Старик: И что с того? А вера занимается миром духовным, и смею уверить, что система познания там обоснована ничуть не хуже, чем в науке.
Бармен: За научным познанием стоят университеты, лаборатории, эксперименты!
Старик: А за познанием по вере – монастыри, церковные Соборы. И есть ещё одна важная вещь: личный опыт каждого верующего. Есть даже книжка такая, изданная в начале 1900-х годов, автор Михаил Новосёлов: «Забытый путь опытного богопознания». Заметь: Бог может быть познан опытным путём. В Православии этот путь поверяется ещё и глубокими размышлениями.
Бармен: В науке есть чёткие критерии исследования полученных результатов, а как можно оценить религиозный опыт другого?
Старик: Вприглядку. Лицо праведника излучает свет. И это всегда можно соотнести с личным, пусть и очень скромным, но опытом. Ко всему прочему, есть опыт всей Церкви и её соборное сознание.
Бармен: По-моему, как-то неопределённо и зыбко.
Старик: Мне кажется, что большинство научных данных, полученных тобою в процессе твоего образования, которые ты принимаешь как данность, сам ты никогда не проверял. И тебе нет большой необходимости это делать, потому что ты вполне доверяешь своим предшественникам.
Бармен: Некий багаж научных знаний, вполне материалистических, к этому времени накопился у человечества. И это – благо, что бы ни считали некоторые, ибо живём мы в материальном мире.
Старик: Материалистическое мировоззрение мне не претит, ибо я вслед за князем Мышкиным из «Идиота» Достоевского и митрополитом Антонием Сурожским готов свидетельствовать, что Православие является подлинно материалистическим восприятием мира, ибо всерьёз относится к плоти – чает воскресения мертвых.
Бармен: Материалистическое мировоззрение не противоречит вере?
Старик: Вот и другого персонажа романа, Ипполита, это тоже изумило, когда он задумался о словах князя Мышкина. Спасение души важно именно потому, что оно в конечном итоге приведёт к спасению и оправданию плоти, ибо человек полноценен не духовно, а духовно-телесно – отсюда свойственное нам, православным, это самое «чаяние воскресения мертвых». И коль мы переживаем и празднуем Вознесение Господне, то ликуем потому, что плоть человеческая, сотворённая Богом, отныне восседает одесную Бога Отца в небесных сферах.
Бармен: Вы утверждаете, что Православие является материалистическим мировоззрением?
Старик: Я не от себя это сказал, а сослался на митрополита Антония и Достоевского и обосновал их взгляд. Но я бы не стал называть то мировоззрение, о котором говоришь ты, материалистическим – скорее, слегка научным, если рассматривать научность как благо. Ибо, по мысли Фрэнсиса Бэкона, знание приводит к Богу, полузнание удаляет от Него. А так как мы все, ныне живущие, учились уж слишком понемногу и чересчур как-нибудь и в наших головах чаще каша и сумбур вместо знания, то и мировоззрение нашего поколения назвать подлинно научным сложно.
Бармен: Тогда последнее. Вы утверждаете, что выводы о бытии Бога, от которых я оторопел в сегодняшней беседе с Вами, исходят из того, что в жизни есть смысл. Но смысл жизни имеют и атеисты: не раз встречал их утверждение, что смысл жизни – оставить о себе добрую память своими делами.
Старик: Замечательный психолог Виктор Франкл говорил о цепочке смыслов, позволяющей человеку вырваться из фрустрации смысла, то есть из опустошённого смысла, – это его термин. Но эта цепочка не доходит до самого конца – она бесконечно длящаяся. А бесконечность не может не привести к вечности, в которой пребывает Бог. Глубинные, последовательные атеисты признают, что жизнь бесцельна, случайна. Смысл жизни атеиста, о котором ты говоришь, отнюдь не является безусловным, а Евгений Трубецкой и Семён Франк разбирали именно самодовлеющий смысл жизни. Существует относительный смысл, который многих удовлетворяет, но мне как-то хочется по Пастернаку: дойти до самой сути![17]
Бармен: Если в Него веруешь…
Старик: Дело за малым…
Бармен: Осталось только поверить в Бога…
Старик: И в то, что жизнь имеет смысл…
Бармен: Да. Пожалуй, тут Вы нашли очень даже надёжную лазейку в мою душу, ибо если не признавать в жизни смысла, то и жить, получается, как-то проблематично… буду размышлять.
