Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Подписал. Пришли на лайнер. Толпа у трапа, дежурная отрывает корешки. Принесли ведомость: йе…! Точно, как обещано, сто шестьдесят четыре души, сто тонн взлетная масса!

Так. Где ж они их успели наскрести?

А бортинженер уже дозаправил по моей команде, и об этом никто не знает… и знать не должен.

- Что делать будем, Василич? - Второй пилот вопросительно посмотрел на меня.

- Что, что… Надо урезать загрузку. Отминусовать ручную кладь… может, груз есть - часть груза… Учить тебя, что ли. На ВСУ спиши…

Второй пилот стал химичить. Топлива меньше быть не должно, значит, запишем меньшую загрузку. Нам бы только выполнить этот рейс, а там исчерканные бумаги перепишем начисто - и кто там раскопает, что взлетали с превышением разрешенного взлетного веса на тонну.

Или что - делать задержку, сливать тонну топлива, позориться, а после всего этого лететь с полупустыми баками? Двадцать девять тонн?

Через пять минут второй пилот протянул мне ведомость, где было записано, что в последнюю минуту произошли изменения загрузки: снято несколько пассажиров и часть груза. И кому какое дело, почему их сняли. Все: взлетная масса сто тонн, и топлива записано тридцать.

Эх… Не совсем так исправил, как бы мне хотелось… но ладно, потом разберемся.

Когда Ту-154 создавался, его рассчитывали эксплуатировать на трассах протяженностью где-то две с половиной, ну, три тысячи верст. А нас судьба заставила летать без посадки на Москву, три шестьсот. И без нарушений летать на этом лайнере на нерасчетную дальность - ну никак не получается.

Как-то так на проклятом Западе научились делать самолеты с дальностью и пять, и семь тысяч - не километров, а миль! А миля - 1852 метра, считай, две версты.

Хвалим мы свои самолеты, хвалим по инерции. Выше всех, дальше всех, быстрее всех! Так вот… дальше всех-то и - пшик.

Да лайнеры наши надежны. Да, лайнеры наши красивы. Но лайнеры наши требуют экипажа в пять человек. И - бесконечные составы с горючим. Это… как парусники против теплоходов. Красив парусник, но неэкономичен, причем, по всем статьям: и по количеству членов команды, и по времени пути, и по регулярности, и по всепогодности… и ушли они в историю.

И чудо советской авиации, сверхзвуковой лайнер Ту-144, с его безмерными аппетитами, сожрал сам себя и тоже ушел.

Вот и заставила экономика наш авиапром попытаться на ходу заменить двигатели на самом массовом нашем лайнере, Ту-154, а их, этих машин, летали ведь сотни. Да только особого эффекта так и не получилось. Двигатели наши, хоть и надежные, но это - вчерашний день авиации, они создавались в шестидесятые годы, а летать на них приходится до сих пор. И другие, более экономичные - такой же вчерашний день. Поэтому-то - и ни по какой другой причине - авиакомпании норовят закупить изношенные "Боинги", и как бы ни были дороги запчасти к ним, все окупится огромной экономией немыслимо дорогого нынче топлива. Ведь расход топлива у импортных самолетов практически вдвое меньше, чем у наших, и он у них и тогда был вдвое меньше, когда мы норовили научить мир жить по нашим теориям.

Взлетели мы на новенькой "Эмке" и потопали на Москву. Самолет как самолет, мы быстро освоились с незначительными изменениями компоновки кабины, расходомеры показывали не шесть триста тонн в час, как мы привыкли, а пять четыреста, для первого часа полета это было прекрасно, и скоро мы обустроились как на старой доброй "Бешке", как ни в чем не бывало. Ветерок оправдался, по расчету оборачивалось пройти где-то четыре двадцать… Топливомер показывал приемлемую цифру, от сердца чуть отлегло… курицу принесли…

После курицы штурман взялся за расчеты.

- Так… По пять тонн в час - получается, сожжем где-то… ну, двадцать две… нет, не верится… ну, пусть двадцать три тонны. Останется семь, это на час с лишним. Если что - до Горького свободно хватит. - Филаретыч отложил в сторону старую верную навигационную линейку. - М-да, хвалили "Эмку", хвалили, а жрет-то не слабо. Ну, чуть поменьше "Бешки".

- Алексеич, как расход? - обернулся я к бортинженеру.

