– Конечно стоит!

– Тогда почему он колеблется? Как ты думаешь?

– Он боится, что у меня с первого раза не получится прорвать границу миров!

– Чушь, – фыркнул профессор. – Просто он не готов рисковать чужими жизнями. Он жалеет тебя, Йелен. Относись к этому с уважением.

– А не надо меня жалеть! – Йока сузил глаза и прокатил желваки по скулам. – Не надо!

– Хорошо. Я и сам не склонен никого жалеть, – профессор вздохнул. – Охранитель не может принять решения, хоть он и распинался сейчас перед судьей. Тогда его приму я.

Он помолчал и оглядел присутствующих, задержав взгляд на лице Йеры. Потом развернул плечи и заговорил снова – не торжественно, но… официально.

– Если границу миров не прорвать теперь, то пройдет совсем немного времени, и прорывать ее будет бессмысленно: Внерубежье наберет столько силы, что и прорыв границы миров не спасет Обитаемый мир от полного уничтожения. Уже сейчас нам грозят колоссальные разрушения и огромные жертвы. И с каждым днем их потенциальное количество растет. Каждый день, который увеличивает шансы Йелена выжить, будет стоить нашему миру жизней ни в чем не повинных людей. Пусть девочка рушит храм, когда это удобно Исподнему миру, – я уверен, это не чья-то придурь, а спланированная операция. Йелен, поскольку ты не можешь узнать, на какой день назначена эта операция, ты должен ежедневно сбрасывать девочке столько силы, сколько возможно – и для нее, и для тебя. Никаких экспериментов, которые могут ей помешать. Свод рухнет не в тот же день, пройдет не меньше недели, прежде чем нехватка энергии станет заметна, – в это время мы и займемся экспериментами. Судья, вы можете донести это решение до Государственной думы, я готов составить официальный документ.

– Погодите… – забормотал Йера, потрясенный сказанным. – Погодите, но…

Он не знал, с чего начать. Йока – прежде всего Йока! Конечно, профессор в чем-то прав, и жизнь Йоки ничем не лучше жизней других людей, того же Грады Горена, например, но… Но разве можно так?

– Погодите… – Йера вытер испарину, выступившую на лбу. – Я хочу спросить… По какому праву? Нет-нет, я не осуждаю, это не риторический вопрос… Но Дума пожелает узнать, отчего вдруг один из лидеров партии консерваторов диктует условия всему миру?

– Отчего вдруг? – Уголки губ профессора чуть приподнялись. – Вероятно, я сейчас скажу невозможно циничную вещь, судья, но вам придется ее выслушать и передать Думе. И обращаюсь я к вам сейчас как к председателю думской комиссии, которой положено было выяснить это и донести до общественности. Так вот, я, Ничта Важан, мрачун, доктор прикладного оккультизма, профессор истории Славленского университета, один из видных деятелей консервативной партии, создал гомункула, способного прорвать границу миров. Напротив меня сидит мое детище – простите, судья, именно мое. Рядом со мной смотрит в потолок Охранитель, существо, способное в любую минуту превратиться в восьмиглавое чудовище. Может быть, кто-то осмелится оспорить мое решение? Может, у кого-то достанет силы сразиться с чудовищем? Или принять удар мрачуна от Вечного Бродяги? Сейчас его удар убьет и чудотвора.

– Правда, профессор? – вклинился в официальный монолог Йока.

– Помолчи, Йелен. Вполне возможно, – отмахнулся Важан и продолжил: – Имея силу на своей стороне, я беру на себя ответственность не препятствовать обрушению свода и способствовать прорыву границы миров в случае его обрушения.

– Погодите, профессор… – тихо сказала сидевшая за столом женщина с зобом. – Но… Это позволит чудотворам объявить мрачунов абсолютным злом и удержаться у власти…

– Чудотворам не занимать способностей держаться у власти, госпожа Вратанка, – повернулся к ней Важан. – А мрачуны и так объявлены абсолютным злом. В эту формулировку поверят. Если и дальше разглагольствовать о том, что чудотворы не могут удержать свод, люди снова будут надеяться на их чудеса. Угрозы, исходящей от абсолютного добра, никто не испугается. Угроза абсолютного зла вызовет панику, чудотворы будут вынуждены начать эвакуацию.

