– Пошли?

На второе тело – судя по ливрее, лакея – они наткнулись в холле первого этажа и сразу увидели жёлтые отсветы, пляшущие по ступеням, ведущим наверх. Венечка схватил пруссака за рукав и увлёк в нишу за колонной – ровно за секунду до того, как на лестничном пролёте показались двое мужчин.

Тот, что шёл впереди, был невысоким и каким-то скрюченным. Фонарь, прикрытый жестяной шторкой, почти не освещал владельца – Венечка едва-едва мог разглядеть смуглое лицо типичного выходца с Балкан. Одет он был соответственно – короткая, пёстро расшитая безрукавка, распахнутая на груди, поверх албанской накидки, перетянутой кушаком.

Второй казался рядом с ним настоящим гигантом. Лет пятидесяти или немного больше, очень смуглый, но явно европеец – жёсткое, костлявое лицо с широким лбом украшала раздвоенная борода. В отсветах фонаря, который он держал в поднятой левой руке (правая была занята тростью, на которую незнакомец не опирался, а просто нёс её, взяв за середину) поблёскивали пронзительные глаза. В глаза Остелецкому бросился приметный шрам на левой щеке.

– Хальт![16]

Пруссак вывалился из-за колонны, размахивая палашом. Идущий впереди албанец испуганно отпрянул назад, выронив лампу – та с жестяным стуком покатилась по мраморным плитам пола. И – не погасла: жестяная шторка отлетела в сторону, и холл залил тусклый, колышущийся жёлтый свет.

– Зи зин байде фехафтет! Нихт…[17]

Что именно «нихт» – обер-лейтенант сказать не успел. Бородатый неуловимым движением переместился из-за спины своего спутника и сделал резкое движение. В правой руке тускло блеснул металл.

…Вытащил стилет из трости?

…Какой ещё стилет? Шпага, фута два в длину…

Пруссак замахнулся своим оружием и кинулся на бородатого. Венечка в бытность свою в морском училище манкировал фехтованием – не то что Казанков с Греве, часами пропадавшие в гимнастическом зале, – но даже его скромных познаний хватило, чтобы оценить отточенность и плавность движений незнакомца. Тот легко ушёл от взмаха палаша, крутанул запястьем. Клинки взблеснули, сплетаясь, и оружие бравого моряка задребезжало по ступеням. Ошарашенный обер-лейтенант шагнул назад – тонкий клинок опасно сверкнул у его горла.

…Пора вмешиваться…

– Н-на, паскуда!

Бородатый оказался превосходным бойцом – он успел не только развернуться, но и закрылся шпагой от удара. Садовая лопата как тростинку смела тонкий клинок, переменив при этом направление – вместо того чтобы раскроить незнакомцу череп, она плашмя угодила ему по плечу и сбила с ног, словно бита сметает городошную фигуру. Венечка отбросил инструмент и с воинственным воплем бросился в атаку. Краем глаза он успел заметить, что опомнившийся пруссак, разведя руки в стороны, идёт на перепуганного албанца.

– Отто, держи его, прохвоста, а я этого!..

Схватки не получилось. Пальцы Остелецкого скользнули по одежде незнакомца, вцепились во что-то, напоминающее жёсткую петлю. Рывок, потом сильнейший удар в грудь – и массивное тело стремительно метнулось к двери.

– Уходит, мер-р-завец!

Венечка выскочил на крыльцо – и успел увидеть отчаянно тарахтящую вдоль по улице двуколку.

Позади слышались возня и гортанные немецкие ругательства, перемежаемые жалобными воплями то ли на болгарском, то ли на сербском языке. Он обернулся – обер-лейтенант крутил руки лежащему на полу албанцу, вдавив тому колено между лопаток. От валяющейся на ступенях лампы растекалась лужица тускло чадящей жидкости. От неё постепенно занимались плотные гардины на ближайшем окне.

…Только пожара здесь не хватало!..

Остелецкий сорвал тлеющую ткань и старательно затоптал язычки огня. Сразу стало темно.

– Ви его поймалль, камрад?

– Сбежал… – вздохнул Венечка. – Их за домом ждал экипаж, прыгнул туда – и ходу.

