За окном давно стемнело. В спальне дома покойной тетушки Анны Фишер, где любовники проводили свои не то чтобы тайные свидания, горела одна единственная свеча, создающая уютный полумрак, навевающий самые приятные мысли. Впрочем, ван Геер не любил долго предаваться даже приятным мыслям.

В гостиной старые часы пробили десять вечера.

Чародей встал, оставив любовницу одну, прошел к туалетному столику, на котором стоял таз с теплой водой, и принялся умываться. Анна вздрогнула от противного холода одиночества и тихо всхлипнула.

Всегда одно и то же: он приходит в семь, проводит с ней ровно три часа, а потом в десять, минута в минуту, собирается и уходит до следующей встречи. Она кривила бы душой, если бы сказала, что эти три часа не самые лучшие в ее жизни, что она не ждет их с замиранием сердца, потеряв всякий стыд и страх. Но ей хотелось большего. Хотелось, чтобы он остался навсегда. Иногда Анну посещали безумные мысли. Иногда Анне хотелось встать, тихонько проскользнуть в спальню мужа, заглянуть в его безмятежное лицо, а потом накрыть занятую бесконечными встречами и деловыми сделками голову подушкой и не отпускать до тех пор, пока мерзкий храп не затихнет навсегда. Анна не боялась наказания. Она была уверена, что ей сойдет все с рук. Иоганн Фишер в свои тридцать семь обладал крайне слабым здоровьем. Он уже перенес один сердечный приступ, едва не отправивший его на тот свет, никто не удивится, если второго Иоганн Фишер не переживет. Особенно если смерть засвидетельствует Вольф Пильцер, семейный врач, с которым у Анны была короткая интрижка, когда она проходила обследование, чтобы убедиться, что проблемы с зачатием не с ее стороны. Если бы она не была такой трусихой и позволила подобным мыслям стать действием… Она бы стала завидной вдовой с солидным приданым. Даже Артур ван Геер вряд ли устоял бы перед таким соблазном. Ведь половиной компании Фишера владеет отец Анны, а ван Геер был деловым человеком, занимался какими-то серьезными делами в столице, о которых предпочитал не говорить, а в Анрии вроде бы владел типографией…

Но Анна так и не нашла в себе сил, чтобы решиться на отчаянный шаг. Где-то в глубине, на самом краю сознания, она понимала, что для ван Геера она — всего лишь приятное времяпрепровождение и не более. Он нежен, пылок, а чтобы желание совпало с возможностью не нужно тратить уйму времени, но Анна для него всего лишь любовница, которую он бросит, едва она ему надоест.

Смутное понимание этой простой истины в последнее время вгоняло Анну Фишер в страшную депрессию, от которой спасали лишь эти короткие встречи, проходящие в безумии от животной похоти. А после них становилось еще хуже.

— Останься, — прошептала Анна, обнимая себя за плечи от холода.

— Нет, — коротко ответил ван Геер, обтираясь полотенцем.

— Но почему? — Анна села на постели, скромно прикрывая пышный бюст одеялом.

— Потому что не могу себе этого позволить, — ответил чародей, надевая белую рубашку. — Меня ждут дела.

— Ты всегда так говоришь, — капризно надула губки любовница.

— Потому что меня всегда ждут дела, — повторил ван Геер, застегивая пуговицы.

Анна задумалась, обводя серыми глазами спальню.

— Но ведь за окном ночь, — попыталась она воззвать к здравомыслию. — Неужели ты не боишься?

— Я прожил достаточно долго, чтобы научить ночь бояться меня, моя милая Анна, — сказал чародей, вдевая ногу в штанину кальсон. — А ночь — лучшее время уйти, чтобы беспечный муж не заподозрил жену в неверности.

Анна обиженно отвернулась, смахнула накатившие на печальные глазки слезинки. Той рукой, которой поддерживала одеяло, плавно сползшее вниз и обнажившее вздрогнувшую от тихого всхлипа грудь. Ван Геер замер на мгновение, глядя на любовницу в отражении.

— Моему мужу все равно, — горько сказала она и поправила одеяло. — Я его не интересую. Спорю, даже если он узнает о нас, он лишь махнет рукой. Ему тоже вечно некогда, — обиженно фыркнула она. — Он женился не на мне, а на деньгах моего отца.

— Значит, — чародей потянулся за брюками, — он не осознал своего счастья. К деньгам отца редко прилагается такая дочь.

