* * *

Один-единственный раз мы с ним сочинили несколько строчек совместно.

Валяли дурака летом 98-го…

* * *

Григорий Горин Михаил Мишин

ИНТЕРВЬЮ В ТЕНИ ИСКУССТВА

На недавно завершившемся кинофестивале в Сочи среди гостей писатель Михаил Мишин повстречал писателя Григория Горина. Или наоборот Иногда их там путали.

Но речь не об этом, а о том, что жизнь фестиваля освещала целая армия журналистов. Бесчисленные интервью со звездами — на пляже и в фойе кинозалов, при свете солнца и при сиянии прожекторов… Однако Горину и Мишину показалось, что многое на фестивале все-таки остается в тени. И они решили выступить журналистским тандемом, чтобы осветить эту теневую сторону «Кинотавра-98».

ИНТЕРВЬЮ С КРУПНЫМ ПОЛИТИЧЕСКИМ ДЕЯТЕЛЕМ

Крупного деятеля мы застали у стойки пивного бара, среди бесчисленных пустых кружек.

— Судя по количеству кружек, вы представляете здесь Партию Любителей Пива?

— Ничего подобного. Я представляю гораздо более прогрессивную Партию Любителей Пива С Раками.

— Сколько членов состоит в вашей партии?

— Состав гибкий. Сколько раков — столько и членов.

— Какова ваша политическая платформа?

— Вера. Мы всех честных людей зовем к Вере — с большой буквы.

— Какую именно Веру вы имеете в виду?

— Да вон ту, толстую, барменшу… Веруня, еще пару больших!..

— И какова ваша конечная цель?

— Возродить державу.

— Каким образом?

— Воздвигнуть в Сочи пивную «Советский Союз».

Пятнадцать республик — пятнадцать этажей. На всех этажах — пиво. И чтоб туалет под туалетом и общий сток, а внизу — гидроэлектростанция. Мы крутим турбину, гоним энергию на Запад, а они нам обратно — пиво. Международная обстановка оздоровляется, связи крепнут. Здание ООН переходит нашей партии. А там этажей знаешь сколько? Всю планету озарим!..

ИНТЕРВЬЮ С САМЫМ КРУТЫМ ГОСТЕМ ФЕСТИВАЛЯ

Самый крутой гость лежал сразу на трех лежаках. Сплошные бицепсы, остальное — трицепсы. На груди — золотая цепь, золотой крест и золотой зуб одного из участников фестиваля.

— Извините, мы бы хотели спросить вашу фамилию.

— Спроси, если жить надоело.

— Нет-нет, извините… Мы просто хотели уточнить — вы здесь на работе или на отдыхе?

— Я здесь в розыске!

— Правда ли, что вы причастны к захвату на фестивале заложников с целью получения выкупа?

— Да это все мелочевка. Взяли пяток журналистов и критиков, заперли в номерах. Теперь требуем у президента фестиваля выкуп — миллион зеленых за каждого.

— А если он не даст?

— Не даст — выпустим!..

И, судя по публикациям о прошедшем фестивале, это заявление крутого не было пустой угрозой…

ИНТЕРВЬЮ С ЗАРУБЕЖНЫМ ГОСТЕМ

В тени пляжа мы видели многочисленных гостей кинофестиваля, приехавших из-за рубежа. К одному из иностранцев мы обратились на его родном языке.

— Здоровеньки булы, Микола!

— Здорово, хлопцы.

— Микола, ты приихав на фестиваль прямо с Киева?

— Ни. С Тель-Авива.

— А що ты там робил?

— Своих навещал. Тель-Авив, то ж давно наш город.

— А кстати, Микола, правда ли, что у вас поговоривают, будто и Сочи тоже украинский город?

— Це грубейшая ошибка. То дурни болтают. Сочи як був, так и остается единой и неделимой территорией Молдавии.

— А куда ты поедешь после этого фестиваля?

— Та к своим. В Италию.

— Видимо, на Венецианский фестиваль?

— Опять грубая ошибка. Не венецианский, а винницкий. То дурни итальянцы все коверкают. Только и крику: спагетти, спагетти!.. А слепить все ихние спагетти — и выйдет одна наша галушка.

— Ну, а к себе, на Одесский фестиваль осенью приедешь?

— Тю! Одесса! На кой она мне? Це мисто представляет интерес тильки для вас, иностранцев. А я осенью занят: новую хату купил — белить надо.

— И где же это?

— Где, где… Да в Лондоне, где ж еще!..