Он раздвинул оставшиеся гардины, и лунный свет залил разгромленный холл. На полу, у самых его ног, валялась шпага бородатого. Венечка поднял её – узкая рукоять, обтянутая шершавой кожей, узкий трёхгранный клинок, пригодный только для колющих ударов. Так вот чем закололи беднягу Людвига… Он осмотрел тело убитого слуги – такой же безжалостно-точный укол прямо в сердце.

…Похоже, обер-лейтенанту крепко повезло…

…Да, ещё доля секунды – и он бы присоединился к этим двоим. И ты, мой друг, вместе с ним…

«Альтер эго» испуганно ойкнуло и уползло в дальний уголок сознания.

…То-то же…

Остелецкий злорадно ухмыльнулся. Будь ты хоть какой фехтовальщик – а против садовой лопаты приёма нет. Не придумано ещё, не занесено в фехтбуки…

– Ви йест ранен, камрад? – встревожился пруссак, заметив, что спутник держится за бок.

– Ерунда! – отмахнулся Остелецкий. – Успел, сволочь, пырнуть ножом. Слава богу, скользнуло по рёбрам, неглубоко… Я какую-то тряпку засунул под рубашку, чтобы кровь остановить.

– Вам сротш-шно надо к медикь…

– Глупости, потерплю. Давайте-ка послушаем, что нам скажет этот красавец…

Поигрывая клинком убийцы, он медленно пошёл к пленнику – обер-лейтенант уже стянул тому руки за спиной и усадил, прислонив к перилам лестницы. Физиономию негодяя украшали отчётливые следы крепких прусских кулаков, хорошо видные в бледном лунном свете.

– Ну, что, мер-рзавец? Будешь говорить или прирезать тебя сразу, не теряя времени?

И гадливо поморщился, унюхав острую аммиачную вонь.

…Он ещё и обмочился…

Допрос занял четверть часа. Венечка, выучившийся немного говорить по-болгарски и по-сербски во время прошлогодней кампании, понимал изловленного злоумышленника с пятого на десятое. Но и того, что он сумел разобрать, оказалось достаточно.

Пленник, профессиональный вор и взломщик с большим уголовным стажем, познакомился со сбежавшим бородатым господином семь лет назад, в Триесте. Тогда он тоже попался на краже, и тоже из консульства – правда, из британского, а не германского. Схвативший его англичанин, дипломат, против ожидания, не стал сдавать пойманного властям, а заставил подписать признание и сделал своим тайным агентом. С тех пор взломщик не раз выполнял его поручения – по большей части сомнительные, а то и откровенно грязные, уголовного характера.

– Это страшный тип, страшный! – захлёбываясь рассказывал албанец. – Такому человека убить – что комара прихлопнуть, да вы и сами видели…

В воровском мире Триеста об англичанине ходили жуткие слухи: будто бы он раньше жил на Востоке, в Аравии и Дамаске, и совершил там что-то такое, за что мусульманские владыки приговорили его к посажению на кол. Британские власти, узнав об этом приговоре, решили спасти ценного сотрудника и перевели его на второразрядную дипломатическую службу в сонный Триест. Но там англичанину вскоре стало скучно – этот прожжённый авантюрист великолепно владеет любым оружием, свободно говорит на дюжине языков, знает Коран не хуже иного муллы и способен сойти за своего и в албанских трущобах, и в портовом кабаке, и в мечети. Спустя несколько лет он исчез из Триеста, да и вообще с Балкан, и завербованный взломщик вздохнул с облегчением, надеясь, что страшная кабала осталась в прошлом.

Но – не тут-то было. Несколько лет англичанин действительно не показывался на горизонте, пока не появился две недели назад, и снова в Триесте. Отыскал бывшего своего агента и доходчиво объяснил тому, что придётся отправиться с ним. А в ответ на жалкие попытки спорить – продемонстрировал сначала пожелтевшую бумагу с подписью, а потом тонкую рояльную струну с деревянными ручками – жуткую гаротту, которой не раз на глазах албанца душил не угодивших ему людей.

Взломщик согласился – а кто бы на его месте осмелился спорить? Тем более что и задание не казалось особенно сложным: по сути, надо было повторить то же самое, на чём он когда-то попался англичанину. Им обоим предстояло отправиться в Порт-Саид и похитить из германского консульства некие документы.