А он ещё и добавляет:

— Ты кстати тоже, тепличное создание, учти. Со мной у тебя жизнь будет не сахар! Я не смогу тебе дать той роскоши, к которой, ты, конечно же, привыкла со своими нежными ножками. Потому что имей в виду — говорящим болваном на трон к твоему отцу я не поеду! Так что тебе придётся оставить свою корону. Правда, и приданого мне тоже не нужно — это его точно утешит. Вместе с компенсацией от моего папочки останется в плюсе.

На глазах какая-то мутная пелена, пытаюсь сморгнуть, но не получается.

— Звучит не очень-то привлекательно. Ты как будто меня отговариваешь, ты в курсе?

Голос дрожит, звучу как маленькая девчонка, к своему огромному стыду.

Дерек отказывается уступать и продолжает. Он что, не понимает, какие глупости несёт? Я же принцесса. Я вот сейчас если соглашусь, папа ничего не сможет сделать. Он же на трон после него сесть может! Стать королем Западных стражей! Взобраться на одну ступень с братом, получить такую власть, о которой никогда бы мечтать не мог! А он хочет всё бросить. А ему приданого не надо. А он хочет только меня забрать. И ещё уговаривает.

— Ну, ты всё-таки подумай как следует! Зато взамен ты получишь свободу. Со мной тебе никогда не придётся носить маску, Злючка! Будешь смеяться, злиться или реветь, сколько душе захочется. — Потом добавляет слегка обеспокоенно. — Ну, я постараюсь, конечно, чтоб последнего не случалось. Сегодняшний день не в счёт. Тут, судя по всему, уже без вариантов.

Вздыхает обречённо, глядя на моё лицо.

— Т-ты же… ты же… говорил, что не хотел бы кота в мешке… что человека надо несколько лет наблюдать, испытывать…

Я как-то привыкла, что эти карие глаза насмехаются, искрят весельем, ну в крайнем случае раздражаются или злятся. Не привыкла видеть в них такое что-то странное, тёплое, большего всего похожее на… нежность?

— Да что тебя наблюдать-то? Мне про тебя всё с первого взгляда было ясно. Непутёвое создание, ужасно не приспособленное к жизни. Стоит оставить одну, тут же глаза на мокром месте. Или в неприятность какую-нибудь влипаешь. Ты ж беспомощней котёнка! Меня же совесть потом сожрёт! Так что я решил не оставлять.

Он всё шутит. Но хмурит тёмную бровь.

— И это… Злючка… эта штука, вообще-то, жжётся, если руку долго так держать. Решай уже побыстрее, что ли?

Всхлипываю. Уже нет сил держаться. Просто нет.

Сдираю с волос диадему — с болью, не тратя времени, времени у меня больше не осталось, потому что кажется, отец уже готов броситься за мной, чтоб утащить домой насильно.

Швыряю на край алтаря.

Сую руку в огонь и говорю почти обиженно:

— Да конечно же согласна, чёрт тебя подери! Как будто ты не знал.

Какой кошмар, как неприлично принцессе так выражаться. Скандал будет на оба королевства.

На его лице расцветает улыбка. Дерек улыбается мне снова той самой беззаботной мальчишеской улыбкой с ямочками, которая была на его лице, когда мы впервые познакомились под тем самым деревом. Будто сто лет назад. А на самом деле вчера. Неужели только вчера?..

Распахивает плащ.

— Иди уже сюда, Злючка!

Кидаюсь с головой в это тёплое, долгожданное, невыносимо родное. Такое моё, что даже больно об этом думать.

Прижимаюсь, как пугливый зверёк, как тот перепуганный насмерть кот, что прятался у него подмышкой от остервенелой стаи голодных псов. Мне тоже надо, чтобы меня спасли.

Дерек накрывает меня плащом с головой и обнимает обеими руками крепко-накрепко. Ворчит:

— Вот теперь можешь прореветься, никто не увидит.

В его запахе мне уютно, как зверю в норе, которого долго-долго преследовали охотники, загоняли, пытались заживо содрать шкуру. Но он обманул их всех. И дотащился до безопасного места, до собственного дома. Отсюда никто и никогда не достанет. Могут сколько угодно рычать, бесноваться и злиться у входа в нору — а они делают это, я слышу отсюда, и всё ещё вздрагиваю в испуге по въевшейся привычке.

