– Я заеду через час за Алексеевичем. Поговорим. Никуда не уходи.
***
Пока я ждал, Серёга принёс кофе. Он рассказывал про разную ерунду из интернет-магазинов, типа клавиатуры с подсветкой и usb-подогрева для кружек. И долго, весело распинался про новомодные шпионские приблуды, которые нельзя заказывать, вроде ручки с веб-камерой или диктофона в брошке. Я не вникал: в груди поднималось жуткое чувство.
Ты не умеешь умирать…
Я обернулся на шёпот. Никого не было, только успел почувствовать отголосок тени.
Мы тебя найдём…
Ты сам сдашься…
Два других голоса исчезли так же быстро, как и появились.
Ты ведь забыл…
Тело пробила дрожь, я дважды обернулся и остался стоять. Много раз слышал голос во сне, но ни разу – наяву. Именно этот голос – нет. Рука сама потянулась за наушниками в кармане, но я не успел спрятаться за шумом рок-музыки.
– Эй, парень. С тобой-то всё нормально?
Моего плеча коснулся знакомый мне мужчина. Только сейчас в его глазах была боль и злость.
– Здравствуйте… Кот. – Против воли я немного оробел. В чёрном мужчина выглядел устрашающе, злой и усталый взгляд добавляли ему суровости.
– Давай в машину.
Не дожидаясь ответа, Кот вышел. Пришлось бежать за ним. Мы сели в тёмно-синюю иномарку.
– Не думал, что вы мне ответите.
– Бывает, – в голосе не было иронии, только боль. – И зови меня Василий. Кстати, тебе Алексеич сказал?
– Нет, в газете был некролог. Кто-то из работников похоронного агентства впечатлялся тем, где ваш отец служил в своё время.
Кот поцокал языком.
– Он этим не гордился, ну да ладно. Что ты хотел?
– Расскажите, что случилось.
– Женщина какая-то к отцу пришла. Закрылся он с ней, потом пообедал с нами. И вроде такой как раньше почти. Потом собрался и в церковь сходил. Я обрадовался. А он после еды говорит: «Ну, теперь и помереть можно». Никто ничего плохого не подумал, а он ушёл в комнату и… Взял пистолет – и пулю в лоб. Как так, а?
– Это странно. Не чувствовал в нём подобного, – мужчину мучила совесть, но он хотел исправить что-то, а не умереть, – а что за женщина, как выглядела?
– Ну, баба как баба. Ноги от ушей, волосы чёрные, платье чёрное. Глаза, наверное, голубые, а может, и зелёные, кто бы её разглядывал. Она сказала странно: «Вы ему белую простыню постелить не забудьте». Мы ещё переспросили, в смысле? А она…
– «Похоронить не забудьте», – закончил я за него. Меня снова трясло. Он кивнул.
– И жутко так стало. Я подумал – может, какая дурацкая современная шутка. А потом отец застрелился.
– Спасибо, что рассказал…и.
– Давай на «ты». Кто она, знаешь? И делать мне что?
Господи, дай верный совет. Василий Кот смотрел на меня, будто я знал больше него. Будто я был святым или вроде того. Что сказать? Я дотронулся до креста под рубашкой.
Боже, дай мне верных слов… для этого человека.
– Похорони. Отпеть тебе его не позволят. Но сам помолись. Попытайся жить по совести. Увидишь ту женщину – обходи стороной.
– Да я если найду ту ведьму – убью, – он сжал зубы.
– Лучше позови меня.
– Тоже поквитаться хочешь?
– Нет. Задать пару вопросов.
Он прищурился.
– Ну хорошо. Ты батин подарок держи при себе, от всего твоё Слово Божие не спасёт.
Я хотел спросить, что же в подарке, потому как всё ещё его не распечатал. Но мы остановились, и Кот открыл дверь машины. Я вышел. Не знаю, полегчало ли ему от рассказа. Но мне было паршиво. Зачем я спросил? Зачем мне эта ведьма? Да и ведьма ли она? Одержимая наверняка. Или просто женщина.
А что делать с бесплотным голосом?
Я сел на автобус и поехал знакомым маршрутом к старому кладбищу. Часовня встретила меня тёмными окнами и закрытыми дверьми. Я прошёл по тропинке к могилке деда.
Не люблю кладбища – всегда вспоминаю там сны.
Не люблю кладбища – там тихо, но шумно, стоит только прислушаться.
Я сел у могилы деда.
