Богиня-Мать господствовала над плодородием, обновлением, перерождением, и в определенное время она была, сверх этого, великой владычицей, матерью богов, повелительницей всего мира.
Как получилось, что одно и то же божество выступало в таких разнообразных аспектах? Как могла мифическая фигура, изначально возникшая как сила, ограниченная своей местностью, продвинуться до статуса всеобщего божества? Без сомнения, это восхождение было очень медленным. Можно попытаться реконструировать это развитие в течении столетий по пережиткам древних мифов, которые долгое время оставались в религиозном восприятии людей наряду с продвинутыми верованиями. Мы хотим проследить, как унифицировался культ местных божеств, прежде чем установилось универсальное понимание.
На чаше обета третьего тысячелетия в музее Стамбула изображены два ряда нимф, льющих воду из своих кувшинов. Одни парят в облаках и заставляют воду литься вниз, другие находятся на земле и заставляют течь ручьи9. Таким образом, уже в древности люди верили в единый источник воды на небесах и воды на земле. Тем не менее, нимфы дождя отличаются от нимф ручьев, так же как и богиня потока воды отличается от окрестного ручья. Один источник дает воды только одному небольшому ручью, другой, более удачливый, питает реку, третий же является истоком многоводной реки. Иерархия имеет значение и здесь; без лишних слов становится понятно, что для жителей берегов Инда или Дуная все божества вод подчинялись богине, которая дала свое имя большой реке.
Если земные источники и дожди, все воды, находятся в распоряжении невидимого божества, в какой форме можно представить это божество, дарующее благо? Два древнейших символа — священный камень и священное дерево. В Карамендересе находился священный камень, который могли увидеть только почитатели Великой Матери во время мистерий.Фригийцы почитали другие священные камни, которые в основном были валунами, окатанными реками. Это поклонение камням сохранялось долгое время, так как уже в 204 г. до н. э. черный камень Великой Матери был доставлен в Рим из Пергама10. Но древние ионийцы, возможно, в И веке до н. э. знали Богиню в форме дерева. Дерево, которое, как казалось, умирает к началу зимы, чтобы снова покрыться листьями к началу цветения, пробуждает чудесным образом представление о том, что нимфы занимаются своей плодородной деятельностью снова и снова. Каллимах изобразил, как амазонки обнаружили в дубе первый ксоан Артемиды. Дионисий Перигет расположил первое святилище около букового пня. Но деревьям с опадающими листьями предпочитались хвойные деревья, которые своей неизменной зеленью символизировали постоянность Богини. Ей принадлежала священный кипарисовая роща в Ортигие. Кипарис был также связан с культом Реи на Крите. Идолом из кипариса была также и статуя, посвященная Ксенофонтом в храме Артемиды в Сциллонтии11.
Применим представления о большей и меньшей власти, определяющие соотношения между богинями вод, к царству растений. В разных местах мы встречаем священное дерево, которое выделяется среди других ростом и пышностью. Где находится это мифическое дерево? Очевидно, на возвышенности, так как вершины гор покрыты сетью как вод дождей, так и вод ручьев. Тем самым дается общий символ плодотворного действия небесных и земных вод. Этот символ — гора; она соединяет небо и землю. Поэтому от Индии через Месопотамии, до Средиземного моря, горы считались местом жительства Великой Богини12. Гора, на которой возвышается божественное дерево, представляется схематически. И гора, и дерево вместе становятся огромным столбом, который, с опорой на земле, держит на себе небо. Из этой высокой колонны, в которой астрономы видели ось мира, проливались на землю небесные воды в огромном водопаде, который был источником всех земных рек13. Таким образом, узконаправленный миф о священном дереве вырастает до мифа, объемлющего весь мир. Из образа единственного дерева на самой высокой вершине можно вывести представление о мировой оси, соединяющей небо с землей, своего рода водяной горе, из которой текут реки в направлении четырех сторон света.
