Ни о каких тайнах и болях трубкинской души Петя Мельников не знал и не подозревал. Он только слыхал от различных людей, что второй заместитель — личность «довольно пустотелая», так как своего собственного мнения ни о чем не имеет. Но сегодня именно от этой «пустотелой личности» Петя узнал поразительную новость, которая скоро стала всем известной: вместе с делегацией крупных деятелей советского машиностроения Петр Семенович «в самом непродолжительном времени отбывает в заграничную командировку — в социалистические страны».
— Да-а… товарищи дорогие, данная оч-чень ответственная командировка оторвет от нас Петра Семеновича уж самое меньшее на полтора-два месяца!.. — с протяжным вздохом говорил ВасяТрубкин, приостанавливаясь то у одного, то у другого стола.
— Что, Петенька? — покровительственно спросил он, приостановившись. — Вы, кажется, встревожены, юноша?
— Да… знаете, как-то вдруг, совсем неожиданно… — не сумев скрыть своей растерянности, признался Петя. Ему некогда было подумать, почему так сочувственно обратился сейчас к нему Вася Трубкин, с которым все разговаривали только по случайному поводу.
— Понимаю вас, юноша, понимаю! — с тем же сочувствием продолжал Трубкин. — Мы ведь слышали и читали, что вы какую-то необыкновенную бригаду организовали… так сказать, в помощь будущей автоматике. Торопитесь, действуйте, пока наш «главный» еще здесь, с нами, грешными душами!..
— Я и без вас это понимаю! — расстроенно откликнулся Петя и вдруг, несмотря на все свое беспокойство, заметил в глазах Трубкина злобненькое удовольствие и понял: второму сковородинскому заместителю действительно доставляло удовольствие в связи с отъездом Петра Семеновича возбуждать в людях беспокойные предчувствия — он еще и еще приостановился у некоторых столов и так же с «сочувственным» видом о чем-то предупреждал и что-то советовал. Если бы у Пети Мельникова было больше житейского опыта, он бы понял; толстячок Вася Трубкин, которого не брали в заграничную командировку, срывал обиду на людях и их обстоятельствах.
После работы Петя, крайне встревоженный, передал новость Грише.
— Знаешь, придется мне поторопиться… Чертеж не сегодня-завтра у меня будет готов… и тут же надо выложить Петру Семеновичу мои, а значит, и наши технические предложения по узлу «Д».
— Конечно!.. Важнейший вопрос! — одобрил Гриша.
Мысленно он добавил, что этот разговор Пети с «главным» следовало бы провести значительно раньше, но не захотел обидеть друга. Все члены будущей «семерки» точно знали: после работы, как на службу, Петя отправлялся к Сковородиным — заниматься с Галиной, или, как по-своему иронически уточнял Гриша, «подтягивать ее к проходному баллу». Теперь, после семейного торжества у Сковородиных в честь новоявленной студентки, Петина «служба» кончилась, и времени у него оставалось больше.
Вскоре, собравшись у Мельниковых, Гриша, Матвей, Сева и Миша (братья-«чибисы» были на тренировке) еще раз выслушали техническое предложение Пети, «дотошно и с придиркой», как серьезно пошутил Матвей, проверили его расчеты и чертеж. Все снова и снова сошлось. И было уже неопровержимо ясно: узел, обозначенный на сковородинском чертеже буквой «Д», можно перестроить и упростить, что для будущей автоматической линии имело большое значение.
— Откинем лишнее, перестроим, упростим, а в автоматике это даст замечательный выигрыш во времени, экономию сил, экономию металла! — восторгался Гриша.
— Прежде всего нам надо получить одобрение Петра Семеновича, а в этом я совершенно не сомневаюсь, — уверенно сказал Петя.
Матвей, Сева и Миша тоже поддержали эту уверенность. Матвей со свойственной ему спокойной обстоятельностью тут же пояснил, почему он лично неколебимо уверен в успехе Петиного разговора с «главным»
— Мы, как скульпторы, — гордо приосанился Сева, — снимем оттиск с этого упрощенного нами узла и сделаем его абсолютно вновь, дадим ему вторую жизнь…
— А наша первая автоматическая, по сути дела, получит, как бы в наследство, уже проверенный нами производственный процесс создания этого узла! — с довольным видом дополнил Матвей.
