«Вот кто изменился, так это Паола. Сразу после замужества она стала обвинять его в душевной черствости. Иными словами, в том, что для него важнее всего итальянское радиотелевидение. Ей и в голову не приходило, что Джанджиджи Шпагароло стал любимым ведущим Жаном Луи Шпагой только потому, что он всячески ублажал зрителей, а уж если ты скачешь на льве, то держись. Упадешь — разобьешься в кровь».

Шпаге казалось, что Паола должна была понимать, нет у него времени и сил для долгих вечерних чаепитий и бурных страстных ночей. Может он хоть дома, черт возьми, наконец, расслабиться!

Тогда незачем было жениться, возражала Паола.

Да, но жена нужна. Это и престижно, и защищает от безумных выходок кретинок, готовых любой ценой окрутить тебя.

К тому же вначале он Паолой всерьез увлекся, и только это ее оскорбительное равнодушие и вечное недовольство отвратили его физически. А ведь у нее удивительные упругие груди — два большущих шара.

— К нам идет Пьерантони, — объявила Паола, которая через стеклянную дверь следила за маневрами машин, своими желтыми огнями пронзавшими туман.

Теперь она с любопытством смотрела, как Пьерантони вышел из машины, подошел к «феррари» мужа и провел рукой по капоту. Бедный полицейский лейтенант, ему, привыкшему к служебным «джипам», редко случалось видеть подобные роскошные «коляски». А сам он подъехал даже не на «джипе», а на «фольксвагене» времен всемирного потопа!

Между тем, вот такого Пьерантони она могла бы и полюбить. Он ничего из себя не строит, и ему, верно, начхать на популярность и на большие деньги. Она заметила, что на Джиджи он всегда смотрит с жалостью. На нее же с интересом. А какие у него красивые глаза! Не то что выцветшие глазки Джиджи. Об этом, еще молодом, приятном с виду, сдержанном лейтенанте она почти ничего не знала. Он с год тому назад женился. Интересно, кого он взял в жены. Спрашивать об этом Джиджи бесполезно; все, что не касается его лично, Джиджи не интересует. Она порадовалась, что на ней серый пуловер, обнажающий шею и приоткрывающий грудь, которая словно магнитом притягивает к себе взгляды мужчин.

У входа в дом Пьерантони внезапно помахал ей рукой.

Она улыбнулась в ответ и пошла ему навстречу. Но Джиджи ее опередил.

— Как хорошо, что вы пришли, Пьерантони. Входите, входите.

Шпага сразу приободрился. Этому полицейскому можно будет объяснить ситуацию. А главное, теперь тот примет нужные меры.

— Вот, посмотрите.

Снова, черт возьми, чужой человек прочтет, что его назвали «паяцем». Да, но полицейские же исповедники, утешился он. Пьерантони разглядывал лист на свету. Что он там надеется увидеть? Самая обычная почтовая бумага.

— Это первое письмо такого рода? — спросил Пьерантони.

Шпага повернулся к секретарю.

— Первое, — подтвердил Валенцано.

— А где конверт?

— Ах да, конверт! Он у вас, Валенцано?

— Я вручил вам письмо нераспечатанным, синьор Шпага.

Стали искать конверт. И наконец протянули Пьерантони белый прямоугольник. Только этот конверт по размеру соответствовал листу, сложенному втрое. Адрес на конверте был выведен черными печатными буквами.

— Адрес точный. Почерк уверенный. Составил человек, привыкший писать письма, — сказал Пьерантони. — Скорее всего женщина.

Он сравнил конверт и лист.

— Видите, почерк совпадает. А эти «ф» просто артистичны. Да и «ц» выглядит красиво. — Шпага впился полицейскому лейтенанту в лицо. «Неужели это он в насмешку?» Но Пьерантони был совершенно серьезен.

— Помните, вашей дочери тоже грозили? Тогда явно писал какой-то шизофреник. Тут совсем другой случай.

— Это просто шутка, не правда ли? — обратилась к нему Паола.

Пьерантони закусил губу. Его не на шутку встревожило это: «Ты обречен». Тут возможны серьезные неприятности.

— Вы политически активны? — спросил он.

— Сдалась мне эта политика! — фыркнул Шпага. — Я аполитичен, я агностик и занят исключительно своими делами. Я противник насилия. А это что, тоже преступление?!

