– Не удивлюсь, если забрали их, потому что больше нечего было. По-моему, они те ещё прощелыги. – Женя.
– Как работалось? – Артур, чуть перебив на последнем слоге.
– Нормально. – Ханг, с добродушной улыбкой. – Не плохая работа, хорошая компания. Не всё понятно, но разобраться можно. – отпив чаю и улыбнувшись неожиданно терпкому привкусу. – А ещё, дармовая краска.
– Таки дармовая?! – развеселился Артур, глядя то на одного, то на другую.
– Одна баночка. Из партии жёлтого.
– Случайный бонус. – Катя, безразлично.
– Ты недолила. – без укора, с улыбкой.
– Там не влезало. – кратко, не вовлечённое.
– До метки на стенке ещё было место.
Она отвела взгляд. Отвернулись и остальные, отчего общая атмосфера в миг потемнела. Не поняв причин, но не став раздувать угли, Ханг взял радио.
– Кто это вещает?
– Вторая телебашня. – Готфрид, сухим голосом, затем кашлянув, продолжил как обычно. – В другой части города. Крутят песни на своей тарабарщине. Ни слова не понять. Но мелодично.
– А есть другие станции? – поворачивая верньеру.
Передача сменилась шумом. Один оборот, ещё и ещё. Лишь шум, какие-то редкие щелчки и едва различимые обрывки. Обратно, через рабочую частоту, и ещё три оборота. Ничего.
– Когда-то, были и другие. – указав на оставленные кем-то засечки на корпусе, совпадающие с движением белой метки, внутри шкалы частотного диапазона.
– Или раньше вещали на других частотах. – Женя.
– Но сейчас только эта. – Артур, снова подрезав, вставая между.
Не выдержав, работник цеха подскочил со стула. Резкий оборот, два шага и мужчины почти упёрлись друг в друга грудью. Никто не вступился. Катя отстранённо поглаживала кружку. Готфрид, исподлобья смотрел поверх книги. Ханг, боялся пошевелиться, чтобы не стать тем, кто спровоцировал разлад. Простояв так минуту, Евгений оскалился, желая что-то сказать. На его лице, мелькали невысказанные мысли. Гнев, разочарование, оправдание и желание высказаться, но в место того, резко выдохнув в сторону, будто осев, отступил, и медленно отварив дверь, задержавшись на секунду, вышел.
– Уверен? – Готфрид, обращаясь к Артуру.
– Да хули там уверен! – раздосадовано вскинув руку. – Я вообще хуй знает что творю. – раздражённо схватив пачку сигарет, вышел на балкон.
Тускло разгоревшись красной точкой, тлеющий табак озарил лицо курящего. Тонкие струи дыма, унеслись под порывом ветра, взгляд устремился в даль.
– Почему он так? – Ханг.
– А ты не понимаешь? – хмуро.
– Из-за тебя. – Катя, вяло и отрешённо, будто уставшая, и протянув руку, с трудом подняв кружку, отпила.
– Но я же говорил, что он меня проводил. – выдавая себя обеспокоенностью.
– Говорил. – кивнул блондин. – Но сам он, сказал другое. Он, поступил неправильно и Артур хочет ему это показать. Но иногда он перебарщивает. – через плечо взглянув на балкон. – С тех пор как стал самым старшим…
Выбросив окурок, домохозяин, порывисто открыв дверь, он спокойно вошёл внутрь, коротко обвёл взглядом сожителей, и преодолев комнату, вышел следом за товарищем. Эхо шагов, шелест открываемых дверей поднявшегося на этаж лифта, шаги назад, обратно на балкон, по пути закуривая новую.
***
Остановившись у решётки лифта, Женя раздражённо нажал на кнопку. Моргнув, не до конца нажатая, та тут же погасла. Скалясь, он нажал ещё и ещё несколько раз, вдавливая ту до упора, до хруста. Медленно отведённый, палец отпрянул от пластика, и тот, неполный светом, остался гореть. Секунда, и лифт пришёл в движение, но в место того, чтобы подниматься, кабина начала спуск, удаляясь. Ударив ладонью по кнопке, развернувшись, Евгений направился в сторону лестницы.
