С тех пор подпевал только мысленно, хотя гитару папа мне подарил в восемь лет.
Под этот Новый год мы с Ванькой хотели замутить группу. Я сразу сказал, что буду только играть, а не петь. Не помню как, но он уговорил меня на бэк-вокал. Хотя нет, я сам в очередной раз убедил себя «попробовать». В итоге закашлялся, когда спел «Я пытаюсь разучиться дышать», а Ванька вырубился на строчке «ты спишь и не знаешь». Хорошо, что он забыл это происшествие.
Так что я забросил идею петь в группе и старался хорошо учиться. И не сходить с ума. «Жить обычной жизнью», как говорил отец Игорь. Только непросто было.
Голоса демонов заглушала или молитва, или тяжёлый рок. Молитва или Честер Беннингтон. «Богородица Дево радуйся» или In this Moment. Muse или «Отче Наш». Я не мог без наушников, спасибо тому неизвестному парню, что меня не заметил из-за музыки. Лучше Skillet в голове, чем демоны. Потому и выбрал в пятом классе французский вместо английского, чтобы продолжать подпевать Честеру, не понимая всерьёз, о чём песня. Буду понимать – вложу силу ненароком. Можно было начать слушать немцев, к примеру. Или исландцев. Но я просто влюбился в Meteora и Hybrid Theory. Под Numb я очень крепко засыпал. Это, конечно, уже старьё, но… Зашло. Конечно, иногда скачивал новьё (или другое старьё), типа вот нынешнего Black Sabbath, которые продолжали орать из наушников, висевших на плечах.
М-м-м, какой мужчина… вот бы мне его деловое чутьё!
Я вздрогнул. Один голос пробился. Ну вот, стоило снять наушники и прислушаться к реальности, как понеслось.
– Тихо, – сказал я шёпотом, но все равно прозвучало увесисто. Голос исчез. Мне не удавалось убирать их навсегда, но если требовать тишины, то она наступала вокруг меня на время. Только проблема – надо было говорить вслух и вкладывать силу в слова. А незаметно такое не провернешь.
– Не затыкай отца! Опять кого-то услышал и отвечаешь?!
– Просто вырвалось, пап.
– Вырвалось? Кир, твой батюшка Игорь – такой же сектант полоумный, как те йоги, к которым ходит мама!
Я нахмурился.
– Не путай божий дар с яичницей, па. Мне нравится отец Игорь. Он рассказывает умные вещи.
– Например?
– Например, что надо сначала думать, прежде чем говорить. А тем более оскорблять кого-то.
Я встал, убрал посуду со стола. Отец хмурился, но молчал.
– Ну, я пойду. Мне в воскреску надо.
– Если ты и пойдёшь куда-то… и хочешь ходить, – он нахмурился сильнее, – то только с посещением психолога. Я не собираюсь слушать байки. Это не нормально, когда парень молчит днями или бормочет в пустоту, а потом молится, и это в четырнадцать лет!
Смысл слов дошёл не сразу.
– То есть я псих?
– Я этого не говорил! Но в воскресную школу я разрешу ходить, только если ты раз в неделю будешь посещать психолога.
– Нет.
Я хлопнул дверью и закрылся в своей комнате. Внутри поднимался гнев.
***
Гнев – мерзкое чувство. Он происходит из обманутых ожиданий, из-за того, что мир не благосклонен к нашей Гордыне.
«Гнев – это грех…» – так написано в книгах.
Да, но если гневаешься – гневайся честно. Так говорил отец Игорь. Он говорил признаваться себе в том, что чувствуешь. Не обманывать себя, что гнев праведен… Но я не мог успокоиться. Обида, досада, ярость. Я всего-то хотел, чтоб меня поняли.
– Почему он меня не слышит? – забывшись, спросил я в пустоту.
Пустота ответила из-за окна:
Мы слышим тебя всегда, мальчик. Давай, пожелай зла. А мы сделаем…
– Уйди прочь! – крикнул я и добавил: – Никогда не возвращайся!
Я задел тетради, и по столу покатилась старая ручка Parker. Повертел её в пальцах. И вышел из комнаты.
– Пап, я хочу кое-что обсудить.
– Давай, – он складывал бумаги в портфель. – Уже успокоился?
– Да я и не… – пришлось остановиться. Да, я сильно злился, буду честным. Но да, успокоился. – Если ты хочешь, буду ходить к психологу. Но, чтоб ты знал, отец и так психолог, у него высшее образование, ещё до семинарии.
