В Москве не обрадовались моим подозрениям. Но задержание человека, называющего себя Степановым, было наоборот воспринято с радостью. Теперь и докладывать было о чем.

Степанов раскололся и оказалось у него действительно фамилия Степанов он однофамилец того человека, чьи документы он присвоил. Известен был Степанов был тем, что трудился мошенником и был очень хорошим специалистом, он действовал на просторах СССР с 1920 года и при этом о нем и его похождениях не было нечего известно. Я согласился со Степановым, что такое могло быть, но вот сейчас — он явно работает на немцев и если он сдаст рацию и радиста, то на время радиоигры ему могут сохранить жизнь, дальше уж как получиться, но сейчас он останется в живых. Иначе никто и не будет рассматривать вопрос о изменении меры наказания. Проброс я делал наугад — никаких данных о работе Степанова на немецкую разведку у меня не было и свои предположения я сделал интуитивно. И попал в точку — Степанов задумался и заколебался. За свои только последние преступления светила ему «вышка», безо всяких вариантов «вышка». Я же давал ему надежду на жизнь, пусть и короткую, но всё равно более длинную, чем если всё останется как есть. Колебался Степанов недолго и стал давать показания. Он действительно завербован немецкой Абверкомандой 102 в самом начале войны. Документы ему подготовили немцы и они его забросили в наш тыл. Задача была закрепиться в управлении военторга Западного фронта и вести наблюдение за штабами армий входящих в Западный фронт. Основное место торговли автолавок военторга это штабы не ниже дивизионного. Я пошел с докладом к Абакумову, и Абакумов легко согласился на пробную радиопередачу немецким кураторам Степанова. Веры к Степанову не было, но он сдал и радиста, и рацию и к тому же в этот сеанс связи с немецким центром он должен дать координаты для сброса батарей к рации и дополнительных денег для работы. У меня возник вопрос — Степанов, Вы же похитили более чем на миллион рублей имущества, вам что не хватало. Ответ был обычный для преступников в любое время. Если можно, то почему нет.

Все сигналы работы под контролем Степанов сдал и эти все точки в конце предложения и отсутствующие запятые. Немцы много чего придумали. На сеанс связи поехали конвой со Степановым /он мог в случае чего сам работать в эфире/. Радиста не смогли взять живым, стали стрелять сразу как вошли на явку. И я с компанией тоже поехал на сеанс радиосвязи. Компания со мной это был Абакумов и его адъютант. С удивлением я узнал, что это первая радиоигра, ранее таких операций не проводилось. Снег и метель не прибавили очарования зимнему лесу. Но сеанс радиосвязи прошел успешно, и мы стали ждать ответ. Ответ из немецкого радиоцентра пришел быстро. Немцы подтверждали прием нашей радиограммы и сообщали время сброса груза на нашей стороне. Ровно через сутки в условленном месте, надо было развести костры в определенной конфигурации и ждать сброса груза.

Степанова не стали везти в управление и с конвоем вернули уже на конспиративную квартиру. Что бы не спугнуть остальных членов шайки, с которыми наш Степанов тащил имущество с базы военторга, на базе объявили ревизию и сообщили, что Степанов отозван в Москву для участия в совещании работников военторга фронтовых управлений. Такое совещание реально было решено провести в ближайшее время. Сутки тянулись и тянулись, и все были на нервах. Веры Степанову было совсем мало. Скорее вообще не было. Никакой гарантии, что он всё-таки не сообщил немцам о том, что он работает под контролем не было. Вместо груза немцы могли просто разбомбить участок с кострами и всё. Но как медленно время не шло, но назначенный срок подходил неумолимо. Квадрат выброски перекрыли пограничники из полка охраны тыла фронта и за пару часов до сброса прибыли, и мы в том же составе. Абакумов хотел знать о результатах первым. Разложили костры и в назначенное время разожгли пламя. И в точно назначенное время послышался гул авиационных двигателей ночного бомбардировщика и над участком с кострами раскрылся купол грузового парашюта. Взяли Степанова и сапера и пошли смотреть — десантный грузовой контейнер не имел механизмов самоликвидации и действительно содержал в себе комплект батарей к рации и упаковки советских денег. Разными купюрами там оказалось двадцать миллионов советских рублей. Много или мало это двадцать миллионов рублей. Если смотреть с точки зрения зарплат и величины денежного довольствия вроде как много, если смотреть на цены на рынке, то на месяц красивой жизни. Цены на рынке ломовые — бутылка водки до 1500 рублей и продовольствие тоже на таком высоком уровне. Кроме рынка и не купишь негде. Так что не так и много денег немцы своему агенту скинули. Батареи к рации и деньги были получены и Степанов вышел на связь с немцами и доложил — груз получен. Немцы в ответ прислали шифровку — готовить встречу ещё одной группе агентов — которых надо легализовать на фронтовой базе и ждать радиста