Группу захваченную ночью тоже разместили по конспиративным квартирам и тоже не стали официально регистрировать в управлении. Мы не знали, что в Управлении контрразведки работают два агента немецкой разведки, которые установили связь с немцами ещё в 1933 году. Эти люди перешли на сторону врага, потому что видели голод и видели, как умирают тысячи и тысячи людей, и Советская власть ничего не делает для спасения умирающих от голода людей. И вот тогда они и перешли на сторону Германии — они верили Германия уничтожит большевиков и вернет в Россию нормальную русскую власть. Они были обмануты, но это ни в коем случае не оправдывает измену. Но мы пока и не подозревали кто именно работает на немцев. Но знали, что такие люди есть и потому никто не знал о наших действиях. Внимательный читатель скажет — полк охраны тыла фронта участвовал в операции, и кто-нибудь из числа военнослужащих полка мог раскрыть секретность нашей операции. На самом деле не мог, полк привлекался для блокирования районов и не участвовал непосредственно в приеме груза и группы диверсантов. Теперь надо было укомплектовать группу сопровождения задержанных старшего группы и радиста по маршруту который был у них по заданию и провести мероприятия по дезинформации германской разведки.

Базу для приема агентов абвера под Москвой я организовал и теперь почти каждую неделю мы принимали очередную группу парашютистов-диверсантов. Операция стала приносить нешуточные дивиденды и начались подковерные игры руководить этой операцией хотелось уже многим и в званиях они меня явно обгоняли и мне объявили решение начальника управления особых отделов Абакумова сдать руководство операцией и убыть к новому месту службы на Крымский фронт. Было ли мне обидно, ведь теперь накрывалось всё, что я запланировал. Права народная мудрость — хочешь насмешить Бога, расскажи о своих планах. Вот и мне было совсем не весело. Но приказ есть приказ, и я приготовил свой вещмешок и отправился на поезд. Только я не дошел до поезда. Оставалось выйти на платформу и сесть в вагон. Меня перехватили перед платформой — это был комендантский патруль. Меня остановили и попросили предъявить документы и пропуск, и я полез за документами и почувствовал легкий укол в шею и больше я уже ничего не чувствовал. Очнулся от головной боли и жуткой жажды. Голова особо не поворачивалась и потому и смог увидеть не весь ангар, где я находился только его небольшую часть. Увиденное впечатляло — генераторы и трансформаторы и явно под напряжением. Я сижу привязанный к стулу и могу только хлопать глазами и слушать. Разговаривать не могу, во рту кляп из какой-то тряпки. Из не просматриваемого угла появляются двое — Уже знакомый мне агент Абвера Степанов и начальник управления особых отделов товарищ Абакумов. Оба они в форме сотрудников государственной безопасности. Шока я не испытал, чего-то подобного я и ожидал. Говорить стал Степанов он в форме с ромбами старшего майора государственной безопасности, на груди у него два ордена Ленина и два ордена Боевого Красного Знамени и знак почетного чекиста и рядом со знаком почетного чекиста у него знак со свастикой с тибетской свастикой. Я долго смотрю на эту свастику и в голову лезут какие обрывки сведений — особый отдел ВЧК/ОГПУ/НКВД СССР, Глеб Бокий и экспедиции на Тибет, сотрудничество НКВД с Немецкой организацией Наследие предков и совместные операции на том же Тибете. Кляп мне вынули и поднесли ко рту флягу с водой. Помолчали, ждали от меня вопросов. Нет уж. Не верь, не бойся и не проси. Основной принцип жизни при Советской власти. Я оказался прав, помолчали и затем Степанов стал говорить. Ты зря полез в это дело. Нам нужно финансирование и здесь мы нашли возможность финансировать нашу работу. Да ты правильно понял — мы совместно с наследием предков работаем с Тибетом и нам совершенно не нужен ни Сталин, ни Гитлер. У нас совсем другая задача — мы будем править миром. Думаешь мы тебя убьем. Нет ты тоже послужишь нашему делу. Вижу, не хочешь нам помогать. Но ты бессилен. Мы проведем испытания, и ты будешь подопытной свинкой или мышкой. Нам всё равно. Мы добыли на Тибете секрет времени и теперь на тебе его испытаем. Они подняли стул вместе со мной и отнесли на железную платформу и затем отошли и вышли из ангара. Я попытался вывернуться на стуле и упасть с платформы и не успел. Гудение нарастало и затем гулкий щелчок и всё я опять без сознания. Возвращение к жизни было обычным. Головная боль до зубовного скрежета и жажда. Хотел встать, но меня придержали, и я откинулся на спину, чтобы посмотреть вокруг и оценить обстановку. Вокруг было темно и не было видно стен они терялись во мгле. Рядом стояло двое мужчин в каких-то лохмотьях, и я спросил у них. Где я, кто я. Они заулыбались и ответили. Плимут, тюрьма и зовут тебя Джон Доу. Говорили они на плохом английском языке. Ещё один вопрос какой год на дворе — ответ если и поразил меня, то не сильно. Чего-то подобного я и ожидал. Год 1845 май месяц 12 число. Время точное мы не знаем, часов нет. Мы всё тут одна компания — каторжники, приговор у всех один мы отправляемся в заморские колонии Британской империи и ждет нас путь на неизвестную землю ещё одно название Австралия нас повезут в порт Сидней и там уже распределят. Спрашивать больше я ничего не стал. Решил поспать и набраться сил.