– Отец? – мой нахмурил брови.
– Отец Игорь, пап, – вот же блин, оговорился. Неловко вышло.
– Он отец, а я кто? – папа прищурился. – Он еще и психолог? Ну, теперь понятно, как он тебе голову задурил. Я-то думал, как такой умный парень, как ты, повёлся! А это НЛП какое-нибудь! Он тебе мозги загадил! Вот не зря он в школу ходит! Детей соблазняет! Сектант в балахоне!
– Пап, это ряса! И у него там дочка учится на класс старше меня. Ты Аню видел, она ко мне в гости приходила. Она же тебе нравилась!
Возникло сильное желание уйти и хлопнуть дверью, но я держался.
– Пап, я хожу в воскресную с первого класса, и крестился давно. Почему именно сейчас ты решил меня к психологу отправить?
Я говорил максимально спокойно. А между тем и вправду, почему именно сейчас?
– Когда это ты крестился? – Он опять вытащил из моих слов исключительно что-то одно.
– Пап! Я же подходил к вам с мамой! Спрашивал! Это давно было! Ты сам разрешил! Так же, как с французским в пятом классе!
Он уставился на меня:
– Да откуда мне помнить, ты у меня постоянно что-то спрашиваешь!
– То есть ты меня даже не слушаешь?
– А надо? Что ты можешь умное сказать?
Я развернулся и ушёл. Спорить смысла не было.
***
Крещение своё я помнил прекрасно. Как-то отец Игорь спросил, почему я не ношу крестик. Может, одноклассников стесняюсь или потерять боюсь? А я честно ответил, что, кажется, некрещёный.... Честно, мы общались уже несколько месяцев, но впервые обратили на это внимание.
– Прости Господи, – он перекрестился, – ты чего раньше не сказал? Да и я молодец – думал, ты крещёный, как крестят младенцев. А потом дети об этом даже не знают.
– А что делать? Это же грех?
– Глупым быть грех, – как отрезал отец Игорь, – а это не про тебя. Спроси у родителей, да, знаю сложно у тебя с ними. Но родительское дозволение важно, мы не в Советском Союзе живём. И приходи в субботу.
– А вы… – у меня перехватило горло. Я поднял взгляд на бородатого старца у окна – преподобного Сергия Радонежского, – а вы станете моим крёстным отцом?
Отец Игорь внимательно посмотрел на меня.
– Чувствую, пожалею я об этом, но да – стану.
Мне стало неловко.
– Вас, наверное, часто просят?
Отец Игорь усмехнулся, и тут же ответил:
– Да нет, ты первый. Удивительно. Хотя должны бы… по разговорам пастырей, для священника это обычное дело. Я уж думал, что со мной не так, недостоин, может быть? А тут ты. Так что будешь первым и единственным моим крестником.
Мы помолчали. Потом я задал важный для меня вопрос:
– А голоса… пропадут? Тени исчезнут? Может, они и приходили потому, что я некрещёный?
– Нет, Кир, всё намного сложнее. Твой дар – дар, а не проклятье. Он не исчезнет. Научись пользоваться своим Словом. Гони их – и да воздастся тебе сторицей. И не забудь спросить родителей, хорошо?
Ну я и спросил, за ужином в тот же день:
– Пап, мам, я хочу креститься. Можно?
Отец оторвал взгляд от газеты.
– А ты разве нет? Ты же в церковь ходишь. Ну, крестись. От нас что надо?
– Да ничего. Просто устное согласие.
Честно, я ждал, что он будет возмущаться, спорить…
– А, ладно. Это всё?
Это было всё.
***
Кир, а раньше ты не догадывался, что он тебя даже не слышал и не вникал? Не смутило, что, кажется, для него «ходить в церковь» и «быть крещёным» – равносильные понятия? Ну да, я…
– Рельса, я вхожу?
Брат толкнул дверь и уселся на свою кровать.
– Славка, – я кинул в него подушку, – не надо звать меня Рельсой. Нифига не смешно.
– Тебе нет, а мне – да, – он заржал. Он находился в том дурацком возрасте, когда любят пошутить на сортирно-словесные темы. Десять лет, что с него взять.
– Иди уроки учи, Адвокат, – буркнул я.
– Легко! – он чуть ли не козырнул, уселся за стол, включил планшет с вайфаем.
– Опять из сети списываешь?
– Ты ничего не докажешь, – он хмыкнул. – Не парься, Рельс, я эту четверть без троек закрою. Можешь за меня помолиться.