Из всех моих приключений это было для меня самое травмирующее и чем дальше оно в моей памяти отодвигалось, тем страшнее мне становилось – что бы со мной было, если бы мне не приказывали не бежать и – я бы побежала. Этот эффект последействия людям, пережившим ужас, хорошо знаком. Недавно в интервью с одной женщиной, пережившей Сталинградский кошмар на вопрос, было ли страшно, она ответила: «Тогда – нет, сейчас страшно». Я ее очень хорошо понимаю, так как в сознании начинают крутиться другие сценарии, которые могли бы произойти тогда. Потом в моей жизни будет еще несколько «ужастиков» с эффектами последействия, но все-таки не таких драматичных.
Осень 1980 года. Пятый последний курс института. Нас посылают на педагогическую практику в школы различных районов нашей области. Я в деканате попросила послать меня «подальше». Но поскольку по одному не посылали, то в Новоаннинск «загремели» девять девчонок (я об этом не знала, думала, что пошлют меня одну, но, когда они об этом узнали, по чьей милости они оказались так далеко, выразили свое недовольство, правда, не агрессивно). В общем, четверых девочек поместили в частном секторе (у хозяек), а пятерых – в двух комнатах местного интерната, который находился рядом со школой (и школа и интернат стояли на отшибе). Неделя пробежала очень быстро. Наступила суббота и практически все девочки (самовольно) уехали в Волгоград. Все, кроме двух «законопослушных» – меня и Светы из Волжского. Из интерната все школьники разъехались по деревням и хуторам. Мы в 2-х-этажном здании остались одни. Было уже поздно – около 11 часов вечера. Мы со Светой сидели за столом, уже в ночных рубашках, пили чай. Я, как обычно, рассказывала «ужастики» из Агаты Кристи. И вдруг я услышала своим тонким слухом какой-то шорох у входной двери и, продолжая рассказывать, так же таинственно прошептала: «А сейчас кто-то тихо пытается к нам проникнуть». Света сидела лицом к окну (я спиной). Вдруг она, что-то увидев, резко побледнела и прошептала: «Мне уже не встать. Закрой быстро форточку!». Я молниеносно вскочила на железную кровать и практически захлопнула форточку в рожу, которая там торчала. Я побежала к входной двери через тамбур и увидела, как ходит ходуном деревянный засов. Быстро сообразила, вернулась к столу, схватила вилку и вставила ее в зазор засова, чтобы его не раскачали (спонтанные решения в экстремальной ситуации – потом сама удивлялась, как быстро иногда работает интеллект!). Мы выключили везде свет. За окнами нас атаковала целая орда пьяных местных парней (потом стало известно – 15 человек!), шаря фонариками по окнам и угрожая нам расправой, когда они до нас доберутся. Выключив свет, мы убежали в комнату рядом с тамбуром (там окна не было), и – включили свет. У меня неистово стучали зубы. А Света сидела на ведре с медвежьей болезнью. Та ещё картинка! Она сидит на ведре и в панике кричит: «Нам надо отсюда немедленно уйти!». Я, стуча зубами: «Я никуда отсюда не уйду». Вдруг слышим за дверью: «Мы еще вернемся!». И стало тихо. Она меня все-таки уговорила уйти. Мы быстро оделись. Выбежали в ночь. Но успели закрыть дверь на амбарный замок. Побежали по улице. У какого-то дома стояли мужики с бабами, мы бросились к ним. Объяснили ситуацию и попросили проводить нас до вокзала. Никто не двинулся с места – им некогда. Мы побежали дальше (все время нам казалось, что за нами кто-то гонится!). На вокзале нашли милиционера и попросили проводить нас до гостиницы. Он не может – он на дежурстве. Побежали дальше. В гостинице сказали – мест нет. Я вынула 10 рублей – тут же нашелся номер (очень грязный – но мы и этому были рады). Вскоре выяснили, что мы вообще в гостинице единственные, все номера свободные!!! Всю ночь мы не спали – боялись, что кто-нибудь к нам вломится, постоянно прокручивали сценарии «а если бы …». Было очень страшно. Наутро в воскресенье мы ушли к себе в интернат. Открыли дверь. Света говорит, пойди на 2-й этаж, проверь, есть ли кто-нибудь. Я медленно, как сталкер, стала подниматься на второй этаж и прошла весь коридор. Комнаты были закрыты. Никого. На свой страх и риск остались (в грязную гостиницу возвращаться желания не было). Да и кто-то из школьников уже приехал из дома. Мы были не одни.
