— Конечно. Он пришел к нам из поликлиники района Лейпциг-Норд с направлением, в котором констатировалось неоднократное раздражение слепой кишки. Клиническое обследование и анализы полностью подтвердили диагноз.

Гайер записал себе, что надо проверить картотеку поликлиники района Лейпциг-Норд. Кое-что пока неясно, но об этом позже, сейчас главное — не дать преступнику скрыться.

Майор не заставил себя долго ждать. Он привез фоторобот и предъявил его по очереди всем троим: Бергеру, Меркеру и сестре Марианне. Старший врач без колебаний сказал: «Он!», Меркер — тоже. Только сестра Марианна медлила.

— Что-нибудь не так? — спросил майор, заметив ее колебания.

— Да нет вроде. Он самый, больной Вебер, аппендицит. Но я вот что вспомнила. Вы знаете, у него был очень красивый загар. Такое впечатление, будто человек только что вернулся из отпуска. А может, просто работал на воздухе, в саду например. Так вот, я обратила внимание, что у него на лице есть незагорелые места. Здесь. — Она повернулась к Гайеру, который сидел ближе всех, и провела ему пальцем от уха до подбородка, с обеих сторон. — Я еще подумала: надо же, какой молодец — сбрил бороду, возможно даже окладистую. Я не выношу бородачей, — извиняющимся тоном добавила она.

— Сестричка, дорогая, да вы просто золото! — воскликнул Гайер. — Пойдемте, надо приделать ему бороду.

— Что вы, я сейчас не могу, — возразила она, бросив взгляд на старшего врача.

— Идите-идите, я там предупрежу.

В коридоре им встретилась Рози Хайдеке. Она удивленно посмотрела на долговязого обер-лейтенанта и радостно шагнула к нему. Он улыбнулся в ответ, но тотчас же мотнул головой.

— Потом. Сейчас нет времени. Я позвоню, как только сумею.

И он исчез за стеклянной дверью с надписью «Вход воспрещен».

— Ничего себе, убила бобра, — пробормотала Рози себе под нос. Правда, не похоже было, что она очень уж этим расстроена.

14

Мопед чихал, но она не обращала на это внимания: едет и слава богу, лишь бы поскорее. Погода чудесная, а у нее сегодня первый день отпуска! Еще каких-нибудь полчаса — и она доберется до его коттеджа. У нее были основания надеяться, что после этого отпуска она оставит лагерь незамужних и пополнит собою ряды людей семейных. Хватит уж разговоры-то говорить, хватит выслушивать ехидные замечания от родных и знакомых, да и от сослуживцев. А что — крыть нечем! Ей самой скоро тридцать, он тоже не молодеет.

Пестрая косынка трепетала за спиной. Светлая рыжеватая прядка выбилась наружу и лезла в глаза. Поэтому она поминутно встряхивала головой или пальцем подтыкала волосы под косынку.

Не доезжая до Кляйн-Йены, пришлось затормозить: железнодорожный шлагбаум был опущен, и перед ним уже выстроились цепочкой легковые машины. Хорошо зная эти места, она съехала на обочину, свернула у шлагбаума направо и покатила через Грос-Йену, правда, по брусчатке. Чемоданчик на багажнике подозрительно подскакивал, но кожаные ремни с честью выдержали испытание тряской. На мосту через Унструт скорость ограничена, всего 10 км/ч, однако она оставила это предупреждение без внимания. Толстые брусья так и застучали под колесами.

Ну и удивится же он, увидев меня сегодня! — подумала она. Ведь еще целый день удалось выгадать. По идее, если он разделяет ее чувства, то должен обрадоваться. Он уже десять дней один в коттедже.

На выезде из Грос-Йены дорогу запрудило овечье стадо. Гудеть без толку, нервничать тоже — овцы все равно не посторонятся, а пастух даже ухом не ведет. Шлагбаум наверняка давно подняли, и весь этот крюк не дал никакого выигрыша во времени.

Чуть поодаль высилась над виноградниками крепость Шёнбург. Здешние места, как всегда, заворожили ее, должно быть, виноградники источали некие флюиды, и потому каждый приезд сюда становился событием.

Когда она въехала во Фрайбург, на асфальтированном шоссе появились те самые легковушки. Она направилась к Рыночной площади. У кафе-мороженого, как всегда, стояла очередь. В киоске торговали сардельками. Она остановилась возле заправочной станции. К коттеджу лучше приехать с полным баком. Отсюда его уже видно: вон он, на склоне горы — белые стены, некрашеные деревянные ставни. Сюрприз так сюрприз, решила она, подъеду сверху, через лес, а не снизу, где Эрнст может заметить меня издали. Что, если он как раз дремлет на солнышке?

