Суммируем наши аргументы. Когда люди вступают в непосредственное физическое присутствие друг друга, они становятся уникальным образом доступны друг другу. Возникают возможности физических и сексуальных нападений, втягивания и вовлечения в нежелательные состояния разговора, словесных оскорблений и приставаний, нарушений определенных территорий Я и других, демонстрации невнимания и неуважения к присутствующему собранию и социальному случаю, в рамках которого возникло собрание. Правила поведения лицом к лицу, признаваемые в данном сообществе, устанавливают форму, которую должно принимать совместное общение лицом к лицу, приводя к общественному порядку, гарантирующему, что люди будут уважать друг друга с помощью доступных им идиом языка уважения, сохраняя свое социальное место и межличностные обязательства, обеспечивая и не нарушая движение потока слов и тел и демонстрируя уважение к социальному случаю. Нарушения этих правил образуют ситуационную неадекватность; многие из этих нарушений губительны для прав всех и каждого присутствующего и представляют собой демонстративные публичные нарушения, независимо от того, что многие из них мотивированы конкретными отношениями нарушителя с конкретными присутствующими или даже отсутствующими людьми. Эти случаи неадекватности являются в первую очередь не лингвистическими феноменами межличностной коммуникации, а примерами неподобающего публичного поведения; дефект коренится не в области передачи информации или установления межличностных контактов, а во внешних приличиях и манерах вести себя, регулирующих объединение людей лицом к лицу. Именно в этом мире санкционированных форм объединения психотические симптомы берут свое естественное начало, и только получив систематическую картину ограничений одобряемого публичного поведения, мы можем обрести язык для четкого и эффективного разговора о симптоматологии. Правила поведения в присутствии других и благодаря присутствию других — это правила, делающие возможной упорядоченную коммуникацию лицом к лицу лингвистического типа; но эти правила и множественные нарушения их, систематически демонстрируемые психотиками и другими нарушителями, не должны сами рассматриваться в первую очередь как феномены коммуникации; они прежде всего являются ориентирами (и их нарушениями) социальной организации, организованного объединения присутствующих вместе людей.

Лет десять назад в среде городских американских парней, не претендующих на благовоспитанность, термин «действие» или «акция» (action) использовался в далеком от Парсонса[99] значении, для обозначения особых ситуаций, отличавшихся от ситуаций, где «нет действия». В последнее время это слово получило широкое употребление, и окончательно добила его безжалостная эксплуатация в рекламных роликах и объявлениях.

Термин, которому посвящена эта глава, указывает на нечто живое, но сам сейчас почти мертв. Действие будет определяться аналитически. Я постараюсь обнаружить, где оно может находиться и что можно сказать про эти места.

Везде, где есть действие, наверняка есть и шансы. Начнем с простого примера и двинемся от него дальше.

Два мальчика нашли на дороге монетку и решили, что один подбросит ее, а другой должен будет угадать, упадет ли она орлом или решкой, чтобы определить таким способом, кому монетка достанется. Таким образом, они включились в игру, или, как называют это пробабилисты, в азартную игру, — в данном случае в игру «орел или решка».

Монетка может использоваться в качестве приспособления для принятия решений так же, как колесо рулетки или колода карт. В данном конкретном случае ясно, что мы имеем дело с полностью известным набором возможных исходов: орел или решка, то есть аверс или реверс. То же самое с игральной костью: при обычном изготовлении и использовании[100] шесть разных ее граней представляют возможные исходы броска.

При двух возможных исходах бросания монеты для каждого из них может быть оценена вероятность, или шанс. Шансы варьируют от «несомненно» до «невозможно», или, на языке вероятностей, от 1 до 0.

Игрок владеет тем, что он может потерять, — это ставка (bet). Игра дает ему шанс выиграть то, чего у него еще нет — это можно назвать выигрышем (prize). Результат (payoff) для него — это приз, который он выиграет, или ставка, которую он проиграет. Ставка и выигрыш вместе называются банком (pot)[101].

Теоретические шансы (theoretical odds) выражают вероятность удачного исхода по сравнению с неудачным, при том, что механизм принятия решений полагается идеальным. Истинные шансы (true odds) учитывают, в отличие от теоретических, физические погрешности, заложенные в любом реальном механизме, которые никогда не могут быть до конца учтены или полностью устранены[102]. Реальные шансы (given odds, или pay) — это размер выигрыша по сравнению с размером ставки[103]. Заметим, что исходы определяются полностью в терминах механизма игры, а итоги (выигрыш или проигрыш) — в терминах внешних и переменных ресурсов, связанных с определенными результатами. Таким образом, в словосочетаниях «теоретические шансы» и «реальные шансы» мы в каком-то смысле используем один термин «шансы» для выражения двух совершенно разных идей.

Оценка банка с учетом средней вероятности выиграть его дает то, что специалисты по теории вероятностей называют ожидаемой ценностью (expected value)игры. Вычитание ожидаемой ценности из размера ставки дает величину цены, или средней выгоды от участия в игре. Отношение этого параметра к размеру ставки составляет выгоду (advantage) игры. Когда нет ни выгоды, ни убытка, игру называют честной. Тогда теоретические шансы равны реальным шансам, а тот, кто делает ставку или предлагает пари, ставя большую сумму в надежде выиграть маленькую, имеет полноценную компенсацию в виде малой вероятности проигрыша тому, кто принимает пари.

Есть игры, предлагающие выбор из множества возможных исходов, каждый из которых оплачивается по-разному или даже предусматривает для делающего ставку различные минусы. Примером служит игра в казино. Другие игры тоже включают ряд возможных благоприятных исходов, оплачиваемых по-разному. Ожидаемая ценность в этом случае складывается как сумма нескольких различных ценностей; примерами могут служить игровые автоматы и кено[104].

В той степени, в которой игра служит выигрышу, она представляет собой возможность (opportunity); в той степени, в которой она угрожает потерей ставки, — это риск (risk). И то, и другое определяется здесь объективно. Субъективное ощущение возможности или риска — другой вопрос, оно может совпадать с реальностью, но не обязательно.

Каждого из наших мальчиков, бросающих монетку, можно рассматривать как находящегося в точке жизненному пути, где находка монетки не предусматривалась. Без этой находки жизнь продолжалась бы согласно ожиданиям. Каждый мальчик может, далее, рассматривать свою ситуацию как позволяющую ему либо получить выгоду, либо вернуться к тому, что является нормой. Случай такого типа можно назвать возможностью без риска. Если бы к одному из мальчиков подошел хулиган и стал играть с ним в «орел или решку» монетой, взятой из кармана этого мальчика (как это случается в пригородах), мы могли бы говорить о риске без возможности. В повседневной жизни риск и возможности обычно встречаются вместе и во всевозможных комбинациях.