Дзинькает сигнал и двери открываются. Нас встречает девушка в медицинской робе, коротко здоровается и жестом предлагает идти за собой.

В кабинете доктора она усаживает меня на койку, измеряет давление, даёт мне баночку и отправляет в находящийся рядом туалет. Потом берёт кровь из вены, заносит все данные в компьютер и передаёт анализы другой девушке. Прижимая металлический контейнер к груди, как сокровище, та уносится вон. Пришедший вскоре доктор просит Али выйти из кабинета, осматривает моё горло, слушает дыхание стетоскопом и принимается задавать вопросы о самочувствии. Я рассказываю о своих подозрениях на энтеровирус, и он сочувственно качает головой. Да-да, действительно, наблюдается повышение вирусной активности и стоит немного поберечься, укреплять иммунитет и больше бывать на свежем воздухе.

Я не рассказываю о том, что последние две недели была на свежем воздухе постоянно.

Доктор получает сообщение на пейджер и, прочитав его, открывает на экране компьютера мои анализы. Хмыкнув, он предлагает сделать УЗИ, чтобы дополнить результаты. Медсестра разворачивает ширму, проводит меня к аппарату тут же, в кабинете, и просит раздеться ниже пояса.

-- В смысле ниже пояса? – не понимаю я.

Она ободряюще улыбается, укладывает меня на койку, просит раздвинуть ноги и накрывает нижнюю часть тела простыней.

Когда я выкатываюсь из кабинета в полнейшей прострации, Алихан хватает меня и сдавливает в медвежьих объятиях.

-- Да? Да? —спрашивает он, заглядывая мне в глаза.

-- Как ты понял, когда даже я не догадывалась?

-- Я, по меньшей мере, трижды разыгрывал этот сюжет в сериалах. В разных вариациях.

-- Но почему? Мы ведь всегда предохранялись?!

Али оглядывается. В коридоре никого, но он всё равно ведёт меня к лифту. Теперь мы едем на нижний этаж. Пробравшись неузнанными через заполненный людьми огромный холл больницы, выскакиваем на улицу и грузимся в джип к Давуту.

В машине, прижимая к носу полотенце, я снова спрашиваю Али, как это могло получиться.

-- Помнишь, я провожал тебя в аэропорт полтора месяца назад? Клянусь, я не специально!

Чёрт, теперь и меня накрывает воспоминание. Потные тела, слёзы, промокшее бельё…

Давут подозрительно косится в зеркало, и Али переходит на шёпот.

-- Прости меня, любимая. Я настоящий эгоист. Ты имеешь полное право ненавидеть меня! Но я так счастлив! – Он целует меня в ухо, вызывая новый приступ тошноты.

-- С чего ты решил, что я оставлю этого ребёнка? – спрашиваю я.

Я пытаюсь не заржать, глядя на ошалевшее лицо Али, но желудок сводит новым спазмом. Не могу сдержать стон.

— Это тебе месть за тупую шутку, — кивает Малахитовые глаза.

-- Ты первый начал, -- бурчу я в полотенце.

Когда мы, разувшись у двери, входим в дом, я по привычке, жду, что к нам вот-вот выскочит наглая узкая мордочка, громко вопя и жалуясь на зверский голод. А когда этого не происходит, меня накрывает горькое осознание. Малыша Маньяка, моего спасителя, больше нет. Я поворачиваюсь к Али.

-- Как ты выносил это?

-- Отвратительно. Я-то потерял сразу вас двоих.

-- Прости, что оставила тебя, -- бормочу я, бросаясь на шею Алихану и тот шумно дышит мне в волосы.

-- Он простил бы всё на свете, стоит тебе взглянуть на него этими бездонными синими глазами, -- встревает входящий в дом Давут. Cкидывает на пол наши сумки и тоже прислушивается, очевидно, ожидая мелкого разбойника. Через пару секунд парень вздыхает и сжимает пальцами переносицу.

-- Мир? – спрашивает он, подходя к брату и протягивая раскрытую ладонь.

-- Мир, -- отвечает Алихан, протягивая ему свою. Они шумно расцеловываются в щёки, крепко обнимаются, похлопывают друг друга по плечам.

Я бы подольше полюбовалась проявлениями братской привязанности, но меня накрывает новым спазмом, который на этот раз я точно не сдержу. Обогнув мужчин, несусь в туалет, и из меня выходит вся выпитая вода, а после неё и желчь. Обеспокоенный Али присаживается рядом со мной и гладит по спине. Мне так плохо, что на глаза наворачиваются слёзы.

