1

14 декабря.

Почти сразу после попойки в баре, мы двинулись за город. Он впечатлил меня своими размерами. Тогда, по приезду, мы ехали сюда в потемках и я толком ничего не разглядел, но… На самом рассвете, это место играет совсем другими красками. Несмотря на пятиутровую рань, по улицам слонялось много людей, причем, людей совсем обычных, таких как беженцы в моем пункте, и, казалось, ни разу не державшие в руках оружие. Они шныряли туда-сюда и каждый был занят каким-то мелким делом: кто-то в стельку пьяный плелся из бара, еле держась на ногах, кто-то, только проснувшийся, шел, видимо, на работу. Как я вызнал у Корсара, большинство населения здесь «слишком криворукое, чтобы держать оружие», поэтому оно занималось сельских хозяйством. Собирало посеянный урожай, на еще сохранившей плодородность почве, выращивало “чистых” животных, которые потом шли в пищу и на продажу. Кто-то занимался созданием кустарных патронов для оружия, ввиду их дефицита, ремонтировал и модифицировал убитые временем пушки, кто-то воскрешал старые, доисторических времён машины, кто-то под патронажем Совета чеканил монеты, которые до этого я видел лишь вскользь. Были даже те, кто, смешивая разные травы и остатки медицинских преппаратов, экспериментируя с концентрацией того или иного компонента, создавали самые настоящие лекарства, которые вполне могли заменить производственные. Думаю, тот подозрительный барыга, что всучивал мне чудо-смесь «Буйвол» был одним из таких «травокуров», по определению того же Корсара. Кстати говоря, человеком он оказался не таким и страшным, как мне казалось сначала. На мое удивление, я и Егерь быстро с ним поладили, а Корсар каждый день все глубже и глубже погружал нас в реалии этого места. Оказалось, что город сталкеров живет только потому, что «каждая шестеренка этого механизма, строго выполняет свою цель». Охотники на вылазках добывают пищу и особей, которых можно разводить, охраняют город от монстров, а мирные жители, взамен, ведут сельскохозяйственную деятельность, выращивая будущую пищу. И так, вместе, они продлевают городу жизнь. На удивление, не было единого человека, который взял бы под свой контроль управление над этой системой. Корсар сказал, что всем здесь заправляет некий совет «старых пердунов», на собраниях которого принимаются почти все серьезные решения. Кажется, только ему позволено так называть глав города. Большим влиянием в Совете обладает Беркут, как оказалось, старый знакомый Егеря. Вообще, что-то слишком много знакомых, и темных пятен в его прошлом, которое он так тщательно скрывает… Как бы то ни было, приехали на базу охотников мы довольно быстро. Не успел я оглядеться, как Егерь почти за шкирку потащил меня к боевому полигону, украшенному полосой препятствий, мишенями и другими интересностями. Всю ту массу оружия, что мы вытащили у Рома на базе, Егерь быстро распродал ещё до нашего отъезда. И вот, мне стало ясно, куда он дел, вырученные за снаряжение деньги. Скоро в моем распоряжении оказались почти все виды огнестрела, из которых мне предстояло научиться стрелять. Автоматы, дробовики, снайперские винтовки, пистолеты… Работу с этим оружием я должен был изучить хотя бы на базовом уровне, иначе на рейде меня сомнут в гармошку. Но перед этим, Егерь начал изнурять меня тренировками. Отжимания, пресс, подтягивания — в разной комбинации, разной длительности и в разной форме… Бег. Сначала один, затем два, три, четыре километра, пока я едва не выплевывал свои легкие. Потом он учил меня рукопашному бою, основам и тактике движения. Изредка надо мной издевался Корсар, в два движения утаптывая моё уставшее тело в землю. Меня это не на шутку злило и бывало, я даже материл его. Но его моя реакция ни пугала, не обижала, а только веселила. Мне приходилось ой как несладко. Временами, я проклинал все это всей душой и надеялся, что ни в какой рейд мы не выйдем… Но, несмотря на это я шел вперед. Однажды, когда я весь выдохся и совсем не соображал, когда единственной мыслью было сдаться, я, вдруг, будто получил озарение. Понял простую, но верную мысль. Я ведь не могу просто так сдаться и бросить всё. Неужели этому дядя учил меня, с тех пор как вернулся? Неужели таким он хотел меня видеть? Слабым, безглазым и больным инвалидом? Я вдруг почувствовал, что если останусь таким жалким, то разочарую его. Он всегда учил меня тому, что уж лучше жрать землю, чес опустить руки и сетовать на жизнь. Я все хотел найти в этом дерьме крайнего и, наконец, понял, кто это… Я сам. Я сам допустил смерть всех друзей и родного человека, я не смог защитить их. И позволил обратить себя в нечто странное… Когда вспоминаю о той ночи, то очень боюсь. Каждый шорох, вой в ночи, сводит меня с ума, заставляет трястись, как подбитую шавку. Но… Но эти монстры должны поплатиться за содеянное…. За то, что сделали со мной… Я убью каждую тварь. Каждая должна будет сдохнуть в диких муках. Может Егерь и кровожаден, жесток и суров, но именно он смог открыть мне глаза на этот мир. И я не хочу, чтобы дядя думал, что потеряв его, я стал сопляком, который только и делает что ноет и прячется в угол.