– Но, профессор… – начала госпожа Вратанка, однако тот не дал ей договорить.

– Сейчас не время думать о далеком будущем и не время делить власть. Я беру на себя ответственность за чужие жизни – и хочу обойтись минимумом жертв. Это заявление – мой подарок чудотворам, будь они прокляты…

Из Брезена Йера направился в Надельное, к Горену, – как минимум справиться о его здоровье. Впрочем, ему необходимо было поделиться с кем-то произошедшим в домике возле свода. И хотя Изветен редко говорил Йере то, что ему хотелось услышать, все равно разговоры с магнетизером успокаивали и приводили мысли в порядок.

Лицо Горена было серым, он заговаривался и с трудом складывал слова, хотя делал вид, что бодр и здоров. Изветен еще внизу сказал Йере, что проведенный над Градой эксперимент больше напоминает опыты на животных.

– Я говорил ему, что этот чудотвор просто подцепил его на удочку, наплел красивых слов, – пожаловался магнетизер. – Но он мне не поверил.

– Изветен, вы городите чушь… – выговорил Града.

– Конечно, быть спасителем мира гораздо приятней, чем облапошенным дурачком, – проворчал тот. – Ничего, кроме информации, этого чудотвора не интересует.

– Вы сами рассказали ему о цитате из дневника, – заметил Йера. – Зачем?

– Я, возможно, был неправ. Я думал, что эта цитата, наоборот, прояснит для него что-нибудь и ему не потребуются воспоминания Грады.

– Изветен, как вы не понимаете! – стуча зубами, отчаянно начал Горен. – Нет никакой разницы, хорош Хладан или плох! Он хочет узнать то, что пытался сказать мой отец! И, в отличие от вас, он не распускает сопли. Отец понимал, что может умереть, но его это не остановило. И меня не остановит тоже.

– Ох, Града… Ты же никогда не любил чудотворов. С чего вдруг доктор Хладан тебе так понравился?

– Потому что он действует против других чудотворов! Это же очевидно, Изветен!

– Это вовсе не очевидно.

Йера, чтобы прервать их бессмысленный спор, рассказал о встрече с Важаном.

– Как вы думаете, Изветен, теперь они начнут эвакуацию? Если в понедельник я сообщу о заявлении профессора?

– Думаю, да. Но не надейтесь, судья, что об этом немедленно узнает вся Славлена. Мне кажется, они объявят об эвакуации часа за два до ее начала. Иначе толпы сметут вокзал до того, как к платформам подадут поезда. Организовать перевозку миллионов людей – это не так просто…

– А я думаю, чудотворам просто нет никакого дела до этих миллионов! – неожиданно для себя вспылил Йера. – Не сомневаюсь, о себе они позаботятся… Давайте спорить, Изветен, в день, когда рухнет свод, в Северских землях не будет ни одного чудотвора!

– Я согласен с судьей, – сказал Горен, только что защищавший Инду. – Принимаете пари, Изветен?

– Ну, так уж и ни одного… – Изветен улыбнулся в усы. – Я знаю людей, судья, и не обольщаюсь. Но пари приму.

– Звонка, а ты? Со мной или с Изветеном? – ревниво спросил Града.

– Я согласна со Жданой.

– Ты что, все еще веришь в любовь чудотворов к людям, что ли? – презрительно хмыкнул Града.

Их совершенно неуместный, беспечный разговор вывел Йеру из себя. Здесь, в тихом уютном дачном поселке, с девушкой под боком, под опекой Изветена (и без абсента) Горен совсем успокоился и растерял свои прежние страхи. Сутки пребывания в клинике его спокойствия не поколебали. А ведь теперь речь шла о настоящей угрозе! Изветен пояснял это тем, что страхи человека, особенно навязчивые, никак не соотносятся с реальной опасностью, но Йера видел другую причину: Града гораздо меньше стремился к медитациям. Как сказал доктор Чаян, экстатические практики вредны для нечудотворов, и, бросив ими заниматься, Горен немедленно пошел на поправку.

– Но ведь надо, надо что-то делать! – эту фразу Йера выкрикнул в пространство.