-- Что доктор сказал насчёт тошноты? – спрашивает он, подавая мне свежее полотенце после того, как я умываюсь холодной водой.

-- Ууух, сказал делать меньше резких движений, больше лежать и пить воду с лимоном. Грызть несладкие крекеры. Ещё выписал витамины. Вот заключение, -- достаю из кармана толстовки сложенный лист бумаги с прицепленным к нему снимком УЗИ. В трапециевидном кадре белого шума, как радужка в глазу или жемчужина в раковине, расположилась новая жизнь и глядит на нас, гадая, встретит ли его (или её?) этот мир с любовью и принятием?

Алихан внимательно изучает снимок и вытирает с глаз выступившую влагу. Подошедший незаметно Давут выхватывает у брата лист и рассматривает фото, поворачивая в разные стороны.

-- Поздравляю, ты станешь отцом! – Хлопает он Али по спине изо всех сил. – Невестка… -- Парень пытается подобрать слова. – Ты сделаешь меня самым счастливым дядей на свете!

-- Обязательно сделаю, но сначала мне надо прилечь. – Бессильно киваю я. Они оба спохватываются и вываливаются из ванной, освобождая дорогу. Я падаю на Алихановскую кровать, а Давут, сгоняв на кухню, приносит мне на тумбочку бутылочку лимонной содовой и стакан с ледяной водой, на дне которого плавает долька лимона. Я делаю глоток и понимаю, что стало немного легче.

-- Так, братец, мне нужны наши связи в мэрии, завтра же мы с любимой должны расписаться! – Алихан достаёт телефон и листает его. – Нам нужна свадебная церемония где-то на обрыве у моря под цветущей аркой. Кого позовёшь своими свидетелями? – спрашивает он меня.

-- Мы никуда не пойдём, -- твёрдо заявляю я. – Или ты забыл, что должен жениться на Нермин?

-- Плевать на Нермин. Путь выходит за кого угодно, я её замуж не возьму, -- набычивается Али.

-- Хорошо, а как же твои родственники в Ване? – мягко напоминаю я.

Он молча идёт к стенному шкафу и, набрав комбинацию цифр, распахивает сейф.

-- Начнём войну, -- говорит он, доставая пистолет и проверяя обойму. Это то же оружие, из которого Али чуть было не разнёс себе башку.

-- Не заставляй меня жалеть о том, что я вернулась, хорошо? У нашего ребёнка должен быть живой отец!

-- С чего ты решила, что я умру? – Оскорбляется Али. – Я отлично стреляю.

-- Уфф, -- я тру лицо. – Живой, но в тюрьме меня тоже не устраивает!

-- Что тогда? – Возмущается Алихан. – Молча отойти и позволить клану Демир вырезать моих братьев в Ване? Да как я после этого буду считаться мужчиной?! Как сумею смотреть людям в глаза? В меня будет плевать любой стамбульский бродяга!

-- Пожалуйста, не надо играть при мне своими мускулами! Я знаю, они у тебя есть, и я довольно давно в них влюблена. Давай всё-таки включим мозги и подумаем, что у нас есть против ваших семей.

Али слегка выдыхает, качает головой, но всё же снова разбирает пистолет, кладёт обратно в сейф и захлопывает дверцу. Присев на кровать, берёт мои ноги к себе на колени и принимается массировать их. Давут присаживается на пол у стены.

-- Что твой отец любит больше, чем своих детей?

Младший брат фыркает.

-- Да что угодно! – невесело ухмыляется Али. – Свою причёску. Своего арабского жеребца. Свой самолёт. Яхту. Свой статус и офис на сороковом этаже…

-- То есть, он любит деньги и престиж, -- размышляю я. – А глава клана Демиров? Отец Нермин?

-- Уверен, он тоже больше всего любит «зелёные».

-- Что, если нам попробовать объединить усилия? Давут, когда ты видел эту Нермин в Берлине, сумел с ней поговорить? Она хочет замуж за твоего брата?

Младший Османоулу трёт лоб и молчит.

-- Я сейчас найду её страничку и напишу, что нужно поговорить и это важно, -- тянусь за смартфоном на тумбочке. – Чёрт! Она закрыла профиль и запретила отправку личных сообщений! Давут, она ведь твоя дальняя родственница, ты можешь аккуратно узнать её телефон?