— Мне недолго осталось, — убежденно заявила Анна. — Скоро я увяну, покроюсь морщинами, растолстею, грудь обвиснет, стану путать, где у меня лицо, а где… другое место. Кому я буду такая нужна?

Ван Геер неторопливо влез в брюки, застегнулся, сел на стул, деловито натягивая носки.

— У тебя слишком мрачный взгляд на жизнь, — заметил он с легкой усмешкой. — Чтобы увянуть, тебе придется прожить еще очень и очень долго. Даже я этого вряд ли увижу.

— Потому что бросишь меня? — испугалась Анна, и ее пухлые губки задрожали.

— Потому что не доживу до того дня.

Анна пожала плечами.

— Ты — чародей… — неуверенно обронила она.

Ван Геер глубоко вздохнул, задумчиво потирая бровь кончиком пальца.

— Я стар даже для чародея, — признался он нехотя.

Анна тихонько прыснула в кулачок, хитро блестя глазками:

— Полчаса назад я бы так не сказала.

Чародей замер с туфлей в руках, скупо улыбнулся.

— Ты не знаешь, моя милая Анна, — произнес он с серьезным лицом, — сколько мне пришлось принести в жертву младенцев дьяволам Той Стороны, чтобы ты так не сказала.

Анна прекратила смеяться, прикрыв рот ладошкой, и осуждающе покачала головой.

— Не шути так, Артур, — строго погрозила она наставленным пальчиком. — Это скверная шутка.

Они замолчали. Ван Геер оделся полностью, постоял перед зеркалом, удостоверяясь, хорошо ли сидит одежда. Анна тем временем поднялась с кровати, накинула на плечи легкий шелковый халат, расправив пышные каштановые волосы. Ван Геер, глядя на нее в отражении, отметил, что полунагота любовницы притягивает его сильнее, чем полностью обнаженное тело. Наверно, от этого почти все свидания начинаются еще в гостиной, где обычно остаются ее верхние юбки и туфли. Чародей на мгновение замешкался и подумал, что сегодня и вправду стоит остаться с Анной. Однако тут же выбросил эту мысль из головы. Ему и так предстоит бессонная ночь в «Империи», до самого утра читать письма и отвечать на них. Анна может подождать. Партия — нет.

Любовница запахнула халат и, обнимая себя под грудью, приблизилась к ван Гееру. Чародей нашел в себе силы смотреть ей в глаза и не отвлекаться на выпирающие из-под тонкой ткани соски.

— Останься, — вздохнула Анна, раздосадованная упрямством любовника.

— Нет, — повторил он и позволил себе улыбнуться: — Не грусти, моя милая Анна, мы обязательно скоро встретимся.

— Ты всегда так говоришь, — отвернулась она, — а потом исчезаешь на месяц, а то и больше.

Ван Геер настойчиво повернул к себе ее круглое личико за подбородок.

— В этот раз я никуда не исчезну, — заявил он ей в глаза.

— Правда? — робко улыбнулась Анна.

— Конечно. Если твой муж не будет возражать, мы встретимся уже… — он задумался на секунду, — послезавтра.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Поклянись, — гордо приосанившись, потребовала Анна.

— Требовать клятву с колдуна — очень неразумно, — серьезно заметил ван Геер. — Поэтому я просто даю тебе обещание, — он взял любовницу за маленькую ладошку и галантно поцеловал ей руку.

А потом надел цилиндр и вышел из спальни, держа трость подмышкой. Дверь он запирал сам запасным ключом.

Анна Фишер поежилась. Ей стало еще холоднее.

Оставшись одна, она бесцельно побродила по комнате, остановилась у зеркала, отпустила полы халата, позволив легкой ткани соскользнуть с плеч и обнажить грудь, покрутилась, разглядывая свое отражение. Женщина с той стороны всем своим видом противоречила опасениям о скором увядании и утрате былой красоты. Анна самодовольно ухмыльнулась, укуталась в халат и, вальсируя босыми ногами по полу, подошла к окну, аккуратно выглянула из-за плотной шторы.

Она увидела, как ван Геер сел в подъехавший экипаж, кучер щелкнул кнутом, погоняя пару лошадей, и карета умчала в темноту ночи.

Анна тоскливо вздохнула, предвкушая очередную тоскливую ночь, проведенную в одиночестве, уже намеревалась отойти от окна, как вдруг уловила едва заметное движение. Темную фигуру, едва различимую в потемках плохо освещенной улицы, двинувшуюся в ту же сторону, куда только что уехал экипаж ван Геера.