– Тише, тише… – успокаивал Гриша Машу. – Не дай бог надзирательница услышит, чекистка недобитая…

– Гриша, но это же мама… Это мама! А я… А она… – девочка всё не могла успокоиться. Одно дело – слышать от папы, что мама бросила, и совсем другое – вот так, в лицо.

Наконец девочку удалось успокоить. Она ещё всхлипывала, но уже вполне смогла найти дорогу к автобусу и забраться внутрь. Гришка просто представил себя на месте девочки, понимая, что такие новости и его могли вполне просто размочалить. Но, на своё счастье, как выглядели его родители, мальчик не знал, очень этому факту сейчас радуясь.

Усадив Машку к окну, Гриша уселся рядом с ней, взяв не возражавшую девочку за руку. А Маша будто была не здесь – перед её глазами стояла мама, брезгливо смотревшая на девочку. Выдержать это оказалось просто невозможным. Маше казалось, будто что-то трещит в самой её голове, грозя погрести её саму под осколками.

– Сейчас у нас будет экскурсия по Петергофу, – заявила «надзирательница». – Затем обед. Вас, выродков, решили угостить. Только попробуйте вести себя как свиньи!

– Раньше хотя бы не обзывались… – вздохнул Гриша, которому доселе везло с детскими домами, и только здесь он узнал, как это выглядит – когда ты совсем никому не нужен. – Хотя и били, конечно…

– Здесь не так сильно, как… папа… – прошептала Машенька, гостеприимства Веры Матвеевны уже отведавшая. – Просто почему-то намного страшнее.

– Сбежать бы… – протянул Гришка, отлично понимая, что это не вариант, потому что первый же встречный постарается сдать их в милицию, а там – детприёмник и позорное возвращение. А вот по возвращении он точно пожалеет, что не сдох.

Экскурсия оказалась долгой, но мальчика не трогали ни величественные фонтаны, ни красивые дворцы. Он знал, что далёк от этого, думая лишь об обещанном обеде и… и всё. Проживающему жизнь от рассвета до заката красоты дворцов до лампочки. Почему так – кто знает, но так он чувствовал. Экскурсоводу же, судя по всему, было совершенно наплевать – слушают её или нет. Сытая толстая тётка тарабанила как заведённая, сыпля пригоршнями непонятные слова.

Наконец пытка закончилась. Детей парами, под присмотром жёстко одёргивавшей их надзирательницы, отвели в какую-то столовую. Что это за столовая, мало кого интересовало. Важны были только вкусные запахи. Моментально исчезли со столов серый хлеб и наваристый борщ. А на второе – настоящее мясо. Мало, но хоть сколько. Хлеб, приносимый удивлёнными поварихами, в мгновение ока исчезал со столов, прячась в карманах детей. Хорошо знавших, что такое ложиться спать на голодный желудок.

Кажется, кто-то что-то понял, потому что после обеда каждому выдали по две конфеты. Глядя на то, как ребята прячут конфеты в карманы, организаторы обеда только вздыхали. Особенно одна очень пожилая женщина вздыхала. Не выдержав, она подошла к каждому, суя в руку пряник. Еще и извинялась, что ничего другого нет. Но ей говорили «спасибо» с таким выражением на лице, что женщина просто расплакалась. Потом уже она обратилась к городу. Так же в далёком году Ольга Берггольц обращалась к ленинградцам, вот и женщина, пережившая Блокаду1, обратилась к ленинградцам. Но это было потом.

А пока более-менее сытые и оттого робко улыбавшиеся мальчики и девочки рассаживались по жёстким креслам автобуса, чтобы отправиться «домой», хотя кто-то называл детский дом концлагерем. Возможно, он был не так уж и неправ?

Автобус катился по дороге, когда неожиданно налетел ливень, сделав вечер практически совершенно непроглядным. Машке вдруг стало страшно, отчего она, почти не осознавая этого, вцепилась в Гришку. Думая, что девочке холодно, мальчик обнял её, стараясь согреть. В этот самый момент всё и произошло – что-то протяжно загудело, потом яростно заскрипело, от удара разбилось стекло, у которого сидели двое, и их выкинуло наружу. Гриша успел увидеть огненный шар там, где был автобус, и услышать обречённый крик, а потом его кинуло куда-то, пару раз чувствительно приложив о землю. Стало почему-то слишком громко, мальчик пытался что-то сделать, но… Как-то очень отчаянно завизжала Машка.

