Помню первую встречу с мужем. Мы разговорились без каких-либо запинок: шутил, помогал, интересовался, а я находилась под защитой надежного пледа, потому что с Мишей не было умалчивания. Столетние друзья встретились вновь. Непринужденность обстановки. И никакого бешеного электричества.

А перед ним, Семеном, волоски встают дыбом.

– Снова дерзишь, – делает следом за мной шаг, засовывает руки в карманы брюк, представ передо мной с иголочки восходящим жгучим солнцем. Где мой крем от загара?

– Когда мы успели перейти на «ты»? – приподнимаю подбородок.

Я его не боюсь.

– Ты сама в прошлый раз обозначила наши рамки, истеричка, – шепчет Семен Олегович. – Ничего не хочешь сказать?

– Не понимаю, к чему ты клонишь…

Облизывает нижнюю губу, подчинив проследить за этим с завораживающим интересом, и хрипло выговаривает:

– Извиниться.

Пару дней назад я бы вступила на тропу честности, ибо пытливость съедает всю без остатка, но мизантроп во мне стремиться отдать дань порокам. Я не могу вымолвить ни слова, внутренняя агония мешает доставить удовольствие этому заносчивому типу радость от главной роли в ситуации. Никак… Бесята в зрачках торжествуют из-за влияния, которое оказывает на меня одно пребывание в помещении мужчины, им нравится куражиться, играть в крестики-нолики, гнать лошадей за пределы разумного…

– Варя, ты одеваешься? – перевожу внимание на его дочку, обходя стороной, подхожу к моей воспитаннице, которая с усердием натягивает сапоги.

Сбегать проще.

– Угу, – кивает.

Помогаю ей надеть остальные вещи, убрать в шкафчик по нужным отсекам сменку и осматриваю наличие опрятности. Поправляю шарфик, завязываю шапку, полностью отгородившись от прожженного взгляда, что направлен на меня. Это мешает концентрироваться на работе своих рук, будто совсем не мои, ошибаюсь или цепляюсь, про себя пятый раз ругаясь.

– Я хотела предупредить, чтобы вы завтра привели Варю до 8.20, так как рано будет кружок «Буквоежка». Вы же записывали ее туда? – говорю без запинки, а сама съежилась. Не смотри на него. Не смотри.

– Хорошо, – беспечно бросает и встает рядом. Тише добавляет: – Мы не закончили…

По-моему, разговор давно себя исчерпал.

– Пойдем, Варя.

Вспоминаю и бросаюсь обратно к барной стойке, прихватив документы, которые нужно ознакомиться и подписать. Также несколько памяток по моей образовательной программе.

– Подождите, Сем-мен Олегович. – Произносить на деле сложнее, нежели крутить у себя в голове. Мужчина разворачивается, заполняя все пространство удушающим присутствием.

– Тут нужно некоторые бумаги подписать. Также даю вам памятки для ознакомления с группой. Во-от, – тяну к нему дрожащие руки, затаивая дыхание. Его глаза смотрят на листочки, затем его пальцы касаются краев, где находятся мои пальцы. Кожа к коже, наши пальцы соприкасаются и необъяснимый ток прошибает вены. Время как бы замирает, где только я и он может испытать странный контраст. Сглатываю, отпускаю листы и отхожу на безопасное расстояние.

Он глядит в упор несколько секунд, потом просыпается от толчка его дочки и принимает на себя безучастное лицо, будто ничего не было.

– До свидание, Екатерина Владимировна. Приятно было познакомиться, надеюсь, у нас будет еще время ближе узнать друг друга.

Гад! Использует мой глупый трюк, бросая вызов и выводя из равновесия одновременно. Молчу, как партизан. Пусть катиться домой к своей жене и ей ставит свои точки, как положено супругу.

– До сфидание!

– До завтра, Варюша, – махнула на прощание и прижала руку к груди, провожая взглядом двух фигур. До конца двери он не оборачивался, смотрел только на свою дочь, посвятив всю вселенную ей, и за это я была крайне признательна ему. Посмотри он на меня, увидел, как пылают щеки.

Девчушка что-то начинает с воодушевлением рассказывать папе, улыбаясь и подпрыгивая на месте, пока дверь не захлопнулась и не раздался кличь колокольчика.

