Бармен: И как же это разрешается?

Старик: Опять только внутренней интуицией: или я внутри себя полагаю, что в жизни есть смысл и этот смысл – безусловный, или – нет.

Бармен: Безусловный, то есть существующий вне зависимости от меня?

Старик: …и наполняющий собою всё мироздание, а значит, меня обнимающий, включающий в себя. Просто многие этот смысл ограничивают и сводят к некой утилитарности…

Бармен: А он именно потому смысл, что всеобъемлющ?

Старик: По крайней мере, я так полагаю, и у меня по-другому не получается. И важно то, что все эти три категории, которые оправдывают этот смысл, друг без друга не существуют, но каждая узнаваема и ощущается отдельно, каждая сама по себе, а образ восприятия – один.

Бармен: Почему это так важно?

Старик: Потому что, как мне кажется, это образ Троицы, который можно прочувствовать через самого себя. Был один киник, то бишь циник, как и ты, один из основателей этой самой кинической школы. Звали его Диоген.

Бармен: Который попросил подвинуться Александра Македонского, чтобы не загораживал ему солнце?

Старик: Он самый. Но ещё он знаменит тем, что днём ходил по улицам Афин с фонарём, утверждая, что ищет человека.

Бармен: Нашёл?

Старик: Похоже, что нет. Но вот один из его последователей, Понтийский Пилат…

Бармен: А он тоже был киником?

Старик: Говорят, что да. Так вот, он как-то вывел перед беснующейся толпой одного ненавидимого этой толпой Проповедника, изувеченного пытками, и громко объявил: се, Человек! (Ин. 19:5).

Бармен: Вы хотите сказать, что он нашёл ответ на вопрос своего предшественника?

Старик: Почему бы нет? Вряд ли он это сознавал, но как такое не сопоставить? Тем более что этот Проповедник Сам о Себе говорил очень даже интересные вещи…

Бармен: Какие?

Старик: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14:6).

Бармен: «Я есть истина»? Христос есть Истина? Вы верите, что Он – Бог?

Старик: Разумеется, я же православный христианин. А любимый Его ученик сказал о Нём: Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин. 4:16).

Бармен: Бог есть любовь?

Старик: Да. А ещё Он – Творец. Без этого определения, если рассуждать о Боге, никак не обойдёшься. С этого начинаются наши представления о Нём: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1), – это самая первая строчка Священного Писания.

Бармен: То есть Вы утверждаете, что Бог есть Творец, Любовь и Истина?

Старик: И то, что человек, созданный по образу своего Творца, несёт в себе все эти три категории, для меня тоже очень важно. И важно также то, что всё это соединено в личности Иисуса Христа.

Бармен: Задели Вы меня за живое… Теперь я попробую сам ставить вопросы, а Вам придётся укладывать на них ответы…

Старик: Ретивое взыграло? Ну давай, ставь!

Бармен: Никак не могу до конца понять, что из перечисленной Вами триады подвигло молодого человека пожертвовать своей жизнью ради незнакомой девочки? Тем более что он сознательно и цели-то такой – погибнуть ради неё – не ставил. Явно же – не поиск истины или жажда творчества. Значит, любовь?

Старик: А что тебя смущает?

Бармен: В любовь вера подорвана: это русские придумали, чтоб денег не платить. Шучу, конечно. Мне кажется, что содержание термина «любовь» очень размыто и имеет множество нюансов…

Старик: А в чём размытость?

Бармен: В наличии множества определений и разновидностей, начиная ещё с древних греков: тут и супружеская любовь, и любовь к родителям, и к детям, и к Родине, и плотская и жертвенная… И даже любовь к пище, и ещё десятки других вариантов. Да и подход какой-то прагматический во всех этих трактовках: кто больше или меньше получает… Мне кажется, что все разновидности не сводимы к чему-то определённому.

Старик: Ну, наверное, любовь к вкушению пищи я бы из этого списка исключил. В конце концов, это сводится к банальному чревоугодию. Но в целом сущность тут одна. Даже плотскую страсть, хоть это и не совсем любовь, из этого списка не исключить. Для любви, наверное, необходима нравственная составляющая. А сострадание этому требованию отвечает.