Утро начиналось с криков и побоев. Нас всех подняли и погнали в порт. Пора было отправляться в неизвестные земли — Австралию. Память ко мне понемногу возвращалась — я бродяга это и есть приговор. Раньше могли и повесить за бродяжничество. Мои жена и дочери умерли от голода и болезней. Я выжил, но на самом деле выжил то я, но и сообщать об этом конвою я не стал. Приговор уже вынесен и в этот момент всем стало всё равно есть меня рассудок или нет. Сейчас капитану и команде надо погрузить каторжников по счету и довезти и сдать по счету, за минусом умерших в пути. Свежий воздух в порту был праздником, жаль очень коротким, затем кандалы и трюм, обычный трюм судна, перевозящего каторжников — грязный и темный, и ещё очень душный. Плавание в Сидней займет больше полугода и это ещё оптимистический прогноз, бывали плавание и по году, и по полтора. Кормят ли в дороге, наверное, кормят только, и моряки от этой кормежки ноги протягивают, что говорить о нас посаженных в трюм. Что я могу сделать, чтобы отомстить тем, кто меня сюда отправил — только одним способом, надо выжить и сделать самую малость. Выбраться с каторги и Австралии обратно в метрополию и найти деньги на экспедицию в Тибет и там уже на Тибете найти этот самый секрет времени и вернуться назад и натянуть глаз на ж…у тем, кто устроил мне эту экскурсию в прошлое. Совсем немного только не раскисать и что-то делать и тогда появиться хоть и мифический, но шанс.

Корабль, на который нас погрузили имеет три мачты и прямые паруса. Что это за корабль я не знаю, никогда не интересовался видами кораблей и парусами. Постепенно корабль вытягивается на рейд и начинает движение. Волны стали крупнее мы вышли в океан. Маршрут наш лежит вокруг Африки и далее по Индийскому Океану к Австралии. Что сейчас знают о Австралии немного совсем немного. Жизнь идет вдоль берега. Внутри континента ничего не исследовано. Основное население это каторжники и конвой. Фермеров совсем мало. Но кроме сельского хозяйства, есть и животноводство. Много всякой ядовитой фауны и опасностей много. Жизнь очень яркая, но не долгая. Есть в Австралии и аборигены, но они не играют никакой роли в жизни колонии. Мы каторжники или пилим лес, там огромные имеются джунгли. Или работаем на фермах у тех фермеров, которые имеют деньги купить нас для работы на полях. Не знаю, что и лучше пахать на поле или пилить джунгли. Наверное, всё-таки пилить джунгли. Больше возможностей. Но до этого времени — впереди целая жизнь, плавание по океанам и борьба за выживание на корабле. Нас бывших бродяг здесь не так и много, больше уголовников которые стали собираться в стаи. Крысы они есть крысы. Как я стал бродягой, у меня забрали мой арендованный участок земли, там на этой земле построили фабрику. И у меня не осталось возможности заработать на жизнь и тогда я пошел ближе к городу и по дороге умерла моя жена и дочери и меня самого в город не пустили, арестовали и судили, и приговорили к ссылке на каторгу в Австралию. Уголовники же и не желали никогда работать и заниматься честным трудом — они как жили за счет простых людей, так и здесь явно собираются жить за наш счет. Когда загоняли в трюм то каждому дали по куску хлеба и немного соли. Свой хлеб эти крысы проглотили сразу и теперь отнимают у остальных. Действуют они группами по пять — шесть человек и один человек не справиться с ними и остается без хлеба. С ними пытаются договориться, но это бесполезно. Меня, когда вели в трюм на минуту бросили без внимания и вытащил из доски корабельный гвоздь. Искал, хоть какое-то оружие, попался мне гвоздь, и я его прихватил. Получиться из него сделать заточку — хорошо, но и так гвоздь большой и уже сейчас может быть опасным оружием. Так я не успел съесть свой кусок хлеба, ко мне уже направляются пятеро. Уголовники они создания интернациональные. Они похожи друг на друга несмотря на то, что из разных стран или народов. Вихляющая походка и потуги запугать с первой секунды общения. И нанесут удар улыбаясь тебе, как лучшему другу. Знаю я эту крысиную породу. Жду. Идут ко мне. Улыбаются и вот начало беседы- друг поделись хлебом, видишь у тебя его много, у меня уже нет. И с улыбкой ко мне и я