Потому я делаю все возможное, лишь бы не обременять жизнь своего сына. Он заслуживает больше, чем мне смогли предложить мои родители, и я это могу позволить. Я и Миша можем позволить.
Через полтора часа муж предоставил в наше пользование машину. Загрузив санки и ватрушку в багажник, почистив ее от снега, который в очередной раз всю ночь шел, ― в этом году его слишком много, ― отогрев двигатель, мы выехали со двора. До предстоящей горки езда как минимум полчаса, учитывая, если не попадем в пробки. В Подмосковье жизнь чуточку легче, но это не минует условия торможения на трассе. Облегчает лишь то, что, выехав в сторону одной деревушки, где раскатана горка для любого вида спорта, движение ровняется и ехать гораздо легче.
Всю дорогу я стараюсь успевать переключаться между криками на имбицилов за релм, и пение с сыном. Не припомню, когда именно у нас установилась такая изюминка, но в любых поездках я обожаю с ним петь различные песни. Артур даже знает некоторые песни российских певцов, благо, в пределах разумного: София Ротару, Стас Михайлов, Валерий Миладзе…
Немного странновато в нашей семейке, только у каждого свои страсти.
Паркуюсь на свободном месте с первого раза. Когда муж впервые увидел меня в деле за рулем, посчитал какой-то ненормальной, потому что ни одна женщина с идеальностью не сможет припарковаться параллельно задним ходом. Я не особо принимаю к сведению, ибо знаю, от кого-то переняла частичку мужских генов или мозгов. Без разницы.
Люди все прибывают и прибывают: родители везут на санках или ватрушках детей, дети кричат, бегают, спеша начать кататься, взрослые где-то ругаются, смеются. У всех настроение на оптимизме, как и у меня. Если месяц назад я была чем-то недовольна, то это изнеможение от долгой беготни. После выходных я снова напоминаю Цириллу5, которая ни перед чем не может устоять. Слишком много соблазнов все познать и испробовать.
– Потом мы заедем выпить горячий шоколад? ― с мольбой спрашивает сын, вставая передо мной. Облако пара, исходящее из его рта, поднимается вверх, развеваясь.
– Конечно. Нужно будет прогреть наши косточки, а то Снежная Королева тебя заморозит. ― Щипаю его за один бок, потом за второй, пока он не начинает смеяться и увертываться. ― Пойдем. А то мороз обидится на тебя, что ты не катаешься.
Горка выглядит устрашающе раскатанной. Мимо нас, когда мы взбираемся на вверх, пролетает молодая пара на ватрушке, что глазом не успеваю моргнуть. Пик склона не то что крут, но размещен на очень большой высоте. Ноги затекают от постоянного упора, дыхание сбивается, но я продолжаю поспевать за активностью ребенка. Матерь божья, в нем энергия так и хлещет. Никакой отдышки, усталости или наличия рассеянности в координации.
Верхушки деревьев окружают нас по бокам, заворачивая в кольцо и обезопасив. Конечно, для страховки здесь еще задействовали сугробы по бокам, в средине, поделив горку на две части, а то в прошлом году было куча столкновений, чуть раньше ― на смерть кто-то разбился, вылетев с площадки. Но ради безопасности я намеренно буду ездить с Артуром вместе. Не хватало больничной мигрени.
– Давай, мама. Мама!
Краснов прыгает на месте, подбадривая меня, на что хочется рассмеяться со слезами, которые моментально замерзнут.
Подкатываю ватрушку, придерживаю и залезаю на нее. Сын садится верхом, с нетерпением ожидая начала гонки. Детские забавы крайне эксцентричные, но я же их любила! Давным-давно. Когда смех еще звучал заливисто.
Скатываемся мы так несколько раз, на пятый ребенок начинает меня уговаривать прокатиться самостоятельно. Я как могу обхожу его пути наступления с убеждениями, все равно не преклонен. Точная копия Миши ― если хочется, то будет на своем настаивать. Аж бесит. Мужчины иногда настолько педантичны, иной раз думаешь, стоит ли вообще тему вопроса поднимать.