Но здесь меня никому не достать. Это место — только для меня. Здесь темно, тепло… и твёрдые мышцы под тканью, которую комкаю озябшими пальцами…

— Пф… Злючка, ты уверена, что меня использовать удобней, чем носовой платок?

Пытаюсь отстраниться, но он с лёгкостью преодолевает мои слабые попытки сопротивления и крепче прижимает мою голову к своей груди.

— Лежи уж. Потерпи совсем чуть-чуть. Скоро мы отсюда уйдем.

А потом добавляет — так громко, что я чуть не подпрыгиваю.

— Ваше императорское величество!

Ох… а я и забыла совсем, что этот странный человек здесь. Он же молчал, как рыба, набравшая в рот воды, всё это время. На мгновение становится страшно за своё едва обретённое, такое хрупкое счастье. Мы же как песчинки перед гневом владык! Нас только двое, а их так много. И невесомое пламя алтарного камня. Что мы сможем сделать, если их общий гнев обрушится на нас единой стеной?

Но кажется, в этот раз у меня жених совсем сумасшедший. Такой, который вообще никого на свете не боится.

— Ваше величество! Простите мою дерзость, но я тут подумал — раз вы здесь… чего тянуть кота за хвост? У вас же есть особые права. Обвенчайте нас с моей невестой прям щас!

Я даже плакать забыла от удивления. То есть как это — сейчас⁈

Дерек гладит меня по спине под плащом и тихо добавляет:

— Не терпится забрать тебя из этого зверинца. Ты-то, надеюсь, не против? Или хотела шикарную свадьбу на тыщу человек и платье размером с корабль?

Молча качаю головой. Я всем этим на всю жизнь наелась по горло. Мне бы прям тут, под этим самым плащом просидеть до конца своих дней — и я буду абсолютно, безоговорочно счастлива.

— Ну вот я почему-то так и подумал.

Зал взрывается гомоном, который перекрывают возмущения обоих королей. Хорошо поставленные командные голоса едины в своих гневных воплях. Да как мы посмели… Это попрание всех традиций… Неслыханно…

От каждого слова я вздрагиваю, будто кто-то забивает гвозди один за другим гигантским молотком.

И тут всё разом стихает, словно зал накрыли магическим пологом тишины.

Император тихонько прокашливается, все умолкают.

Всё-таки есть в этом человеке та самая скрытая мощь, которая не требует шума и грома для того, чтобы напоминать о её существовании. Тот самый центр равновесия, который много лет, с самого момента окончания братоубийственой войны между королевствами, следил за тем, чтобы ни одно из них не возвысилось и не подмяло под себя остальные.

И моё сердце вдруг накрывает целительный покой.

В установившейся звенящей тишине Император начинает говорить — но его неторопливая, спокойная речь обращена не к королям. Не к нам с Дереком — возмутителям всеобщего спокойствия.

Он обращается к моей матери.

— Лия, ты вырастила чудесную дочь! Из-за неё, как из-за тебя в благословенные годы нашей юности, так же ломаются копья и разыгрываются драмы. Знаешь ли, я ничего не забыл! До сих пор грущу, что ты тогда выбрала не меня.

Снова пытается что-то сказать мой отец. Со слепой яростью кабана, тупо прущего через лес, сминая всё на своём пути, напоминает, что выбрала-то Эллия его, и это он отец глупой несмышлёной девицы, которая смеет перечить отцовской воле. И что пора прекращать затянувшуюся комедию, и он не даёт согласия на эту помолвку, и требует немедленно её расторгнуть, а зарвавшегося принца, потерявшего всяческое уважение к авторитетам, отправить в ссылку…

И пока тот говорит, я чувствую, как напрягаются железом мышцы моего жениха под моими ладонями, и беззвучно молю, чтоб он не взорвался в ответ. Потому что тогда точно будет катастрофа. Но Дерек вскипает молча, лишь сжимает меня в руках так, что скоро, наверное, хрустнут мои хрупкие косточки.

А Его императорское величество терпеливо выслушивает все излияния моего отца… а потом не удостаивает возражением ни один из его аргументов, не отвечает ни на одно из требований.

Просто напоминает, что законы в Империи предписывают полную свободу воли вступающих в брак юношей и девушек. И если оба согласны…