С раздражением взмахнула руками, топнула ногой. Да твою же мать! Каждое приключение приходится мне. Мать мужа стыдиться меня и недоговаривает многое, борюсь с методистом который месяц, устала доказывать подруге о необходимости не пуститься в потерю контроля, столкнулась с этим и буду терпеть навязчивость до конца выпуска его дочки… Целых дерьмовых два с половиной года!

Прелестное начало нового года.

– Когда ты позвонила, думали, будут просто посиделки, а ты решила напиться? – недоумевает Настя, провожая глазами мой очередной заход.

В баре народу такого не было, учитывая начало недели после праздников, многие здесь присутствовали ради поддержания рабочей атмосферы. Это место может пользоваться спросом как у молодежи, так и хваленных работников, стремящихся доделать дела в комфорте. Не было в этом баре никогда злости, неприязни или иного сбродного недомогания в виде жадничества. Существовало правило: хочешь помочь себе, помоги сначала кому-то. Мораль в том, чтобы человек оставался человеком, ведь от этого становится приятнее в первую очередь тебе. Потому сюда стремились по одной причине – спокойствие.

Молодые люди либо общались приглушенно, либо выпивали компанией. Взрослые…на то были и взрослыми, чтобы отвечать за свою взрослую жизнь. Мы же с подругами относились к числу девушек из класса сильных-независимых-замужних. Ну почти все замужние.

– Рассказывай, что случилось. – Сложив перед собой руки в замок, запальчиво заговорила брюнетка. Она походила на моего психолога. Аж стало смешно.

– Почему ты думаешь, что у нее проблемы?

– Как еще можно объяснить запуганный взгляд и возникшее желание напиться, хотя у нее еще ребенок не кормленный. Остынь, Кать. ― Оксана забирает из-под носа кружку с пивом, на что я возражаю. ― Нет! Объясни нам, ты в последний раз так пила… Никогда так не пила!

Морщусь и смотрю в одну точку на столе.

– Ты выиграла, Кислицына.

– В чем? ― непонимающе хлопает глазами.

– Он оказался копией Татума, только со смесью Тома Круза.

Поднимаю взгляд.

– Ага! Я же говорила, ― хлопает в ладоши, довольствуясь триумфом в незначительном споре. ― Стоп. Неужели тебя расстроил проигрыш?

– Не в этом дело.

Прикрываю глаза, как в темноте всплывает образ кошачьих глаз, искусно вырезающие из меня статуэтку своего высокомерия. Образ человека, не имеющей власти надо мной и в то же время владеющий сознанием любопытства. Вдобавок к смешанных чувствам добавляется одна маленькая проблемка – в прошлый раз я послала его как могла. Думаю, такое никогда мне не забыть, принимая в счет, наши постоянные встречи.

– Три недели назад поругалась с одним типом. Он чуть не задавил меня с сыном, – хмуро вступила в объяснения. – Ну как поругалась. Скорее я со своими нервами его обозвала, как умела.

– Узнаю Зуенка! – подбадривает Оксанка, на что получает неодобрительный взгляд от Настюхи. Ох, девица с огнем на голове та еще учительница со стажем, вечно не преемственная к нашему дурачеству. Интересно, дети у нее ходят по углям? – Продолжай.

– А полтора часа назад пришел забирать новую воспитанницу папа. Угадайте, кто им оказался?

– Ух, ты! Не знала, что кино может буквально оживать. Но почему ты так переживаешь? – Завидела мое поникшее состояние Настя. – Поорала ты на бедного мужика, выпустила пар, уверена, он прекрасно понял твое тогдашнее состояние. Не делать же из этого трагедию…

– Мне стыдно за свое поведение.

Перевела дыхание и продолжила:

– Но я не извинилась перед ним, потому что он напыщенно кичился придуманным им прозвищем. Истеричка!

– Ну он не ошиб…

Настя взглядом заставила Кислую заткнуться. Но та решила пойти в обход:

– Подруга, ты ему понравилась…

– Оксана! – издаю писк, подпрыгивая на месте. – Ничего не говори! Этот нахал еще смел сегодня ставить меня в ужасном положении, так что желание перед ним опуститься на колени и извиниться отпало разом. Такого несносного лицемера в жизни не встречала! Он мне не понравился! Ни капельки.