А Миша Рогов так восхитился, что даже по-мальчишески звонко захлопал в ладоши.
— Вот это здорово получится! Ведь, создавая заново все детали этого узла, а потом собирая его, мы пока что начерно уже представляем себе, как будут они проходить по пути нашей первой автоматической!.. Верно я говорю, Петя?
— В общем, конечно, верно, — радостно улыбнулся Петя. — К этому мне остается добавить: произведя сызнова этот начальный узел, мы пустим его на первую нашу автоматическую действительно с хорошим наследством, как Матвей сказал!.. А в чем оно заключается, это наследство?
Петя сияющим взглядом обвел знакомые лица.
— А оно заключается вот в чем: благодаря этому опыту создания «второй жизни» — это ты, Сева, хорошо сказал! — мы, бригада, в более короткий срок сможем упростить производственный процесс и на автоматической линии!
Все снова склонились над Петиным чертежом, и разговор, как отметила про себя Марья Григорьевна, перешел уже на практическую линию: как лучше начать Пете разговор со Сковородиным. Сева предлагал Пете «воспроизвести» перед Сковородиным все их «коллективные мечтания вслух».
— Вообще говори с ним, как наш «романтик от автоматики»! — горячо говорил Сева. — Мне, например, чрезвычайно нравится твое выражение, что наша автоматика уже по небу летает, и как же, понимаешь, мы всё на земле можем ею распоряжаться… а, верно?
Матвей, напротив, советовал «романтикой и вообще разными украшениями в разговоре не увлекаться».
— Ты, Петя, просто и серьезно объяви тему разговора, а затем разверни свой чертеж и скажи, что мы его поняли, приняли и считаем полезным для дела. Вот так именно и отчекань!
Марья Григорьевна, как обычно, сидела в сторонке, неслышно занимаясь своим делом, не вмешиваясь в шумную беседу друзей. Матвея Кувакина она знала сравнительно недолго, но уже составила о нем определенное мнение: Матвей живет не минутными настроениями, а продуманными решениями. Его совет Пете, эти так решительно подчеркнутые слова особенно понравились Марье Григорьевне. Улыбнувшись Матвею, она обратилась к Пете:
— По-моему, сынок, совет Матвея очень правильный. Я вот так себе и представляю твою деловую беседу с Петром Семеновичем: все в ней серьезно и просто. А на случай, если бы он спросил тебя, как относится к делу будущая бригада, ты можешь рассказать, как друзья обсуждали твой чертеж и вообще план будущих работ.
— Конечно, мама! — радостно блестя глазами, согласился Петя.
Этот же свет радости мать весь вечер видела в его взгляде, в голосе, в каждом слове, обращенном к друзьям. Сегодня Марья Григорьевна особенно уверенно думала, что из ее сына должен выработаться крупный инженер-машиностроитель еще и потому, что Петя совсем не торопился «входить в должность», чему немало удивлялись знакомые. Окончив институт, он, как и в годы юности, некоторое время работал в тех цехах, где осваивалось новое техническое оборудование, а потом стал чертежником у Сковородина. «Очень важный курс практики, мама, перед тем, как уже самостоятельно руководить!» — говорил ей Петя. Как он походил на отца, унаследовав его вдумчивый, твердый и светлый характер! Удивительно, как он, восьмилетним потеряв отца, так хорошо помнил его!.. И ведь не случайно Сковородин обратил внимание на Петю и взял его к себе. А сколько раз Петя рассказывал матери, какие его чертежи Сковородин особо отмечал в приказе за высокое их качество!
«И сейчас все будет хорошо», — уверенно думала Марья Григорьевна.
Утром она спросила Петю, когда он будет говорить со Сковородиным.
— Да сегодня же, — ответил Петя. — У него времени мало остается до отъезда, но й нам незачем время терять, пока он будет в командировке.
— Конечно, конечно!
Рабочий день уже кончался. Вот-вот должен был прозвонить звонок. Именно эту минуту и назначил себе Петя для разговора со Сковородиным: все разойдутся, и говорить с ним будет свободнее.