Ступени собирались в пролёты. Пролёты в этажи, мало чем отличающиеся один от другого. Большая их часть была темна, в глубине некоторых виднелся тусклый свет, и лишь несколько раз встретились лампы на этажах, отчего спуск походил на паденье в колодец. Двадцать седьмой заколочен, двадцать второй завален обрушившимся перекрытием, девятнадцатый отгорожен решёткой по ту сторону которой слышались детские голоса, на пятнадцатом пол заливала вода, восьмой пропах гарью былого пожара, третий и второй замурованы Стрелками.
С отдышкой вывалившись из небольшого коридора в вестибюль, по пути растеряв всякий запал, встряхнув коротко стриженной головой, он резко выдохнул и пошёл к выходу. Чем ближе были двери, тем короче и медленнее становились шаги. На улицах темнота. На памяти ни единого места куда можно вписаться. Не коснувшись порога, ботинки прижались к плитке. Тяжесть в поникших плечах. Понурив голову, он отступил, уперевшись в один из ящиков, на который и сел. Рука подняла первую попавшуюся книгу, повернув её к тусклому свету лампы. Пустая, неровная обложка из красного картона, с кожаным кантом. Изогнувшись, большой палец поддел край, с хрустом старого клея раскрыв на первых страницах.
– Лари Маратин. Очерки из чужих дней. – продекламировал в пол голоса, подражая кому-то из отрезанной памяти, и скривившись, откинул в кучу других.
Двинувшись, до того неприметный силуэт шевельнулся, вызвав небольшой книжный оползень и подобрав книгу, вышел на свет.
– Не ожидал. – обращаясь к находке, сосредоточенно ощупывая обложку.
– Читал? – узнав по голосу
– Знал его. Голова был. Людей любил. Жить любил. – голос стал тише и грустнее.
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Женя замер, глядя сквозь разбитые двери, на тёмную улицу. Пустая, немного пугающая, с таящимися в углах жителями и нависающими громадами, ставшая чуждой, едва вычерченная редкими огнями и звёздами. Тускло светящиеся стрелки на наручных часах, перешагнув одна через другую. Внимательный взгляд мимо раскрытой книги. Неверная тишина, прерываемая отдалёнными шумами, шорохами и шелестами. Спустя некоторое время, из бокового помещения вышел часовой с фонарём, что сегодня отвечал за закрытие дверей. Заметив силуэт, он остановился, рассматривая.
– Ты чего здесь. – незнакомый голос.
– Да так. Охране помогаю. – прикрывая глаза от света, а затем просто отвернувшись.
– Уу. – узнав домочадца, Стрелок прошёл мимо.
Проверка решёток на окнах, подключение сигнализаций к датчикам, заслонка сквозь крутящуюся дверь, отгораживаясь от улицы. А закончив, остановился, снова наведя фонарь, но теперь уже в тусклом режиме, вдобавок прикрывая рукой.
– С пополнением.
– Ага. – без энтузиазма. – Не привязывайся. Он здесь не на долго.
– А ты собрался стать бываком. – с ожесточённым весельем.
– Вашему брату такое не светит. – огрызнувшись.
– Зато, мы не сидим в темноте, сожалея об упущенных днях. – с прежней весёлостью.
– Сожалея? Это передышка! Только вчера гулял сразу с двумя. Грудастой и синеволосой. А на той неделе было ещё три.
– Тогда, почему ты здесь, один?
– Свободные отношения. – ухмыляясь, но затем опустив взгляд.
Стрелок остался стоять. Дважды вскидывая острый взгляд, и дважды не находя что сказать, Женя спрыгнул с ящика, и назад, к лифту.
– Знаешь. А ты можешь нам кое-чем помочь.
– Ты знаешь где мой цех.
– Не твоя работа. Именно ты. – вкрадчиво и вдумчиво, по-прежнему не сдвинувшись с места.
Короткое раздумье, короткий взгляд на силуэт в тени, короткое движенье ногой по чистому полу. И наконец решившись, развернулся. Указав лучом света, Стрелок пошёл туда, откуда появился. За неприметной деревянной дверью, была другая, армированная листами и прутьями железа. Самодельные лестницы уходили вверх и вниз, через пробитые в перекрытиях лазы. Там и тут, среди ящиков и старых шкафов, за перегородками из ткани и досок, ютились бойцы. Небольшие уголки обжитости, среди складов разного барахла. Дойдя до середины правого крыла, и свернув к замурованным окнам фасада, Стрелок остановились возле особенно большого стола. Собранный из частей другой мебели и водружённый на сварную раму, но был весь заполнен раскрытыми книгами.