Бармен: Но ведь не до такой же степени, чтобы жалость, внутренний душевный протест против несправедливости, против сиюминутной жизненной ситуации, отождествлять с любовью?

Старик: Ты имеешь в виду неожиданное столкновение с крайней опасностью, в котором оказалась спасённая девочка, и неравнодушие парня?

Бармен: Да.

Старик: Конечно, вдохновила молодого человека на подвиг любовь. Понятно, что эту девочку молодой человек не знал, но самое что ни на есть подлинное человеколюбие тут, безусловно, проявилось. Попробую пояснить, почему именно любовь можно смело выделить в данном случае из всех возможных вариантов. Любовь действительно многогранна в своих проявлениях. Но я бы не стал утверждать, что понятие это сильно размыто. Очень интересно: в русской крестьянской среде вообще практически никогда не употреблялось это слово. Крестьянка, хваля своего мужа, обычно говорила, что он её жалеет. Но это ведь и было подлинным проявлением любви.

Бармен: Да, тогда, в той среде, стеснялись нежных чувств…

Старик: Со стороны мужика это было сочувствием к тяжёлой женской доле. Действительно, одним из самых характерных проявлений любви является сострадание. Разве не сострадание к человеку привело Христа на Голгофу? Причём тут, как мне кажется, происходит полная актуализация термина: Христос страдает, сострадая человеку.

Бармен: Вы утверждаете, что сострадание есть проявление любви?

Старик: А ты с этим не согласен?

Бармен: Пожалуй, оспорить трудно…

Старик: Ко всему прочему, то, что совершил молодой человек, он сделал из чувства долга. А долг, хоть я его в начале нашего разговора слегка обругал, по моему пониманию, но категорически я на этом не настаиваю! – это остаточные, я бы даже сказал, рудиментарные проявления чувства любви человека к Богу. То есть всё, что делается из чувства долга, делается ради Бога.

Бармен: Возможно… Даже присказка такая есть: «Помогите ради Бога!»

Старик: А это, с моей точки зрения, и является подлинной любовью. Насколько это сознательно или бессознательно совершается, сказать не берусь, но это и не самое главное. Так что, как я понимаю, тут всё не размыто, а, наоборот, конкретизировано.

Бармен: Вы полагаете, что Вами приведены все возможные аргументы, придающие жизни смысл, которые позволяют и жизнью рискнуть? А, скажем, добро или доброта? Это понятие вроде бы сходно с любовью, но, как мне кажется, и шире, и глубже. И не так замылено.

Старик: Как раз добро, на мой взгляд, куда более объёмная и размытая категория. В древнесемитических языках «добро-и-зло» является идиомой – «всё-на-свете», и в этом смысле всё то, что хорошо, оценивается именно как добро. Но тут необходим ещё и нравственный ориентир, ибо в русской семантике это имеет и другой смысл, определяющийся как нечто материальное. Вплоть до того, что иногда это определяется даже как хлам. Говорят: «Вон сколько у него добра!» Соответственно, и любовь, и истина, и творчество – в полне вписываются в категорию добра, но сами по себе они более конкретны. К тому же у меня не получается соединить добро с личностью, а для меня это важно.

Бармен: А надежда, радость, мечта, счастье, которое для всех и даром? Общение, понимание, доверие, справедливость, равенство в высшем смысле этого слова? Может, эти понятия не столь глобальны и краеугольны, но тоже вполне могут претендовать на соответствие исходным условиям и вроде не сводимы к трём, выделенным Вами?

Старик: Отдавать жизнь за общение, понимание и надежду, мне кажется, как-то странно. За радость – тем более. Отдал жизнь, и ни радости тебе, ни надежды, ни общения. За мечту? – у топия. За счастье? – по-моему, мы это уже проходили в период строительства коммунизма, хотя, наверное, стоило бы поподробнее остановиться на само́м термине «счастье». Если его понимать как единую участь, единую часть с Богом, то поиск этого счастья приобретает иные очертания. Но если отдать за некое счастье жизнь – это будет самоубийством, и встречи с Богом ждать уже вряд ли придётся. Разве что отдать свою жизнь за счастье другого? – но это уже, как мы выяснили, любовь…