Саня!

Александр Яковлевич!

Мне жаль, что я не смог лично, и что эти слова от моего имени будет бормотать совсем другой человек, но это еще лучший, кого я мог найти.

Поскольку я уверен, что сейчас тебя окружает столько самый узкий круг — человек семьсот — то и слова мои будут очень личными.

Саня, у тебя сегодня тяжелый день. Я это проходил, я помню. Сидишь с деревянной спиной, пахнешь одеколоном и делаешь вид, что веришь всему хорошему, что о тебе говорят.

Я тоже мог бы присоединиться и говорить слова к твоим пятидесяти.

Я мог бы поздравить тебя, например, с тем, что ты — доктор наук, причем химических, что во многом объясняет наше отставание.

Я мог бы поздравить тебя с тем, что ты командуешь концерном, который красиво называется «Никка». Хотя, убей бог, не понимаю почему «Никка» — через два «к»?

Все равно как «Победа» через два «б».

Я бы мог от души поздравить тебя с тем, что к своему «полтиннику» ты подкопил немного бензина. Никогда не знаешь, что завтра выкинет эта власть. А ты, по крайней мере, всегда сможешь что-нибудь поджечь.

Я мог бы особо поздравить тебя с твоей женой Леной, потому что представляю, как трудно тебе сегодня сверкать на ее фоне.

Да, Саня, я мог бы говорить и выпивать —

за твои успехи и твои достижения.

за твоих детей и твоих родителей, за твоих друзей и твой город, за тех, кто в море, и за тех, у кого морская болезнь. Но за все это выпьют и обо всем этом скажут другие умные люди, поскольку неумных рядом с тобой нет, хотя не знаю, кого именно из мэрии ты сегодня пригласил.

А лично я хотел бы поздравить в твоем лице именно твое человеческое лицо.

Поздравить тебя с тем, что к своим пятидесяти ты все еще просто хороший парень. Не всем удается. Уж поверь, я знаю.

Так что крепись, Александр Юффа.

Стисни зубы, прорвись через этот свой юбилей, потом прими ванну из рассола, забудь про этот свой юбилей и осуществляйся — талантливо, весело и долго.

«Уважаемый товарищ…» Затерто.

«Дорогой мой!..» Фальшиво.

«Гражданин начальник»?

Тот случай, когда не знаешь, как обратиться.

«Господин вице-премьер…» Что-то из французского романа.

«Мой юный друг»? Я же старше. Нет, нет. Руководство не бывает младше.

Короче, Илья!

Случайно узнал, что у тебя дата. Или на «ты» — нехорошо? Хотя совместные застолья у общих друзей типа Витьки Лошака дико сближают и растапливают льды.

В принципе, обращение должно содержать объединяющий момент. Пол, возраст, место жительст… Так вот же! Вот же оно!

Землячок!

Мы же оба оттуда, с тех гранитных берегов, у нас общие мосты, решетки и Медный всадник, великое произведение Церетели.

А кто оттуда — у всех все общее. Ну, вплоть до оборонки. Я ведь тоже положил на нее лучшие питерские годы — ну, года три отдал. По нормальной-то профессии я, конечно, электрик, а по военной-то — конечно, подводник, что разглашать тебе, Илья, не имею права. Скажу одно — насчет той горькой подлодки я тебе сострадаю. Потому что теперь все вешают на нас, питерских. Хотя америкашки там, конечно, не просто так плескались, тут твои адмиралы молодцы, четко доложили. А тем более англичане, ох, лукавый народ!

Но сейчас не об этом.

Сейчас — о том, что оба мы с брегов Невы, где по возможности блистали, мой читатель. Ив этой связи — о самом нежном. О фотоаппарате «Смена», украсившем юные годы. Он был прост, как тогдашняя жизнь. Надежен, как пионерский галстук. Кого мы им только не снимали! И где теперь все эти люди и девочки? Ты помнишь — «Сделано на ГОМЗе». Сидящим за столом дамам намекаю: ГОМЗ — это ЛОМО, а ЛОМО — это… Илья, ты меня понял. А дилетантам типа Витьки Лошака разжевываю: ЛОМО — это место, где делают такие штуки, про которые мы с Ильей не имеем права, тем более до горячего.