Сейчас, я пишу это, за несколько часов до рейда, пока никого нет. Прошло уже два месяца, ударили морозы и выпал довольно глубокий, декабрьский снег. Теперь, благодаря сотням тренировок, я больше не тот сопляк каким был раньше. Я убью каждую суку, что встанет у меня на пути, выпотрошу их, в ответ за ту ночь. Осталось совсем немного…

2

Горизонт смыкал вихрь взбесившегося снега. Тусклый солнечный шарик тихо спускался, гася слабый, холодный свет, проникший во мрачные лесные чащобы. Они пестрели, сбросившими с себя листву березами, вечнозелеными елями, что укрылись своими иглами, будто щитом, обугленными, омертвевшими стволами, укрытые белыми, большими хлопьями, только выпавшего снега.

Кружили вороны, чёрными стрелами изредко решетя небо и своим карканьем разрывая могильную тишину сибирской тайги. Лес спал холодным, зимним сном.

— А, чертова скукота, — бросил Корсар, лениво посматривая на бесконечные, однотипные пейзажи хозяйки-зимы. — И сижки почти вышли… Что ты там чиркаешь, салага?

Даня встрепенулся, резко закрыл крохотную книжечку, сунул ее за пазуху зимней шубы.

— Да так… — замялся он, — заметки…

Корсар не ответил и сухо усмехнулся.

— Н-да… А ты что, песель? Ой, морда! А!

Зевс, обвившийся вокруг ног, будто змея, вывернул брюхо кверху, давая простым смертным возможность его почесать.

— Удивительно, что он к тебе так быстро привык, — отметил Егерь, дернув коробку передач. — Живика вот сразу невзлюбил…

КРАЗ чуть подался вперед.

Корсар откинул черные, будто смоль, отросшие по глаза тонкие локоны жестких волос, убрав их за уши.

— Ну, Живик-то мужик ушлый, пусть и добрый, почти как все его профессии. А я человек военный, простой, вот и пригляделся… Да, собакен?

Зевс задергал ногами, что-то просопев себе под нос и корчась от удовольствия.

Корсар, улыбнувшись, почесал свою бороду. За прошедшее время он почти не брился и как результат — обзавелся неплохой бородкой, которая, впрочем, не шла в сравнение с егерьской.

— Черт, хотел же побриться! А, чтоб его… Чешется, скотина! Как ты такое можешь терпеть, а? — обращался он к перевозчику, который лишь едва усмехнулся.

— Годы тренировок, годы…

Сталкер, впрочем, особо не поверил в слова кавказца и снова бросил взгляд на унылые красоты тайги. Вьюга медленно, но верно усиливалась, слышался протяжный гул ветра, что хотел пробраться в теплую кабину. Хлопья снега уже хорошенько закрывали обзор.

Даня вздохнул.

— А много тварей в лесах шарахается? — спросил он, чуть развернувшись к Корсару.

— Честно, — начал он, — в северные районы мы давно не заезжали. По правде говоря, это первый наш настолько крупный рейд в эти места. Обычно-то мы на восток ездим. За своё время я видел всякое: волки, огромные крысы, с неплохую собаку размером, рысей, как ты мог заметить… — Корсар зашарил по карманам мухортовой дубленки, повсюду истыканной косо пришитыми карманами. — О, нашел! Нашел, чтоб тебя! Ты гляди, еще и самокрут… — Корсар вдруг нахмурился. — Когда это я успел?