для себя взамен убитого. Площадку для принятия группы надо готовить срочно и предоставить немцам — не менее трех вариантов мест для сброса группы. Сам сброс группы, через трое суток. Работа закипела. Доклад о контролируемом сбросе и захвате батарей для рации и большой суммы денег это одно, контролируемый прием группы диверсантов — это совсем другой уровень и доклада, и наград в случае успешного окончания операции. В случае успешного окончания операции по приему группы диверсантов и если получиться перевербовать радиста и старшего группы, то радиоигра переходила на новый уровень. Появлялась возможность устроить контролируемы прием и других групп диверсантов. Ранее такого масштаба операции проводились и более крупного масштаба операции были, но те, кто проводили те операции были расстреляны в 1937 году и в управлении более таких специалистов не было. Это была первая масштабная радиоигра с тех лет. Операции уровня «Трест» были засекречены и я-то о них знал, только из-за своего прошлого. Срочно искали не засвеченных людей из управлений Дальнего Востока и Сибири, который срочно отправляли в командировки в наше управление и по прибытии выводили на конспиративные квартиры с документами прикрытия. Я уже засветился и мне можно было ходить по форме с орденами. У меня прикрытием было операция по раскрытию нападений на машины военторга. Я теперь и дальше продолжал появляться на базе военторга и проводить допросы людей. Раскрытие этого дела отодвигалось на неопределенный срок, и я создавал впечатление человека, который сосем не против хорошо устроится при таком «теплом» месте как управление военторга при Западном фронте. И Москва близко и есть где погулять на деньги, полученные за то, что я мог смотреть в другую сторону пока с базы тянут товары и продовольствие. Три дня для подготовки встречи немецких диверсантов пролетели как единый миг. То едешь встречать и размещать прикомандированных сотрудников то бегаешь на местности в поисках удобных площадок. Поиск удобных площадок осложнялся основным требованием, не оговоренный немецкой стороной и не учитываемый немцами. Этот участок местности должен быть подходящим для плотного блокирования силами полка пограничников. Но всё подходит к концу и подошла к концу и эта суета. Площадки для приема группы диверсантов были отобраны и надежно заблокированы полком охраны тыла фронта. Группы сотрудников особого отдела прикомандированные к специальной группе по проведению радиоигры тоже были введены на позиции. И опять с нами поехал Абакумов, он переживал за успешный исход нашего очередного этапа радиоигры. На кон было поставлено очень много — в случае успеха мы могли контролировать прибытие диверсантов и в случае необходимости диверсанты под контролем уходили по своему маршруту и выводили на местные резидентуры врага и сеть агентов, ещё не вскрытых нашей контрразведкой. Перед отправкой на площадку приема группы диверсантов, Абакумов меня поздравил с утверждением в качестве старшего группы по проведению радиоигры и сообщил, что я теперь младший лейтенант государственной безопасности и теперь отчитываться о результатах я буду только перед ним и выше только Верховный Главнокомандующий. Его интересуют все детали операции и по его личному приказу о операции докладывать только ему лично. Высоко я взлетел и как же больно будет падать. Мне вспомнят все детали моей биографии. И тогда все поставят в строку. Вот только чего мне боятся. Местные то товарищи и не знают откуда я и ка сюда попал. Если узнают, то и расстреливать не будут, признают душевнобольным и запрут в специализированную больницу. Что-то я думаю не о том. Надо максимально получить от нашей операции и не позволить немцам раскрыть весеннее наступление Красной Армии и попробовать организовать передачу Генеральному Штабу сведений о весеннем и летнем наступлении Вермахта. На Юге страны. Если получиться сорвать эти операции Германии и не допустить прорыва Вермахта на Кавказ и к Сталинграду, то я свою задачу выполню. Совесть у меня будет спокойна, я сделал все, что было возможно. Именно для этого мне и нужна эта радиоигра. Немцы должны быть уверены в верности Степанова и полностью доверять сведениям, которые он передает. Но о этой операции ни в коем случае не должен подозревать никто, даже руководство Генерального Штаба РККА. В свое время я узнал, что в составе работников Генерального Штаба РККА был агент немецкой разведки и работал он в самом сердце Генерального Штаба у Маршала Советского Союза Шапошникова и разоблачить этого агента так и не смогли. Нашли только его донесения в архиве Абвера после войны. Так и остался этот предатель без наказания за свое предательство. Сложность работы контрразведки в это время в том, что к любому подозреваемому сходу применяют особые методы допроса и под воздействием мер физического воздействия — люди признаются во всем, мало кто выдерживает такие методы следствия. Второе — сейчас явка с повинной — это царица