– Что пошло не так, а, старик? Кто тот смотритель часовни? Что значит – похоронить? Отца похоронили ведь. И давно уже. Да и как это можно забыть?
Только я так ни разу и не был на могиле.
Не смог. Она там, дальше. Но что такое полста метров для совести?
Зазвонил телефон. Это был отец Игорь.
– Ты где, крестник? Что творишь?
– Гуляю, – уклончиво ответил я, рассматривая падающие листья кладбищенских берёз. Здесь бы читать Цветаеву, но её надо читать летом, когда сквозь листву пробивается яркое солнце, когда и вправду можно искать землянику.
– Зайди ко мне как освободишься, Кирилл.
Я посмотрел на часы.
– Хорошо, я через сорок минут буду?
И всё же… Я шёл не спеша вдоль могил. Не позволял себе оборачиваться. Не смотрел на землю – хотя и видел то блестящую монету, то кольцо. Я знал уже, это морок, демонические шутки. Если не поднимать с земли, не выносить за ограду погоста, то ничего не случится. Но если взять, то кто знает, что будет дальше. Бывали болезни, одержимости… да и совсем жуткие вещи: парень тетрадку на кладбище нашёл, писал там имена, а те люди умирали.
Шагал я спокойно, расправив плечи. Теням – а тени пока молчали – теням нельзя давать и намёка, нельзя давать шанса усомниться в силе.
Выйдя на дорогу, я обернулся. Часовня по-прежнему была заперта. Что старец имел в виду? Миновав ограду, я позволил себе прибавить шагу, чтоб успеть на автобус.
***
У порога церкви я снял наушники и перекрестился. Посмотрел на золотой купол, увенчанный крестом. Толкнул тяжёлую, деревянную дверь. До сих пор иногда хотелось постучать и спросить: «Можно?»
– Отец Игорь?
Он сидел на лавочке у окна, и, как когда-то со мной, разговаривал с женщиной. Она что-то сказала, понизив голос, и мне послышались знакомые нотки призрачного тембра. Может, это я просто брежу, и у каждой девушки или женщины слышу тот голос? Схожу с ума?
Взял свечу и поставил её около иконы Сергия Радонежского.
– За здравие разума раба твоего Кирилла, – шёпотом сказал я.
Я стоял и смотрел в огонь. А через огонь – на почитаемого Святого. Сквозь высокие окна пробивался слабый осенний свет.
В огне… хотел бы я увидеть в огне что-то. Как героиня одного известного фильма. Увидеть будущее или прошлое, увидеть и понять. Но нет. Я смотрел в огонь и видел только огонь. Огонь и немного – себя.
– Кирилл? Кирилл, ты меня слышишь? – Отец Игорь коснулся моего плеча и вырвал из мыслей.
– Кирилл, это Оксана. Оксана, это мой крестник, Кирилл. Он завтра вам поможет.
Не хотелось смотреть ей в глаза, но отец переспросил:
– Кирилл? Ты меня слышишь?
– Да.
И я в упор встретился со взглядом синих глаз. Синий принято сравнивать с небом или морем, но мне не хотелось сравнивать. На мгновение показалось, что только её синий – настоящий, чистый цвет в мире. А остальное – подделка. Удивительно, но, кроме ярких глаз на светлом лице, остальное было предельно однозначным. Чёрное платье, чёрный плащ, чёрный платок. Чёрные волосы, прядкой выбивающиеся из-под платка. Чёрные – да не совсем. В огне свечей на них играли красновато-шоколадные отблески.
Сказать, что я лишился дара речи, я не мог, потому что действительно его лишился. Она была красива, но меня парализовал страх. Я чувствовал ужасающую неизбежность.
Она чуть улыбнулась, взяла меня за руку и мягко произнесла:
– Кирилл? Ты поможешь моей сестре?
– Да…
Она задержала мою руку в своей на мгновение, потом отпустила, и наваждение прошло.
– Скажешь номер телефона?
– Зачем? – я продолжал изрядно тупить, и даже отец на меня странно посмотрел.
– Я тебе позвоню, Кирилл, – моё имя она произносила совершенно по-особенному, мягко и нежно.
Я представил, как буду слышать её голос в телефонной трубке, и невольно вздрогнул.
– Лучше напишите в мессенджер, – я продиктовал ей цифры.
– Хорошо. Только пообещай мне … – за маленькую паузу между словами у меня в сознании промелькнуло пустое кладбище, а Оксана закончила, – обращаться ко мне на «ты».