Я сдаюсь после десятого отказа. Предоставляю возможность скатиться одному, но намного ниже выбрав пункт скатывания, рассказываю на всякий случай инструкцию, если завернет его или будет намечаться столкновение, только Артур так проник в экстрим, ничего дальше склона не видит. Даже в его зрачках отражается горка, что уж тут до меня… Нацеливаюсь, слегка толкаю и сын начинает разгоняться, спускаясь вниз. Отовсюду выскальзывают другие катальщики, с искристым гоготом то крутясь, то быстро съезжая. Мимо меня пролетают санки, на которых мужчина управляет санками, а ребенок только успевает улыбаться во все тридцать два зуба.
Дети на то дети. Для них раздолье получать игривость. Если ребенок обходит свои маленькие годы, то никакого ребячества, тупоголовости, беготни, экшенов. Такие обычно видят перед собой скучное батрачество в крупных фирмах ради покорения Эвереста.
– Поберегись! ― орут позади меня.
Чт…
– Бедные селезенки!
Вскрикиваю, стоит чему-то мягкому столкнуться с ногами, затем я незамедлительно падаю назад. Крепкие руки перехватывают меня, помогают устроиться удобнее в проталине, чувствуя соприкосновение ягодиц с бедрами, а чертова большая ватрушка вовсе не намеревается останавливаться. Черт! Хватаюсь руками за одежду незнакомца, подтягиваю ноги, всматриваясь вниз. Различные молитвы уже начинают маячить в голове. Сердце набатом ударяется об ребра, меня начинает колотить. Какой придурок решил с самой высокой точки рискнуть?
Поворачиваю голову насколько возможно, и хмурюсь вдвойне. Только не он.
– Ты! ― цежу сквозь зубы, краем глаза оглядывая его взбудораженное выражение лица. ― Какого черта?
Он хохочет, взрывая бомбу ненависти.
Смотрю снова вперед, решив поберечь свои возгласы, и вовремя замечаю летящих слева детей на санках. Говорю об этом Семену, который подхватывает инициативу, второй рукой начинает направлять ватрушку к ним, чтобы произошло пересечение. Минуем пригорок, взлетая вместе, отчего я вжимаюсь в грудь мужчины сильнее, цепляясь за него, что ногти вот-вот сломаются.
Мои всхлипы и дыхание перемешиваются в свистящем потоке бьющегося об нас ветра. Остается совсем не много до конца, и мы снова взлетаем. Вместе с тем икаю и оказываюсь у него прямо на ногах, одна его рука у меня на талии, удерживая на месте, вторая ― на ручке этой штуки.
Не успеваю пискнуть, как происходит столкновение со снегом, и мы резко валимся в его пушистость. Мужчина вовремя подхватывает меня, и я оказываюсь на его груди, столкнувшись с ним нос к носу. Кладу руки на его грудь, он на поясницу, так и замерев.
Я тяжело вбираю воздух, он подо мной расплывается в полуулыбке, смотря точно в глаза. Мне нужно пошевелиться, прекратить отвечать на лиричность бесят на дне зрачка, и, черт тебя дери, убрать от себя его руки. Только я этого не делаю. Вместо этого детальнее рассматриваю черты лица: у носа есть небольшая горбинка, видимо, осталось после драки, есть две маленькие родинки внизу у правой челюсти в районе щеки, брови темнее, чем кажутся издалека, а губы…ярко-красные.
Облизываю губы и поднимаю глаза. Не издаю ни звука, боясь что-то спугнуть между нами, какое-то фатальное напряжение, тем не менее я пропадаю в нем. Или это шок?
Семен прослеживает за моим языком, отчего глаза заметно темнеют, приобретая фиолетовый оттенок. Выражение лица заостряется, появляется некое подобие ожесточенности. Как же он близок ко мне. Так не должно быть.
Затем нагло расплывается в улыбке.
– Мне понравился такой вид катания, ― заключает он с издевкой, опуская руки ниже.
Жар прошелся по шее, возвращая в реальность. Его руки практически опускаются на ягодицы, угождая внутреннему демону, но я легко противодействую этому. Упираюсь ему в грудь, приподнимаюсь, слезаю с него, из-за чего рукой зацепляю кусок снега, не провалившийся, и он падает прямо на лицо Семена. Папа Вари начинает матюгаться, протирая лицо от холода.
Сжимаю губы, дабы сдержать смех. Но все равно беззвучно смеюсь.
– Козел! Заслужил.
Поднимаюсь с колен на ноги. Отряхиваю снежинки с меха куртки и с шапки, продолжая наблюдать за самоуверенным мужланом.