— Геологическая история Альтраума мне неизвестна и не очень интересна. — отозвалась Ева, — Что меня интересует по-настоящему, так это то, что к финалу квеста мы почти наверняка не готовы. Ни зелий, ни свитков, ни нормальных бойцов.
— И насколько ты уверена, что нам все это сейчас понадобится? — нервно поинтересовался Лукась.
— Я ни в чем не уверена, но вообще топазовый, эпический квест и завершаться должен эпически. Всякие там взрывы, салюты, схватки и драмы, о которых годами судачат на форумах. Извержение вулкана, которое всю локацию изменит, — это, например, хорошее завершение для эпического квеста.
Мы опасливо подняли головы в сторону вершины.
— Осада города и его падение — тоже отлично. А «смотри, Хохен, вот тут ты родился. О, большое спасибо, я пошел, до свидания, вот вам пять миллионов золотых» — это было бы несколько странно.
— Ну, — пожал плечами Акимыч, — может, он еще споет и станцует.
— Вот я и говорю! А у нас для этих песен и танцев ни зелий, ни свитков…
Хохен доскрипел до нас, и Акимыч похлопал его по железной пояснице.
— Давай, дружище, когда будешь превращаться в какую-нибудь гадость, вспомни, пожалуйста, как мы с тобой возились, чинили, мыли, маслом натирали.
— Мы — натирали… — фыркнул Лукась. — Обнатирались они…
* * *
Это была почти что поляна. Небольшая, очень зеленая, с мохнатым ковриком низенькой травы, образцово-показательная полянка. Окруженная естественным валом острых, словно разбитых валунов, между которых росло несколько красиво изогнутых сосен. Чуть сбоку от центра поляны очень демонстративно лежал, поблескивая, плоский черный камень, похожий на большую черепаху.
— Ну, мы на месте, — сказала Ева, пряча карту, — что теперь?
— По-моему, этот камень просто напрашивается, чтобы на него заманили Хохена, — сказал Акимыч.
Но заманивать никого не пришлось. Рыцарь наклонился вперед, словно прислушиваясь или даже принюхиваясь к чему-то. После чего обнажил меч и двинулся к камню. Вступив на черную поверхность, рыцарь странно зазвенел, и воздух словно откликнулся ему мириадами еле слышимых колокольчиков. Хохен воздел меч, второй перчаткой перехватил темное лезвие и с треском сломал оружие над собой. Меч страшно закричал, словно живое существо, эхо от этого крика просыпалось в долину ледяным ветром. Обломки меча вспыхнули синими искрами и рассыпались мельчайшим прахом. В ту же секунду доспехи Хохена словно бы лопнули и упали в траву у камня, как пустая скорлупка. Теперь на камне стоял высокий, метра три, а то и четыре, дух.
Он был не то чтобы прозрачным, скорее просвечивающим. Длинноволосый парень с каштановыми кудрями, большими синими глазами и телом античной статуи. На левом плече — перехваченная брошью из зеленого камня ткань, нижний конец которой небрежно обмотан вокруг бедер. Босые ноги с такими мощными икрами, что такими конечностями слона можно забить.
—…а у нас ни зелий, ни свитков, — поплыл по воздуху отголосок чьих-то причитаний.
Квест пока никак себя не проявил. Что же… я кашлянул и выступил вперед, но не успел произнести и слова, как шею духа обмотал, затянувшись тугой петлей, бесконечно длинный синий шарф. Руки духа перехватило цепью, огромная когтистая лапа опустилась на бедро, а в живот уперлись слегка прозрачные, но явно смертоносные грабли. Четыре других духа, тоже огромных, сияющих зеленоватым светом, парящих на подушках из облаков, застыли вокруг Хохена.
— Я, Бао Юй, Мудрец Яшмовой Вершины, обвиняю тебя и влеку на суд Владыки.
— Я, Небесный Маршал, обвиняю тебя и влеку на суд Владыки, — прохрипел дух со свиной головой.
— Я, священная река Джанг, обвиняю тебя и влеку на суд Владыки.
— Я, Зеленый Тигр, Страж Закона Поднебесной, обвиняю тебя и влеку на суд Владыки.
