Обычный источник озабоченности взаимодействием связан с особой ответственностью, которая встречается у людей, — ответственностью за то, чтобы взаимодействие «шло хорошо», то есть вызывало должный тип вовлеченности у присутствующих. Так, на небольшой вечеринке от хозяйки могут ожидать, что она присоединится к своим гостям и будет спонтанно вовлечена в поддерживаемый ими разговор, но в то же время, если беседа не пойдет гладко, она более, чем другие, будет нести ответственность за неудачу. В результате хозяйка иногда становится настолько озабоченной социальным механизмом события и тем, как проходит вечер в целом, что оказывается не в состоянии отдаться собственной вечеринке.
Можно упомянуть еще один общий источник озабоченности взаимодействием. Как только индивиды вступают в разговор, они обязаны его продолжать до тех пор, пока у них не появится некоторое основание для ухода, нейтрализующее потенциально оскорбительный смысл покидания других. В то время как они заняты взаимодействием, им необходимо иметь наготове темы для разговора, подходящие к случаю и дающие достаточно материала для поддержания беседы; другими словами, требуется их надежный запас[88]. Этим целям служит то, что мы называем «разговором о пустяках». Когда у индивидов истощается их запас «пустяков», они оказываются официально находящимися в состоянии разговора при отсутствии темы для него; типичным последствием является озабоченность взаимодействием, переживаемая как «болезненное молчание».
4. Озабоченность другими. В ходе взаимодействия индивид может отвлекаться на другого участника как на объект внимания — точно так же, как в случае озабоченности собой он отвлекается на беспокойство о себе[89].
Если человек обнаруживает, что, будучи вовлеченным в разговор, происходящий в присутствии определенных людей, он всегда выказывает сверхозабоченность их присутствием, отвлекающую его от необходимого вовлечения в тему разговора, то в этом случае они могут приобрести в его глазах репутацию плохих участников взаимодействия, особенно если он чувствует, что не только у него с этими людьми возникают сложности. Далее, он с готовностью приписывает им определенные характеристики для того, чтобы объяснить вызванное ими отвлечение своего внимания от разговора. Для понимания нами взаимодействия полезно будет перечислить некоторые приписываемые таким образом качества.
Понятиями «притворство» и «неискренность» индивид склонен определять тех, кто, как ему кажется, жестами симулирует ожидание от него принятия потока их экспрессивного поведения как искреннего. Притворство, как полагает Ч. Кули, «существует, когда страсть влиять на других перевешивает устойчивый характер и вносит в поведение явные искажения или позу…»; «Таким образом, есть люди, которые в простейшем разговоре, видно, не могут забыть о себе, открыто и незаинтересованно включаясь в тему, но воспринимаются как вечно озабоченные мыслью о производимом ими впечатлении, держащие в голове возможную похвалу или неодобрение и обычно немного позирующие, чтобы избежать одного или получить другое»[90]. Притворщики выглядят главным образом озабоченными контролем над оценкой, которую дает им наблюдатель, и частично сами одурачены своей собственной позой. Неискренние люди кажутся более всего озабоченными впечатлением, которое сложится у наблюдателя об их отношении к определенным вещам или людям, особенно к нему самому, и, пожалуй, не обманываются собственным притворством. К тому же, если те, кто выглядит озабоченными собой, создают впечатление сверхозабоченности происходящим или произошедшим с ними, то те, кто производит впечатление неискренних или притворяющихся, создают впечатление сверхозабоченности тем, чего они могут достичь впоследствии, и готовы ради этого на притворство. Когда индивид ощущает, что другие неискренни или притворяются, он склонен думать, что они воспользовались несправедливым преимуществом своей коммуникативной позиции в собственных интересах; он чувствует, что они сломали основные правила взаимодействия. Его враждебность к их нечестной игре ведет к фиксации его внимания на них и их дурных поступках ценой собственного вовлечения в разговор.