Наряду с этим мифом, одухотворяющим природу, Богиня рано принимает человеческую форму. По отношению к человеческому, богиня плодородия могла быть только Богиней-Матерью. Ее родство с деревьями было показано с помощью идолов, чья цилиндрическая форма была подобна стволу дерева14. Толстый покров из каунакиса15, в которой они часто были покрыты — символ древесной кроны. Но когда примитивный художник хотел сделать образ плодородия еще более человеческим, он изображал преувеличенно-широкие бедра и выводил вперед полные кормящие груди. С другой стороны, сосуды, в которых располагались тела мертвых для погребения, символизировали лоно Матери-Земли; этот символ отражает в то же время очень распространенные представления: Богиня, дающая мертвым новое рождения в своем теле, является никем иным как Матерью-Землей, в которой ждет своего восхождения каждое семя. Таким образом, символы человека и природы сливаются вместе без противоречий, дополняя друг друга. Земля — это Великая Мать, из которой возникли все существа.
Наконец, в последнем своем рывке Богиня распространяет свое господство над водами и землей и до богов, чьей матерью она становится. Ее власти больше ничего не противится: она — королева небес, воды и земли. Она управляет тремя мирами, которые она поддерживает непоколебимой колонной16. Только лишь на этой стадии она становится Великой Богиней. Сначала мир был населен нимфами вод и растений. Со временем самые могущественные из нимф были приравнены к Богине-Матери, чья власть постепенно распространилась на весь мир.
Нимфы вод и растений, позднее Мать-Земля, и наконец, Великая Богиня — это три стадии развития. Какие интересы и движущие силы воздействовали на это развитие? Без сомнения, теологические спекуляции играли роль лишь в том, что они соединили существующие представления в единую систему; их источник, тем не менее, следует искать в другом месте.
Пока человек занимался собирательством и жил за счет охоты и рыбалки, он был только добывающим питание. Большим шагом вперед было то, что он, перейдя к возделыванию почвы и скотоводству, начал создавать себе еду сам17. Земледелие, как и приручение и разведение мелкого скота, требовало не столько физической силы, сколько терпения и ловкости. Можно предположить, что в этом женщины превосходили мужчин. В любом случае, положение женщины значительно повысилось с тех пор, как люди начали создавать еду сами. Ранее мужчины оправлялись на охоту или рыбалку, в то время как женщины занимались собирательством. До создания семьи в кочующих племенах дело еще не дошло. В противоположность этому, для обработки земли требовались совместные действия и длительный союз мужчины и женщины. С помощью тесной совместной работы женщины получили более значительные права и авторитетное положение. Их занятия, тем не менее, не были ограничены одним лишь ведением хозяйства. Возникли новые верования, о которых можно говорить как о религии плодородия: ее самой важной целью была сохранность потомства. Что ожидалось от домашних животных и взращиваемых растений? Размножение! И на обработанной земле, которая теперь кормила более плотное население, люди надеялись на множественное потомство в семьях, которые теперь создавались. Религия плодородия возникла из общей потребности к продолжению рода и размножению. Культ Великой Богини отличается ростом этих тенденций. Она — женщина, а женщины, безусловно, оказали значительное влияние на возникновение новых обычаев и верований. Материнские чувства, живое воображение, острая чувствительность — все это позволило женщинам стать движущим духом и жрицами религии плодородия.
Достаточно ли у нас фактов, чтобы подтвердить эти выводы? В своем руководстве по восточной археологии Контенау привел набор фактов, свидетельствующих о том, что в азиатском обществе женщина занимала особо почитаемую позицию18. И похоже на то, что в азиатском мире почитание Великой Богини достигло особого расцвета. В этой связи много говорится о матриархате. Это впечатление не совсем точно, так как оно заставляет думать о семейном устройстве, в котором мать имеет те же права, что и отец в патриархальном обществе. Конечно, является данностью то, что матриархат известен нам только по его пережиткам, и некоторые из его учреждений нам полностью чужды. Остается только желать, чтобы была проведена общая работа в области народоведения, исследования античности и лингвистики, чтобы углубить схематические знания по этому вопросу.