не жду удара и не отвечаю на эти речи. Нет даже смысла разговаривать, ты уже должен. Независимо от действительности. Зажимаю гвоздь в кулаке и бью в висок этой крысе, которая первая подошла ко мне, и крыса падает. В районе виска самое тонкая кость черепа. Я пробиваю череп и гвоздь свободно проникает в мозг крысе. Крыса оседает на палубу трюма. Затихает. Остальные крысы в шоке и стоят не зная, что теперь делать. Я достаю из черепа крысы гвоздь и делаю шаг в направлении остальных участников этой группы. Они не ждут когда я смогу приблизится на расстояние удара и кидаются в рассыпную. Я не бегу за ними. Склоняюсь к трупу и перетряхиваю его мешок и карманы. Мешок забираю себе, в карманах у него пусто. Один из обобранных уголовниками бывший крестьянин стоит рядом, показываю ему рукой н труп и приказываю — раздень, одежду собери в узел и найди место в трюме, где мне постелешь постель. И даю ему пол куска своего хлеба. Том /так зовут этого бывшего крестьянина и теперь бродягу/ раздевает труп и относит эти тряпки к тому месту, где я решил устроить себе постель. В трюме нет нечего напоминающего постель или кровать или нары. Мы можем спать как, как нам удобно. Пока Том устраивает постель к мне подходит ещё пара бывших крестьян и почтительно обращаются ко мне- сэр возьмите нас в свою компанию. У нас нечего нет, но будем верно служить. Указываю им место около своего. Они сгоняют тех, кто успел раньше там устроиться и теперь они устраиваются рядом со мной. Те, кто был там ранее уходят без споров. Группа всегда больше одного человека. И я продемонстрировал всем, что не стану мириться с насилием. И не буду отдавать свою пайку — кому-либо. И теперь, когда у меня три человека в компании с моим мнением надо считаться. То, что уголовники разбежались сейчас, ещё не о чем не говорит. Будет ещё и попытка отомстить и попытка приручить. Это только начало длительной и кровавой войны. Но у меня оказалось холодное оружие, и я не стал мириться с теми условиями, в которые меня хотели поставить. И думаю, обратка мне прилетит ещё сегодня если не прямо сейчас- ко мне целеустремленно идут двое уголовников. Эти уже более подготовленные идут с ножами и не будут разговаривать. Вот только и моя компания тоже готова к схватке. Они идут по одиночке, каждый вдоль своего борта трюма, и мы их встречаем из-за спины. Я стою и демонстрирую полное безразличие, и они атакуют и попадают сами в капкан. Каждый из них попадает в руки душителей. Удавку можно изготовить очень быстро, и я ждал нападения, и мои компаньоны стояли так, чтобы оказаться з спиной атакующих. Дальше всё просто — шаг за спину и удавка на горло и всё впереди вечность. Но основная схватка будет ночью. Вечером будет потушен фонарь и на ночь трюм не будут освещать. Будет полная темень. Драться будем во тьме. Но они ещё не знают, я вижу ночью, как кошка и фонарь мне не нужен. Есть ли у крыс такие мне неизвестно, но значит будет мне сюрприз если есть у них тако человек с ночным зрением. Фонарь потушили и сбросили вниз несколько бочек — это будут параши, емкости для отходов человеческой жизнедеятельности. Бросали эти бочки в темноту на головы людей, но мы для команды нелюди. Это такая шутка от матросов. Ночь настала, наступил день в стране дураков или каторжников, что практически одно и то же. Своих я проинструктировал и рассказал, куда бить в случае необходимости. Они будут бить наугад я буду бить уже видя, кто и где. Действительно нашлись у крыс и люди с ночным зрением, этих надо выбить в первую очередь. Шло к нашему сектору четверо с ножами в руках. Ножи они даже не прятали были уверены, что в темноте они порежут всех безнаказанно и попали как кур в ощип. По моей команде моя компания встала и пошла в перед к этим четверым уголовникам. Те опешили и пока они принимали решения и планировали бой, я был уже рядом и наносил удары. Я успел завалить двоих и подхватив ножи в качестве трофеев отошел за линию моей компании. Затем оставив себе только один нож, я передал нож и корабельный гвоздь своим товарищам и снова пошел в атаку и пока уже встречали меня мои компаньоны прошли вперед и ударили наугад, и попали в одного из нападавших, теперь оставшийся