Земля взлетала вокруг, разбрасывая камни, казалось, Гришка с Машкой находятся в эпицентре вулкана. Или Гриша что-то вспомнил, или же какой-то инстинкт проснулся у мальчика, но, ухватив визжавшую Машу за руку, он пополз в сторону то ли оврага, то ли просто ямы. Маша не сопротивлялась, ибо переход от автобуса к такому вот оказался для неё слишком резким… Свист, громкие взрывы, будто подбрасывавшие их вверх, подсвеченные чем-то, встающие кусты земли, как будто началась война.

– Маша! Маша! Ползи за мной! – крикнул мальчик, пытаясь утащить её. Тут вдруг рвануло совсем близко, и наступила ночь – будто выключили свет.

Взрывом легко контуженных детей сбросило в воронку, поэтому их не заметили солдаты, ну и не задело при следующем обстреле. Контузия оказалась лёгкой, но, наложившись на уже испытанное, просто отключила сознание двоих детей. В следующий раз Гриша открыл глаза, когда вокруг было тихо. Нет, не совершенно – вдали что-то глухо бухало, слышны были взрывы, треск чего-то… Подняв голову, мальчик увидел, что девочка не подаёт признаков жизни, и попытался её «разбудить», до ужаса боясь того, что она умерла. Несмотря на то, что Гришка озверел в детском доме, он совсем не хотел оставаться в одиночестве.

– Не тряси меня, – попросила пришедшая в себя Маша. – Я живая… Наверное.

– Я так испугался за тебя, – признался Гриша, облегчённо выдохнув. – Вставай, нам надо к людям, я думаю…

– Сам-то в это веришь? – ответила ему девочка. – Люди ментам сдадут, никому не будет интересно, что мы не бежали…

– Значит, не скажем, кто мы, – решил мальчик. Голова гудела, отчего соображала плохо. – Если поймают, говорим, что немые!

Его фраза Машу рассмешила. Она сначала захихикала, затем рассмеялась, а потом неожиданно для Гриши расплакалась. Переход был мгновенным, отчего мальчик кинулся к девочке, стараясь её успокоить. Заметив, что вокруг, похоже, день, Гриша пытался сообразить, что происходит.

– Как ты? Болит что? Поранилась? – начал расспрашивать Гриша, но Маша была уже просто в истерике. Тогда мальчик сделал то, что делали родители других детей в школе – неловко обнял девочку, от этого вроде бы начавшую успокаиваться.

– Мы чуть не сдохли… мама… никто не любит… как будто… – прорывающиеся сквозь рыдания слова Гриша не очень понимал, но продолжал обнимать Машу. Только сейчас Гриша почувствовал, что вокруг холодно, просто жуть как холодно. То есть совершенно не по-июльски – хотя в Питере погода была капризной, но не настолько же!

– Вставай, надо двигаться, чтобы не замёрзнуть! – прикрикнул он на девочку, от такого широко раскрывшую глаза. – Если замёрзнем, то заболеем!

– Да кому я нужна! – воскликнула Маша, уставшая от всего, что произошло, но мальчик просто тащил её за собой, заставляя вылезать из ямы, а потом куда-то идти.

Это Гриша знал очень хорошо – если заболеть, то сбежать не сумеешь. Попадаться им нельзя, Машка права – никого интересовать, что они не сбежали, не будет. Почему-то мальчик и не подумал об оставшихся в автобусе. Ему было просто всё равно.

Рассмотрев дым на горизонте, Гриша потащил девочку за собой почти волоком. Вскоре они прошли мимо разрушенных домов… дело действительно пахло войной, как в старых фильмах, которые показывали ещё когда Союз существовал. Мальчик сам не понимал, куда они идут, но не останавливался. Ему казалось, что если остановиться, то дальше идти будет невозможно. Город был Гриша незнаком и чем-то знаком одновременно. Редкие прохожие косились на них обоих, но не подходили. В своих детдомовских куртках грязно-серого цвета они почти ничем не отличались от окружающих.

Внезапно сверху и вокруг что-то завыло, люди куда-то побежали. Гриша решил бежать за ними: возможно, прохожие знают лучше? На улице всё выло, заунывно, страшно… Послышался громкий голос, спокойно проговаривавший какую-то фразу, но мальчик её сначала не понял, а вот потом внутри него всё похолодело.