Но сейчас не об этом.

Сейчас о том, что москвичи делятся на бывших питерцев и тех, кто им завидует. Затесавшиеся одесситы типа Витьки Лошака только оттеняют сказанное.

Так что Пулковские высоты и Васильевский остров вчера — это Николина Гоpa и Васильевский спуск сегодня.

Тут как-то пришла скорбная мысль. Что из бывших питерцев остался последним, кто так ни черта и не возглавил. Остальные со скромным обаянием взяли вокзалы, телеграф и счетную палату. Под восторг населения, зачарованного умением среднего невского пацана не только войти в сложноподчиненное предложение, но и выйти из него почти там же. Вообще, Илья, курс отечества на ближайшие годы — это четкая дикция. В связи с чем в груди щемящее чувство одиночества и острое желание что-нибудь курировать. Особенно по ночам.

Но сейчас не об этом.

Сейчас о твоей дате. Не буду врать — могло быть лучше. Например, девятнадцать. Или тридцать два. Но и пятьдесят — большая удача. Вспомни тех, кто видел Ленина. Вспомни Джамбула, он пел еще дольше. Пятьдесят — это в шесть раз меньше, чем Питеру, трехсотлетие которого мы будем отмечать с тем же размахом. Вдумайся, Невскому проспекту было уже 250, когда ты еще не знал, что будешь отмечать свой «полтинник» с крутыми ребятами типа Витьки Лошака. Не говорю уже о Мише Швыдком, который хотя и не питерский, но по культуре приближается — ты же видел, как он запивал «Кристалл» «Будвайзером»…

Но сейчас не об этом.

Честно говоря, как прошедший через подобное, хотел просто приободрить, но ты, скорее всего, уже и так бодрый. Так что, подозреваю, мне все это было приятнее сказать, чем тебе услышать

В любом случае, будь здоров.

Неси с честью все, что сможешь, туда, куда захочешь.

Смотри, как сложилось — тебя некоторые любят, а остальные вынуждены любоваться.

Практически судьба Питера.

С чем и поздравляю.

Моему другу Аркадию, который войдет в историю как человек, знающий наизусть тексты всех советских песен, включая ненаписанные;

Моему другу Аркадию, который досматривает любой фильм до конца, не уходя из зала даже после того, как Мэри говорит Джону:

«Почему бы тебе не выпить немного виски?».

Моему другу Аркадию, который в любое время суток говорит одновременно по двум телефонам и смотрит четыре телевизора, где идут четыре выпуска одних и тех же новостей, печатая при этом сразу на двух компьютерах: на одном — сценарий, на другом — заявку на другой сценарий;

Моему другу Аркадию, который обладает героической женой, которая имела отвагу иметь от него двух детей, которые имеют склонность иметь проблемы, которые кто-то должен решать, и Аркаша их решает, а у них опять проблемы, а он их решает, а у них…

Моему другу Аркадию, который на первое ест мясо, а на второе — мясо, но много, а на третье — компот из бараньей косточки;

Моему другу Аркадию, который входит во все комиссии, советы, комитеты и гильдии, который куда ни придешь, а он уже там; который член всего, что существует, но при этом ничего из этого не приватизировал, что выдает его общественную тупость, которую многие принимают за личную скромность;

Моему другу Аркаше, который одалживает деньги у своих читателей, чтобы отдать их деньги своим издателям, чтобы издать на эти деньги свою книгу, чтобы затем продать ее читателям, чтобы отдать долги издателям;

Моему другу Аркадию, который есть главный автор знаменитых кинокапустников, что не принижает нормальные фильмы, где он тоже главный автор;

Моему другу Аркадию, который деятель каких-то там искусств, и чего-то там профессор который, не удивлюсь, если орденоносец, что, впрочем, не слишком оскорбило бы его.

Моему другу Аркадию Инину 60 лет,

что арифметически не имеет смысла, но фактически дает мне повод выразить ему свое восхищение и светлую надежду на наше с ним общее будущее.