— Ха, ха!

Этот смешок можно было истолковать и как знак одобрения остроте, и как признак смущения, и даже как несогласие.

— У вас сегодня вечером передача?

Все как по команде взглянули на часы.

— Мне пора ехать на студию, — ответил Шпага. Он опять побледнел и весь напрягся.

— Я выделю вам машину с охраной, — успокоил его Пьерантони. — Но скорее всего права ваша жена — это писала какая-нибудь рассерженная продавщица.

— А зрители в зале? Как вы проследите за зрителями в зале? — не успокаивался Шпага.

— Проверим пригласительные билеты.

— Пригласительные билеты? Да, но Джованни передаст свой билет Пьетро, Пьетро подарит его Марио… Что здесь можно проверить?

Тут он вспомнил, что раздал целую пачку пригласительных билетов участникам демонстрации. Но минуту спустя сообразил, что с письмом они никак не связаны. Только их недоставало, в этой чертовой истории!

— Мне тоже пришлось раздать немного билетов кучке крикливых юнцов, чтобы их успокоить.

Он не объяснил, что это были за крикливые юнцы, но подразумевалось, что это его неугомонные поклонники.

Пьерантони словно по наитию подошел к окну, посмотрел на светлый кузов «феррари» и спросил:

— Когда вам так разукрасили капот?

— Почему вы решили, что его разукрасили? — задал встречный вопрос Шпага, пытаясь выиграть время.

Пьерантони засмеялся.

— Место, синьор Шпага. Маловероятно, чтобы подобные борозды на капоте остались после дорожной аварии. Не думайте, полицейским машинам тоже достается во время демонстраций протеста и митингов!

Шпага хотел ему все рассказать. Но его разозлили живейшее любопытство секретаря — отличная тема для светских сплетен — и злорадное выражение на лице Паолы — вот-вот начнет ухмыляться. Он запнулся и на ходу придумал новую версию.

— Я нашел ее разукрашенной вчера вечером, когда без Эфизио съездил в «Макс-парфюмерию». Ворам не удалось снять предохранительный замок и в отместку они ее всю исцарапали.

— Ты ни о чем таком мне не сказал, — упрекнула его Паола.

— Да, но это же сущий пустяк.

В подтверждение своих слов Шпага громко рассмеялся.

Именно этот деланный смех и подсказал умудренному опытом Пьерантони, что синьор Шпага что-то утаивает.

Он собрался было задать еще несколько вопросов, но понял, что тем еще сильнее напугает Шпагу. Ведь пока ато всего-навсего анонимное письмо.

— Впрочем, ничего опасного тут нет, — подыграл он синьоре Паоле. И попросил разрешения позвонить в полицейское управление, чтобы выслали машину с охраной.

— Письмо я возьму с собой, синьор Шпага, — сказал он, прощаясь. — Перекушу и через полчаса тоже буду в студии. Наша машина будет вас сопровождать и на обратном пути.

— Так что успокойся, Джиджи! — с преувеличенно нежной улыбкой сказала Паола, радуясь тому, что он бесится от этого фамильярного «Джиджи», да еще в присутствии посторонних.

— Конечно, не беспокойтесь! Завтра все снова обсудим. До свидания, синьора.

Пьерантони поклонился хозяйке дома.

— Я вас провожу, — сказала она.

Подождала, пока муж и Пьерантони попрощались, и вышла в холл.

— Благодарю вас за заботу, дотторе, — обратилась она к Пьерантони. Она не говорила, а прямо-таки ворковала и при этом томно прикрывала глаза. Протянула ему руку и откинулась назад, чтобы Пьерантони мог по достоинству оценить ее тонкую талию и мощь упругой груди.

— Синьор Пьерантони? — Шпага вихрем ворвался в холл. — Синьор Пьерантони, — задыхаясь от быстрого бега, повторил он, — прошу вас никому ничего не рассказывать, особенно журналистам. Эти типы готовы из ерунды раздуть целую скандальную историю. А такая популярность мне только повредит.

— О, само собой разумеется, я пока ни с кем и словом не обмолвлюсь, — заверил его Пьерантони.

Он снова поклонился Паоле и поспешил к двери.

Минуту спустя «фольксваген» взревел как старый, больной астмой лев.

3