один в живых уголовник повернулся к атакующим с фронта и перестал следить за флангами, за что и моментально поплатился. Я его зарезал. Все четверо нападавших были мертвы и у нас теперь появилось оружие. Конечно, самодельные ножи в качестве оружия не особо котируются. Но в трюме ничего другого не было. Трупы мы скинули в бочки, которые использовались в качестве параши. Наступило утро — открыли люк над трюмом и предложили вытащить и опорожнить параши. После ночного боя около меня уже терлось с десяток желающих попасть в мою компанию. Это были бывшие крестьяне, потерявшие и землю, и семьи и теперь они были каторжники. Но они не были крысами и хотели остаться людьми. Том назначил добровольцев и параши вытащили на палубу и вылили их содержимое за борт. Мертвецов осмотрели и выкинули туда же за борт. Никаких церемоний не устраивали. Похорон не было просто выкинули за борт, и сопровождающие корабль акулы получили свой завтрак. Сухари скинули мешками по счету на всех в одной таре. Один бочонок с водой тут уж кому хватит. Мои успели первыми и потому сухари и воду делили на всех. Как не витийствовали уголовники — и сухари и воду поделили поровну. Обитатели трюма поделились на две части. Профессиональные уголовники и бывшие крестьяне, попавшие на каторгу по обвинению в бродяжничестве. Что бы занять людей и отвлечь от тяжелых мыслей я дал команду чистить от грязи трюм и те, кто принял мое старшинство это и было большинство обитателей трюма стали работать и собирать отходы и грязь скидывая это в параши. Крышка трюма была приоткрыта и стоял часовой. Он и позвал вахтенного начальника по нашей просьбе. Тому было скучно, и он никогда не видел, что бы отбросы чистили трюм, в котором их перевозят потому и согласился и нам разрешили получить забортную воду для помывки трюма. Матросы хоть и ворчали, но помпу принесли и подали нам воду и дали возможность поднять на палубу отходы. Вода ещё не сгнила и потому ещё была пригодна для употребления. Сухари тоже были не самые пропавшие. Трюм вылизывали весь световой день до отбоя. Трюм не был таким чистым, наверное, с момента спуска корабля на воду. Чистили трюм и уголовник, они оказались в меньшинстве и потому не стали качать права и выполняли те же работы, что и все. Прямо идиллия наступила. Но крысы остаются крысами навсегда, и я ждал от них очередных пакостей. Может и нам и давали норму питания, определенную британским монархом, но продукты портились катастрофически быстро. И вот буквально через неделю суточная выдача упала до одного сухаря в день и пол кружки протухшей воды. До кишечных заболеваний оставалось совсем немного времени. Я попросился к капитану на беседу и, как ни странно, пришел капитан и внимательно меня выслушал и разрешил мне с парой человек ловить рыбу и варить себе уху на камбузе. И вот наша первая рыбалка. Крючки изготовлены из мелких гвоздей и никакой наживки. Вместо лески — веревки, сплетенные из полос рубах и штанов. И вот на таких удочках и снастях мы за полдня выловили с сотню довольно приличных тунцов. Моряки сейчас не едят морскую рыбу и не ловят её в океане. Потому на нас смотрели как на идиотов и сначала долго строили насмешки и под конец, когда мы стали варить рыбу рассказали, что это рыба ядовита и мы все умрем. От тунца помрем, ага вот щас. Вышло той рыбы по трети тушки на лицо и полкружки бульона. Ещё и не все брали свою порцию, нас мысленно похоронили и когда мы утром опять попросились на ловлю рыбу на палубу. На нас приходили смотреть и ставили ставки, когда мы умрем. Сделал ставку и я. Я ставил на увеличение порции воды. Боцман помог веревками и крючками. Крючками были более мелкие гвозди. Тунец и селедка стали нашей едой и постепенно рыбу стали ловить и свободные от вахты матросы. С матросами у обитателей трюма было много общего — вербовка на флот была и принудительной и жизнь моряка британского флота никогда не отличалась бытовыми удобствами справедливым отношением офицеров плюс были и телесные наказания за любую даже мелкую провинность. Пари я выиграл и теперь нам давали больше пресной воды. Но бытовые проблемы показались нам мелочью. В один далеко не прекрасный день наш кораболь атаковали…