Не совсем еще понимая, каким путем того Полета достичь, я поступил в Харьковский авиационный институт… может, это была ошибка, потому что самолетостроение - это не мое; но ряд обстоятельств привел меня на втором курсе в институтский самодеятельный авиаспортклуб, в группу планеристов.
К тому времени, учась на первом курсе вечернего факультета, я работал на авиазаводе, где как раз осваивалось производство новейшего лайнера Ту-134, и там занимался в парашютном кружке, организованном на общественных началах. За зиму мы прошли теоретический курс, хорошо знали материальную часть и готовились к настоящим прыжкам. Дело стопорилось только возрастом: в парашютный кружок записались зеленые юнцы и девчата, вчерашние школьники, нам не исполнилось еще 18 лет.
Но возрастной ценз не мешал нам посещать парашютную вышку в парке Горького, которая работала без перебоев и где оседали почти все наши невеликие заработки.
Наши… но не мой. Группа дружно прыгала, а я… трусил. Под разными поводами, то сказавшись больным, то сославшись на занятость, я пару раз отказался туда ехать с группой, а сам тайно, окольными путями пробирался к вышке и часами сидел, прячась в кустах, борясь со страхом, проклиная свою слабость и презирая себя.
Девчонки из моей группы со смехом взбирались по лестнице на пятидесятиметровую высоту, с визгом вылетали из-за бортика, усаживались, как нас учили, в кольцевой лямке подвесной системы, ножки вместе, чуть согнуты в коленях, ступни параллельно земле…
Я, сгорая со стыда, в мучительной зависти, в страхе, что меня обнаружат, в комплексе неполноценности - наблюдал из-за кустов…
Что стоило: взять в кассе билет - полтинник! - войти в ограду, предъявить его - и наверх!
Но вышка работала по принципу ниппеля: туда - пожалуйста; обратно - только под куполом!
Я страдал. Ну почему я хуже девчонок, что во мне такое сидит, что не дает побороть страх? Почему я такой… неполноценный? Значит… значит, я никогда не стану настоящим мужчиной, смелым, отважным человеком… трус…изгой…
Ребята, загляните себе в душу. Особенно подростки. Многих мучают те же проблемы: личной смелости, мужественности, способности к подвигу… или неспособности. Как сложно бывает преодолеть свои комплексы. Каких судорожных усилий требует победа над собой, какими рывками иногда доказывает подросток окружающим свою личностную состоятельность, на какие рискованные поступки иногда отчаивается! Сколько их иной раз гибнет по неопытности, в порыве, из-за смещения приоритетов: что в жизни главное, а что нет. Через такие страдания и мучительную борьбу с собой проходит каждый, и не всякий находит тот путь, идя по которому, мальчик постепенно становится мужем, защитником, личностью.
Идите в авиацию. Это - тот путь. Тут вы все докажете - и себе и другим.
Я вспоминал, как в восьмом классе впервые решился броситься с вышки в воду вниз головой. Победил же себя! Страшно только первый, самый первый раз, потом уже все - ты победил страх!
Но всему приходит конец. Девчонка из параллельной группы, которая мне тайно очень нравилась, случайно обнаружила меня возле вышки:
- Ну что, выздоровел?
ВыздоровелСгорая со стыда, что ОНА может заподозрить меня в трусости, взял я два билета, и мы шагнули за ограду. Все: путь назад отрезан. Холодок сверлил внизу живота, ноги стали ватными… но я полез наверх.
На что только не подвигают нас женщины!
Длинная цепь лестниц вышибла дыхание, а с ним как-то улетучился и страх. Когда я вылез на площадку, едва дыша и только успев заметить, что там стоят несколько человек и среди них пара знакомых лиц, - я почувствовал, как на мне защелкиваются карабины подвесной системы… ножные обхваты… грудные… Два дюжих парня сноровисто оправили лямки и подтолкнули меня к открывшемуся проходу в балюстраде. Парашют, подвешенный на тросе к концу длинной балки, тянул в пропасть. Чем ближе подходил я к манящему и пугающему краю, тем сильнее подгибались коленки, и к порожку я подполз чуть не на корточках.
Пош-шел! - и помогли руками.
Шаг в пустоту, короткое, на вдохе, "Х-х-х!" - рывок! Ноги взлетели выше головы. Я повис под куполом; блоки визжали, противовес внутри вышки поднимался мне навстречу.