— Не пора ли проснуться, милочка! — сказал за ее спиной шофер грузовика. Бак был полон, бензин вот-вот хлынет через край. — Горючее-то денег стоит.

Она тронула с места. Знакомая лесная дорога. Летом, в сухое время, вполне сносная, но осенью и зимой бесчисленные выбоины и глинистая почва делали ее весьма коварной. Вдобавок колеи год от года становились все глубже, все разъезженней, никто ведь не думал привести дорогу в порядок. Под конец на довольно отлогом участке она выключила мотор и поехала по инерции.

Укрытая кустарником, она обвела взглядом прелестный дачный участок. У верхнего его края — коттедж с просторной террасой по фасаду, откуда открывается чудесный вид на Фрайбург и долину Унструта. Лужайка аккуратно подстрижена. Фруктовые деревья здесь прекрасно себя чувствуют и недурно плодоносят. Клумбы — за ними тщательно, с любовью ухаживала она сама — пестрели цветами. Давненько она тут не бывала, уже несколько недель приходилось работать по выходным. Она не первый год любовалась этим пейзажем и все равно каждый раз с жадным интересом высматривала новые травы и цветы.

Эрнста не видно. На участке его нет, в качалке тоже, хотя он не прочь покейфовать там после обеда. Наверно, в коттедже — читает или спит. Он говорил, что намерен как следует полениться.

И автомобиля тоже не видно. Наверняка стоит внизу, у крестьянина Кюне, который сдает им свою ригу, ведь с тех пор как его коровы перекочевали на кооперативную ферму, ни солому, ни зерно там больше не хранят. А Эрнст и доволен, что машина под крышей.

Из трубы вился легкий дымок. Значит, он дома, только непонятно, зачем в разгар лета ему вздумалось топить печку.

Она тихонько подкралась к коттеджу, чертыхаясь про себя, что гравий хрустит под ногами. Заглянула в окно — в кухонной нише его не видно. Обогнула дом и поднялась на террасу. Дверь распахнута настежь. Занавес из круглых деревянных бусин, который она своими руками смастерила прошлой зимой, не пропускал мух в комнаты. Плетеные стулья Эрнст вынес на воздух. Раскрытый зонтик сейчас, в полдень, давал совсем мало тени.

Она отвела занавес в сторону. Бусины громко застучали. Эрнст, который, сидя на корточках возле печи, жег бумаги, обернулся, как ей показалось, с испугом.

— Попался! — торжествующе воскликнула она, бросая вещи на лавку. — Секретные документы сжигаешь, да? Притом летом, когда это сразу заметно?!

Она ослепительно улыбнулась и вскинула голову, сдернув косынку. Весело взглянула на него. Однако на его лице особых восторгов не отразилось. Выходит, весь сюрприз насмарку.

— Сегодня приехала? — спросил он.

Радостная встреча, нечего сказать, мелькнуло у нее в голове.

— А что? — ответила она чуть раздраженно и тотчас же постаралась улыбнуться, решительно не желая портить себе настроение.

— Извини, — выдавил он и встал, чтобы обнять ее. — Здравствуй.

— Ты не рад, что я сумела вырваться пораньше?

Специально работала сверхурочно, и теперь у меня отгул.

— Ну что ты, конечно, рад, — поспешно сказал он.

— Особых восторгов я как-то не слышу. Ну да ладно, все еще впереди. Для начала надо переодеться. Жуткая жарища сегодня, по, по мне, в ближайшие две недели пускай так и будет. Может, съездим искупаться?

Она направилась к спальне, занимавшей правую часть коттеджа. Но не успела взяться за раздвижную дверь, как он кинулся наперерез, загораживая вход. Она опешила.

— Что это значит?

— Я же сказал: я думал, ты приедешь только завтра. Там чудовищный тарарам. Я не прибирал. Хотел заняться уборкой сегодня после обеда, чтобы завтра утром все было в полном ажуре. Так что, дорогая, сделай одолжение, посиди на солнышке, позагорай, а я наведу чистоту. Ну, будь хорошей девочкой, правда, мне совсем не хочется, чтоб ты видела этот бедлам. У меня там черт ногу сломит.