохранительный взвод, сунул оружие в кобуру на груди, а затем подошел к бордюру со стороны задних дворов и глянул вниз.

Внизу никого не было. Даже охранник на крыльце черного входа куда-то делся.

Сигиец поднялся на бордюр и без раздумий шагнул вниз.

Девка, подвернув красную юбку, остервенело терла шваброй полы, пытаясь смыть засохшую кровь. Трупы уже вынесли, но жуткая вонь все еще держалась и продержится невесть сколько, если вообще когда-нибудь выветрится. Это невероятно злило девку. В принципе, ее злило и выводило из себя вообще все, но это — в особенности. Она ненавидела свою работу, но боялась ее потерять. Остаться женщине без работы в Анрии означает или голод, или проституция. В проститутки девке идти не хотелось: даже более привлекательным девушкам редко когда везет оказаться в элитном борделе для толстосумов, большинство ждут грязные улицы, сутенеры, бьющие за малейшую провинность, и вечно пьяные, вонючие клиенты, для которых тушить о грудь окурки — обычное дело. Или того хуже: рабство в клубе удовольствий на Ангельской Тропе, откуда только один выход вперед ногами. Девка уже едва не переступила эту грань, спаслась лишь чудом, но в чудеса она больше не верила.