ИНТЕРВЬЮ С ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦЕЙ ДРЕВНЕЙШЕЙ ПРОФЕССИИ

Очаровательная представительница беседовала с нами под тентом, одетая в красивый фиговый листок. Фиговым листком служил пропуск в гостиницу с надписью "V.I.P.». Отсюда наш первый вопрос:

— Скажите, Випа, это у вас еще купальник или уже вечернее платье?

— Это у меня аккредитация на фестиваль.

— А вы аккредитованы как гостья или как участница?.

— Как утешительный приз.

— Тогда ваш прогноз — кому он достанется?

— Даже не знаю. Кинематограф тут слабый… Вчера предложила утешиться одному режиссеру, а он говорит: «Без спонсора уже не могу».

— Ну что ж, удачи вам, Випа — извините, не спросили вашего настоящего имени.

— А чего спрашивать — вот же, на аккредитации написано: «Сидоров Андрей»…

* * *

Взяв эти интервью мы устало посмотрели друг на друга, вышли из тени на солнце и последние вопросы решили задать самим себе.

— Скажите честно, Гриша или Миша, вам не надоело из года в год приезжать на этот фестиваль?

— Если честно, Миша или Гриша, сил больше нет.

— Газеты же правильно пишут: фестиваль снова не удался.

— «Не удался…» Полный провал!

— Фильмы слабые.

— Катастрофа!

— Интересных людей — один-два человека.

— Да один, чего там!

— А так называемая культурная программа?

— Шабаш пошлости.

— А этот юмор, эти шуточки с бородой?

— С двумя…

— И буквально все такого мнения.

— Да, люди в отчаянии. Я с каждым переговорил…

— То есть, если я правильно понял, в будущем году мы с вами опять здесь встречаемся?

— Как штык.

— А остальные тоже соберутся?

— А куда ж они денутся!

И действительно, что можно вообразить хуже этого «Кинотавра»? Разве что его отсутствие.

Так что до новых встреч в тени.

* * *

С самим Гришей здесь теперь уже не встретимся. Теперь — там…

Ужасный случай из литературной жизни

Мой художественный принцип — строго щадящий режим.

Пишется — пишу. Зовут выступить — читаю. Люблю, когда из зала — записки: «Расскажите смешной случай» или: «Вы темы из жизни берете или из головы?» Возникает очень теплое чувство. Буквально хочется звать Русь к топору. А недавно вообще получил: «Каким своим произведением вы наиболее гордитесь?» Этот вопрос — да. Это — в душу Тогда, конечно, забормотал с сиротским смирением, мол, не до жиру, мол, спаси Бог, какая гордость — уж до меня Пушкин был…

Тогда — наврал! Теперь время расколоться. Предмет дикой гордости есть: ненаписанное! Да не в том жеманном смысле, что оно еще не написано. (Мол, пока-то у меня все так, безделки, но это я только до поры балуюсь, а грянет час — уж я этому миру покажу, уж я вздыблю талант да оглоушу публику вещицей посмешнее «Фауста» Гёте…) Нет, ребята. Речь про уже конкретно не-написанное. Как это у коллеги — «Итак, я жил тогда в Одессе…»

Итак, я жил тогда в другом любимом городе, который (конец семидесятых) носил еще имя не основателя, а основоположника. Творцская лаборатория у меня тогда была какая? А такая, что сперва я придумывал сюжетики и записывал их в записную (а как же!) книжку. Из некоторых сюжетов потом вылуплялся рассказик, а то еще что-нибудь. Иногда — смешное. Иногда — нет. В первом случае редакторы смеялись, говорили: «Не смешно!» и не печатали (или, что гаже, печатали, снайперски выкинув смешное). Во втором— не смеялись, говорили: «Жутко смешно!» и печатали целиком. Все как у всех, но сейчас не об этом.

Сейчас о том, что однажды придумался мне сюжет рассказа, который (сюжет) мне самому жутко нравился. Сюжет такой. Одному мужику (у меня он чрезвычайно остроумно назывался Печенкин) все надоело. Да не так как обычно надоедает: «А, надоело мне все!» — и дальше пошел. Нет, этому Печенкину так все остохренело, что он залез на подоконник и — шагнул… И вот, низвергается он со своего девятого этажа. А оказывается, в таком последнем полете время для падающего меняет свойства, и за доли секунды он способен проникать в самую суть вещей. И вот, проносясь мимо окон своего дома, Печенкин, как в замедленной съемке, видит чужую жизнь: за одним окном — инвалида-паралитика, за другим — многолетнюю беспробудную пьянку, за третьим — постоянное «уехал муж, в командировку…».