- Так это… пока по пять сто кушает, - рука инженера чуть стащила рычаги на себя.

- Ничего, скоро залезем на одиннадцать шестьсот, там будет поменьше.

- Мужики говорили, к снижению у нее расход вообще четыре с половиной.

- Ага, а на снижении - так вообще ноль, даже наоборот, она еще сама топливо вырабатывает и в баках накапливает, - добавил второй пилот.

Экипаж заржал.

- Будем торговать после посадки. На бутылку наторгуем.

- А вот кому керосинцу, ТС-1, по дешевке?

- Самим бы просить не пришлось… губу раскатал. - Бортинженер снова сдвинул на себя рычаги. - Ты лучше погодку прослушай.

Погодка, серенькая такая, держалась. После обильных дождей влажность в Подмосковье стояла высокая, и по утрам землю накрывали радиационные туманы - туманы выхолаживания. Да и днем видимость не очень-то улучшалась, чуть выше минимума. Дымка стояла; чуть больше тысячи метров видимость во Внуково, тысяча в Домодедово, тысяча сто в Шереметьево, две тысячи в Горьком…

- Ты давай-ка, Витя, возьми Питер. Мало ли что. Он - за фронтом, надо посмотреть ветерок, там условия совсем другие. Давай.

Витя защелкал переключателями дальней радиостанции.

- В Питере десять кэмэ, - доложил он через пару минут, - ветерок… плохо слышно, но слабый, пять метров. Поближе подойдем, по УКВ возьму.

- Ну, хорошо, хоть там погодка есть. А то это Подмосковье… гнилой угол… прибываем к восходу, как бы туманчик не лег.

Из дому мы взлетели с восходом и шли наравне с солнцем на запад, и московский восход ожидал нас утренним выхолаживанием. Известно же, что самая низкая температура наблюдается аккурат перед восходом солнца. При такой влажности достаточно понижения на один градус - и вот он, туман.

Вошли в горьковскую зону, и диспетчер запросил:

- 85704, ваш минимум, запасной и остаток топлива на ВПР?

Мы переглянулись. Как известно, такие вопросы задаются, когда погодка на аэродроме посадки угрожающе ухудшается. Диспетчеры должны знать возможности каждого борта: кто имеет минимум пониже и успеет сесть, а кого сразу отправить на запасной; притом еще, кого куда угнать, в зависимости от того, у кого сколько топлива осталось.

Филаретыч глянул на топливомер и доложил: - Горький, я 85704, минимум командира 60 на 800, запасной - Горький, остаток получается… на час двадцать.

- Так, ребята. Началось. Витя, давай-ка, собирай погодку по всей зоне…

Не успел я договорить, как Горький снова вызвал нас:

- 704-й, Внуково закрылось туманом, триста метров, в Шереметьево туман восемьсот, Домодедово ожидает на час туман четыреста. Ваше решение?

Земля частенько подкидывает экипажу такие вот задачки на скорость. - Сколько там осталось по группам?

- Да почти десять тонн. Но - жрет!

- Так… идти сорок минут. Три тонны. Семь на ВПР останется. Доложи решение: следуем в Домодедово, запасной Горький.

На снижении Внуковский подход огорошил: - 704-й, Горький дает туман, видимость семьсот. Прогноз на час - триста метров! В Домодедово пока тысяча.

Вляпались. Прогноз запасного не оправдался. Ну, гнилой угол!

- 704-й, ваше решение?

- 704-й, следую на Домодедово. Если что - до Пулкова топлива хватит.

- Хорошо, 704-й, в Пулково погода: ясно, видимость десять, ветер сто двадцать градусов, пять порывы семь. Какой у вас остаток на ВПР?

- Шесть тонн. На час десять.

- Работайте с Домодедово-кругом, всего хорошего.

Немного мы не успели. Только вышли на связь с кругом, Домодедово закрылось. Туман-то всего семьсот метров, была бы ночь, огни бы его пробили, но днем огни бесполезны: все залито светом, все в мареве, и огни растворяются. А мой минимум по видимости на посадке - восемьсот. Надо уходить. До Ленинграда 600 км, лететь почти час, ну, машина уже легкая, меньше 80 тонн, расход будет где-то 4500, а положено, чтобы, когда самолет придет на запасной, у него в баках еще плескалось топлива на полчаса: а вдруг понадобится уход на второй круг, мало ли что.

47
{"b":"8438","o":1}