доказательств, не ищут доказательства просто бьют на допросах и выбивают явку с повинной. Настоящих шпионов не ищут — слишком сложно и потому опираются на указание Вышинского — есть явка с повинной и более ничего не надо. А искать настоящих шпионов не хотят, боятся отстать от других которые больше выбили на допросах. И вроде убрали Ежова, но специалисты все те же самые. Один удачно пробравшийся в наши ряды враг и он может безнаказанно уничтожать наших лучших специалистов. Схема то простая. Донос с самыми абсурдными обвинениями, затем следствие с пытками, под пытками получают явку с повинной и показания на других людей и затем берут тех, на кого дали показания и опять под пытками получают чистосердечное признание и вот уже готов заговор и можно делать дырку под орден. Вроде и не 1937 год, а методы одни и те же и снова и снова невиновные на допросах оговаривают других и этот процесс бесконечный. И сделать нечего нельзя — у кого такие показатели по разоблаченным агентам германской разведки, только вот беда — радиостанций и шифроблокнотов у них не находят и выдумывают все новые и новые басни о немецких агентах. В Главном Управлении Государственной Безопасности уже и специализации у следователей появились — забойщики, те которые бьют подследственного выбивания у того остатки гордости и заставляя признавать себя виновным в любом преступлении лишь прекратить пытки и писатели, эти пишут показания подследственным и работают там следователи в паре -забойщик и писатель. Вот пока там такие порядки немецкие шпионы и чувствуют себя вольготно в нашем тылу и частях РККА. Их просто не ищут все заняты вот таким следствием. Мы же по приказу Абакумова не отвлекаемся на доносы, наша группа работает по делу с настоящими шпионами и диверсантами. И потому у нас группа подчиняется и отчитывается только первому лицу. Нам и доказывать не надо, что мы заняты настоящим делом — и рация есть изъятая и есть деньги и батареи, которые немцы сбросили. Все показания мы получали без применения особых методов допросов. Если сейчас получиться с этой группой диверсантов и мы сможем перевербовать и поставить под контроль старшего и радиста группы, в крайнем случае и радиста хватит то мы будем контролировать работу целой абверкоманды и немецкие агенты не смогут безнаказанно действовать в нашем тылу. Пока сидели ждали сброса я вспомнил о знаменитой операции Абакумова и решил ускорить воплощение в жизнь его идеи. Идея была простая — командир Красной Армии начинал пить и гулять и его наказывали за такое поведение, снижали в воинском звании и направляли на фронт с понижением в должности, вот такой обиженный Советской властью человек переходил на сторону немцев и рассказывал о своих обидах. Немцы проверяли и узнавали, именно так и состоят дела. Тогда этого перебежчика немцы вербовали и направляли в разведшколу и затем перебрасывали в наш тыл. Здесь наш человек приходил в СМЕРШ и сдавал своих подельников по группе и имущество, которое немцы давали для выполнения задания. Почему бы пока немцы верят Степанову не организовать вот таких обиженных Советской властью перебежчиков и не поработать в немецких разведшколах изнутри так сказать. Пока ждали немецкую группу я и рассказал о своей так сказать идеи о новых методах работы и мерах борьбы с немецкими парашютистами. Абакумов меня послушал и согласился с тем, что такие мероприятия весьма перспективны. Абакумов был всегда против особых методов допросов и отказывался санкционировать пытки подследственных — именно из-за этого его и арестовали и затем расстреляли. Слишком много он знал о великом борце со сталинскими репрессиями Хрущеве и потому его не выпустили и пытали, и расстреляли несмотря на то, что к так называемым сталинским репрессиям Абакумов отношения не имел. Мало того знаменитое «дело врачей» он считал липой и пытался прекратить раскручивание маховика репрессий в отношении евреев. Но дело евреев — убийц будет в 1948 году и пока надо разгромить немцев. Вот только как подсказать Абакумову — что его самого будут пытать и именно Сталин прикажет пытать Абакумова и даст разрешение на любые пытки. Абакумов боготворит товарища Сталина и даже не может представить, что тот легко спишет Абакумова из числа живых. Опять я бегу впереди паровоза, сначала надо успешно показать свою работу и только после разгрома немецких войск к году там 1945 осторожно намекнуть Абакумову о его дальнейшей судьбе. Пока я витал в своих расчетах прилетел немецкий самолет, и группа диверсантов успешно десантировалась. Взяли всех диверсантов без шума и пыли и здесь же у костров стали работать с ними. В свете костра они все и решили — надо сотрудничать со следствием и согласились быть двойными агентами. Хотя и старший группы и радист назвали знаки работы под контролем. Эти знаки и у старшего группы и радиста были свои, но опасность разоблачения была велика. Но решили рискнуть и нам повезло, захваченные диверсанты не подвели и работали на нас.