Старик: Что ж, успехов тебе в твоих размышлениях! О, да мы уже подъезжаем к Москве! Время мы с тобой, кажется, скоротали неплохо?
Бармен: Пожалуй, жалеть о том, что я оказался с Вами в одном купе, не буду… так что мой цинизм испарился. Всего Вам доброго!
Старик: И тебе всего хорошего!
Через три месяца Бармен покрестился. Но это уже был 1988 год, год 1000-летия Крещения Руси, когда в нашей стране стали возможными открытые беседы о Боге, а люди повернулись лицом к Церкви и в храмы потянулся народ.
Лет через десять Бармен впервые попал на Исповедь и вскоре стал алтарником в одном из московских храмов. Ещё лет через пять поступил в Николо-Угрешскую семинарию. Один из преподавателей за его острословие нарёк его поручиком Ржевским. По окончании семинарии в 2007 году его рукоположили во священника… В 2017 году отошёл ко Господу в результате ДТП…
День первый
Зачем нужен батюшка
Храм. 2014 год. Священник, бывший Бармен. Человек, пришедший на беседу, – Ищущий.
Священник: Добрый вечер. Чем могу служить?
Ищущий: Здравствуйте. Да вот, я крёстным хочу стать, а без беседы никто крестить не хочет, а у Вас время для беседы указано вполне подходящее…
Священник: А когда крестины грядут?
Ищущий: Недели через две…
Священник: Значит, у нас есть время, а то обычно приходят накануне, и поговорить почти ни о чём не удаётся. А зачем нужен батюшка?
Ищущий: Объяснить, научить…
Священник: Вообще-то, по моему глубочайшему разумению, батюшка нужен для того, чтобы ругаться. Если батюшка не ругается, то от него и проку мало – ни-че-го не объяснит. Вот я и приступаю к исполнению своих обязанностей… Ты когда в последний раз причащался? Прости, что на «ты», – это отнюдь не из неуважения – мне почему-то так легче…
Ищущий: С Вашего позволения, я останусь на «Вы» – мне так будет спокойнее…
Священник: Добро! Так когда ты последний раз причащался?
Ищущий: Лет семь назад.
Священник: Вообще-то это – один из самых оптимистических ответов, ибо чаще всего я слышу: никогда. А кушаешь-то ты каждый день?
Ищущий: Да.
Священник: А спишь?
Ищущий: Каждый…
Священник: А душ принимаешь? А причёсываешься? А зубы чистишь?
Ищущий: Ага…
Священник: Умничка! Прекрасная забота о туловище! А о душе? – Тьфу на неё, поганую?
Ищущий: Нет. Я молюсь…
Священник: А как?
Ищущий: «Отче наш» читаю…
Священник: Честно говоря, и это тоже из разряда великого оптимизма, ибо в наше время поговорка «Знает как “Отче наш”» не очень-то работает. Но всё-таки: это всё?
Ищущий: Ещё своими словами иногда молюсь…
Священник: Несмотря на то, что ты снискал у меня немало дивидендов, даже для яслей этого маловато будет, а пора уже в детский сад переходить, а лучше бы в школу. Правда, боюсь, сложновато тебе там будет…
Ищущий: Обласкали…
Священник: Ну я же говорю, что батюшка нужен для того, чтобы ругаться.
Ищущий: Гм, да, но возразить, в общем-то, нечего…
Священник: Меня радует, что ты не возражаешь. Понимаешь, молитва – это дыхание для души, то есть, когда я молюсь, моя душа дышит. Евангелие – это живая вода для неё же, родной, то есть, когда я читаю Евангелие, моя душа орошается живительной росой, пьёт животворную воду. Исповедь – баня для души, а Причастие – пища. Исходя из короткого общения с тобой, у меня возникло ощущение, что дышишь ты через соломинку… Никогда не пробовал? Попробуй – и поймёшь, что ощущает твоя душа от твоей молитвы. Судя по всему, Евангелие ты тоже не читал?