Я оглянулся. Моих друзей словно запаяло в прозрачное стекло. Они дышали, видели, слушали, но, похоже, не могли и двинуться. Я — мог. Я сделал шаг вперед.
— Эй, погодите пожалуйста! — начал было я, но тут с неба под довольно противную завывающую мелодию упал луч зеленого света, а снизу, из недр горы ему навстречу рванулся такой же толстый и плотный луч света красного.
Встретившись, они забурлили, закипели и сплелись в еще одну почтенного роста фигуру — жирного мужика в роскошном разноцветном халате. Мужика с огромными ушами, чьи отвислые мочки свисали чуть ли не до плеч. Мужика с жалкой бороденкой, заплетенной в две тощие косички. Мужика с большим лысым лбом, на котором низко сидела черная круглая шапочка с большой жемчужиной. У ног мужика копошились какие-то мелкие, извивающиеся зубастые… смотреть, в общем, туда не хотелось.
— Я, Владыка и Cудья Подземного Мира, признаю тебя, смрадный нечестивец, виновным в бесчисленных преступлениях. Кровь, пролитая тобой, до сих пор заливает подземный мир. Ты будешь ввергнут в ад до скончания времен и сверх того!
— Вы же, — тут мужик уставился на нас, — герои, доставившие злодея для справедливой расплаты, получите заслуженную награду!
Тут с неба со страшным грохотом упал сундук размером примерно с легковой автомобиль. Весь сверкающий золотом и драгоценными камнями.
— И все же погодите, — сказал я, — а что вы будете делать с ним в этом аду?
— Он получит свое заслуженное наказание, — снисходительно объяснил мужик, уже не столь выспренне выражаясь, как до того. — От его рук пострадали миллионы живых душ. Ему предстоят миллионы и миллионы перерождений, дабы он испытал муки каждого, уничтоженного им. Разве это не справедливое воздаяние?
— Не очень, — сказал я. — они-то все умирали по одному разу. А вы обещаете мучить Хохена миллионы раз. Нет, это несправедливо.
Я оглянулся на товарищей, невольно порадовался их неподвижности, потом трясущимися руками открыл инвентарь, достал оттуда заготовленное полено и нож.
—…и посвящаю этот алтарь Злой Девке! — заорал я, прижимая окровавленную ладонь к тому самому камню, на котором стоял Хохен. Вообще у меня другой был в инвентаре, но автопилот навыка предпочел алтарное изображение прямо тут всадить. Не очень комфортно было ползать под ногами и под облачками всех этих богов-духов, но они, к счастью, не вмешивались.
* * *
О чем она думала, когда делала ставку? О том, что она не может проиграть по сути своей. Был жаркий день, даже дневной сон не освежал. Истома и скука… Ей показалась, что это шутка. Кто бы осмелился пригласить ее за игорный стол? Но в своем всемогуществе она забыла важное. Она забыла, что в конечном счете удача всегда так или иначе проиграет смерти.
Ее крик расколол вековой дуб по соседству, а Хараш лишь засмеялся. Да, смеяться он умеет, страшен его смех. Отдать своего любимца повелителю мрака она не могла, но не могла и отказаться от ставки. Черная рука поднялась и сорвала с ее шеи камень единственной жизни, которая была ей небезразлична.
Выкупа Хараш не принимал. Десятки хитроумных комбинаций, которые должны были привести к тому, что он сам предложит ей вернуть любимца — не привели ни к чему. Хараш упивался властью над ней. Он сделал из мальчика, который когда-то протянул персик богине, — слепое орудие своей дурной воли. Вскоре именем Хохена пугали детей во всех краях земли. Он не узнавал ее. Более того, он не мог увидеть ее, услышать ее призывов, извинений, клятв.
Что она сделала? Она забыла. Боги не любят страдать. У богов долгая память и огромный чулан, в котором эта память хранится, покрываясь пылью.
Увидев его снова, спустя столько эпох, она вновь почувствовала то, что давно забыла. Опознала своего любимца, когда принимала в дар новое святилище, поднесенное ей каким-то очередным дураком. Главное, что Хараш, оказывается, тоже потерял власть над ним: лисы какой-то своей звериной хитростью разрушили связь бога и его куклы. Это не любовь, мы не умеем любить. Это не долг, мы не признаем долгов. Но боги умеют хотеть. О, уж это они умеют!