Рассматривая, какие свойства приписывают тем, кто заставляет других беспокоиться по их поводу, мы должны подчеркнуть важное значение фактора нескромности. По аналитическим соображениям сверхскромность точно так же должна рассматриваться как источник озабоченности другими, но эмпирически нескромность оказывается гораздо более важной. То, что индивид считает нескромностью других, может проявляться во многих формах: нескромные индивиды могут хвалить себя на словах; они могут говорить о себе и своей активности, производя впечатление, что их личная жизнь вызывает больший интерес и более широко известна, чем это на самом деле; они могут говорить чаще и дольше, чем это кажется уместным; они могут занимать более значительное «экологическое» положение в пространстве, чем, по его мнению, они заслуживают, и т. д.
Один интересный источник озабоченности другими можно обнаружить в феномене «сверхвовлечености». Во время любого разговора устанавливаются стандарты того, насколько индивид готов позволить себе увлечься разговором, насколько полно он позволяет себе быть захваченным им. Он обязан не дать себе настолько переполниться чувствами и готовностью действовать, чтобы это угрожало границам проявления аффекта, установленным для него во взаимодействии. Он обязан проявить определенную меру невовлеченности, хотя, конечно, степень ее будет различаться в соответствии с социально признанной важностью случая и официальной его ролью в нем. Когда индивид сверхвовлекается в тему разговора, создавая у других впечатление, что у него нет должной меры самоконтроля над своими чувствами и действиями; когда мир взаимодействия становится для него слишком реальным, тогда, вероятно, другие переключатся с вовлеченности в беседу на вовлеченность в говорящего. Сверхобеспокоенность одного человека оборачивается отчужденностью другого. В любом случае, мы должны видеть, что сверхвовлеченность обладает свойством мгновенно делать индивида несостоятельным в качестве участника взаимодействия; другие должны приспосабливаться к его состоянию, в то время как он не может приспособиться к их состоянию. Довольно интересно, что, когда импульсивность сверхвовлеченного индивида немного убывает, он приходит к ощущению неприличности своего поведения и становится обеспокоенным собой, что вновь иллюстрирует тот факт, что отчуждающий эффект, который индивид оказывает на других, он неизбежно испытывает и сам. Независимо от этого, мы должны видеть, что готовность к сверхвовлеченности — это форма тирании, практикуемая детьми, примадоннами и всевозможными господами, которые в данный момент ставят свои собственные чувства выше моральных правил, делающих общество безопасным для взаимодействия.
Можно упомянуть еще последний источник обеспокоенности другими. Если индивид вовлечен в тему разговора, тогда он должен в качестве слушателя обращать свой слух и, как правило, зрение к источнику коммуникации, то есть к говорящему, и особенно к его голосу и лицу. (Это физическое требование подчеркивается социальными правилами, которые часто определяют невнимание к говорящему как оскорбление его.) Если коммуникативный аппарат говорящего сам передает определенную дополнительную информацию в течение всего времени разговора, то слушателя, вероятно, будут отвлекать конкурирующие источники стимуляции, чрезмерно приковывая его внимание к самому говорящему за счет восприятия сказанного им. Источники такого отвлечения хорошо известны: рассказчик может быть крайне уродливым или очень красивым; у него могут быть дефекты речи, например шепелявость или заикание; он может неадекватно владеть языком, диалектом или жаргоном, которые ожидают услышать слушатели; у него могут быть мелкие особенности лица, например заячья губа, подергивание глаз, косоглазие или бельмо; у него могут быть такие временные коммуникативные сложности, как прострел, охрипший голос и т. д. Очевидно, что чем ближе расположен дефект к коммуникативным средствам, на которых слушатель должен фокусировать свое внимание, тем меньших его размеров достаточно, чтобы вывести слушателя из равновесия. (Нужно добавить, что постольку, поскольку от рассказчика требуется направлять свое внимание на слушателя и при этом не становиться чересчур озабоченным им, дефекты во внешности слушателя могут вызывать у рассказчика неловкость.) Эти второстепенные дефекты в аппарате коммуникации имеют тенденцию выключать обеспокоенного индивида из потока ежедневных контактов, превращая его в плохого участника взаимодействия либо в собственных глазах, либо в глазах других.