И это - все? И этого я боялся? Стыд, пережитый страх волной ударили в голову; уши горели. Восторг победы охватил меня.
А внизу уже ждали два парня, чтобы подхватить растерявшегося "перворазника".
Щас! Я мигом вспомнил науку, уселся, взялся за лямки, распустил взгляд по горизонту… какой горизонт - уже деревья выше меня…вот, вот, вот… подтянуться на лямках! И я мягко, чуть с приседом, приземлился. Противовес поддернул вверх, парни удержали…
Все. Дальше я занялся тренировкой. Прыгал и "ласточкой" и в группировке, с балясины, спиной, фраерски закрывая за собой сдвижную дверцу и вися над пропастью. Да какая там пропасть. Хотя… близость земли пугает больше, чем огромная высота.
Скоро я стал своим человеком на вышке. Не знаю, сколько прыжков совершил… да сотни - школа эта пригодилась потом, когда прыгал с самолета: проблем с преодолением страха уже не было.
Страх свойствен любому живому существу. Не было бы страха - жизнь погибла бы. Но человек на то и Человек, чтобы уметь победить страх разумом и волей. Из маленьких побед над собой складывается характер. Хорошо, если победу над страхом увидят со стороны и похвалят. Похвала сразу снижает уровень напряжения - "чего боялся-то" - и ложится кирпичиком в фундамент уверенности в себе. В похвале не нуждаются только безумцы.
Та девушка, наблюдая мои выкрутасы на вышке, потом обронила:
А ты, оказывается, смелый…
Пока подходили мои ожидаемые 18 лет, я записался в планерную секцию; всю зиму мы изучали теорию полета, а к лету начали выезжать на планеродром.
Материальная часть планеродрома представляла собой несколько планеров первоначального обучения БРО-11 и пару более тяжелых двухместных КАИ-13 "Приморец".
Двухместных? А БРО-11 сколькиместный?
А БРО-11 был одноместный. То есть, в первый свой полет человек отправлялся один, сам.
Планер, весом конструкции 53 кг, представлял собой несколько палочек, соединенных друг с другом хитрым способом, перемычек и проволочных растяжек. Сверху устанавливалось и укреплялось подкосами крыло из тонкой фанеры, оклеенной материей, под ним располагалась табуреточка на досочке; ноги ставились на качающуюся палочку с проволочками, между ног курсанта располагалась ручка управления - палочка с шариком наверху. Сзади тряслось хвостовое оперение; рули и элероны приводились в движение такими же проволочками через качалочки. Все сооружение стояло на узкой вертикальной лыже, как на ноже.
Хранились планеры в специальных авиационных контейнерах, один из которых служил нам укрытием от дождя и помещением, в котором проводились разборы полетов.
Планер утром в разобранном виде вытаскивался из контейнера, и инструктор наш, четверокурсник Паша Зайцев, с нашей помощью его собирал. Крыло надевалось на центроплан, уши входили в вилки, морские болты контрились булавками из упругой проволоки. Растяжки закреплялись аналогично крылу, стягивались тендерами, и по мере их натягивания аппарат начинал гудеть, как большой контрабас, причем, тон слева и справа должен был быть одинаковым. Планер настраивался перед полетом, как рояль перед концертом.
Музыка и Полет объединились в моем понимании именно в образе примитивного, схематичного, низкополетного планера первоначального обучения.
Сначала мы учились балансировать. Нет, это был не дельтаплан, на котором все управление сосредоточено в перемещении центра тяжести. Здесь было жесткое крыло и хвостовое оперение, элероны и рули - все как на любом самолете. Но надо было понять, прочувствовать седалищем, как исправлять крены и выдерживать направление.
Планер ставился против ветра на небольшой бугорок, и курсант (в авиации любой, кто первый раз знакомится с небом, именуется "курсант", а кто переучивается на новый летательный аппарат - тот уже "слушатель") учился, впервые в жизни: как только возникнет крен, тут же отклонять ручку в противоположную сторону. Сначала запаздывал, и планер неизбежно ложился на крыло; мы выравнивали его, потом, через несколько попыток, обычно три-четыре, обучаемый уже не давал аппарату заваливаться. Так вырабатывался рефлекс.