А в понедельник мы узнали много интересного. Оказывается, еще в пятницу наших девочек, которые жили в частном секторе, тоже атаковали местные и уже потащили в машину, но хозяйка отбила. Они немедленно упаковали чемоданы и уехали на автобусе в Волгоград в институт, чтобы уже больше никогда не возвращаться. Но не тут-то было! В деканате им напомнили, что они комсомолки и что, если они не вернутся назад, практика им зачтена не будет. НО деканша все-таки срочно связалась с начальником милиции Новоаннинска. Он немедленно всех нашел (вот тут–то и выяснилось, что их было 15 человек и что ими руководил только что освободившийся рецидивист, который прекрасно знал, что разбитые окна – это приличный срок и что надо снимать с засова дверь (моя вилка нас спасла!). Рецидивист должен был через 3 дня жениться, в милиции валялся в ногах и пообещал, что больше никто к нам и на три километра близко не подойдет. Так оно и вышло. За полтора месяца нашей практики (до середины октября) мы никого уже не видели и нас никто больше не потревожил (оказывается, как иногда ситуация может быть прекрасно управляемой!).
80-е годы прошли спокойно. За исключением одного, скорее забавного, эпизода в 1987 году, когда я со своими студентами приезжала в Ленинград на несколько дней. Как-то, зайдя в столовую, я поймала на себе странный взгляд молодого гардеробщика. Когда мы, пообедав, зашли за одеждой, на протянутый мною номерок, он, ухмыляясь, сказал: «А вот нет вашего пальто – и не будет!». Я оторопела. Но мой пятикурсник студент Борис сразу все понял и свирепо произнес: «А ну-ка быстро принес шубу – а то я тебе голову оторву!». Шуба была принесена мгновенно. Потом долго студенты восхищались моими «магическими чарами» создавать необычную интригующую обстановку. Это мнение я не разделяла, но некоторые эпизоды конца 80-х и наступавших 90-х годов были пугающие, но не роковые.
В сентябре 1989 года после проведенного литературного вечера, посвященного юбилею Ахматовой, в книжном магазине (См. мое эссе «Мои прогулки по городу») ко мне подошла моего возраста довольно миловидная женщина с восторгом и – одновременно – с упрёком: почему я всё так прекрасно рассказала об Анне Ахматовой, а не о Марине Цветаевой (она – ее страстная поклонница!). Очень настойчиво просила мой телефон (я ей дала наш кафедральный). И – начались бесконечные звонки с приглашением в гости. Я к ней в гости ехать очень не хотела (и по причине своей занятости, и по причине своей нелюбви ездить в гости), но все-таки поехала. Жила она в противоположном конце города. Встретила она меня очень гостеприимно (в гриле крутился петушок, хорошее вино). Но … она крепко в меня вцепилась, сидела на диване ко мне впритык, постоянно гладила мои руки и … уговаривала остаться на ночь. Меня не отпускала мысль: нужно побыстрее вырваться домой (было очень скучно!). О возможной опасности я догадалась потом. После 12 ночи я, наконец, вырвалась, но она ринулась за мной и поехала со мной до моего района. К себе я её и не думала приглашать (но она сказала, что ей есть, где переночевать). И – мы расстались, к счастью, навсегда. И – до меня дошло … Я вспомнила ситуацию двухлетней давности в Ленинграде, когда по знакомству, я должна была пройти обследование на предмет своей щитовидки. Приехала в поликлинику я в 8 утра, а уехала – в 6 вечера (помимо сдачи нужных анализов и ожидания результатов (?) все это время очень милая врач, немного старше меня, не отпускала меня ни в прямом, ни в переносном смысле: она все время гладила меня, держала за руку, говорила что-то о моей коже (что она не сухая, как обычно при этой болезни). И даже спустя год потом еще несколько раз спрашивала обо мне у нашей знакомой (но тогда я не догадалась, а теперь – что называется дошло – и то с опозданием!). Но эти эпизоды угрожающими для меня не были (наверное, потому, как мне кажется, что в обоих случаях эти прекрасные женщины понимали, что я – то как раз ничего не понимала!).
