Степа и Катя заселились в отдельный номер класса люкс. Я же занял нижнюю полку двухъярусной кровати общего номера. Зато комната имела прямой выход на террасу. Моими соседями оказались молчаливый китаец и улыбчивая аргентинка по имени Паула.

– Холод, водка, матрешка, Москва, – перечислила она известные российские тезисы.

– Буэнос-Айрес, водопады, Месси, – парировал я.

Мы вышли на террасу и расположились на длинном старом диване.

В нежном розово-оранжевом небе послышались голоса, отражавшиеся над плоскими крышами с белыми кругами спутниковых антенн. Мечети затянули призыв к молитве. Опустилась мягкая ночь.

К нам присоединялись все новые люди, и вскоре на террасе риада собралась большая компания. Появились австралиец и немец, обсуждая что-то между собой. Марокканец что-то оживленно рассказывал на английском, Степа вел с ним полемику. Катя смотрела на происходящее и улыбалась. Паула сидела на спинке дивана и наблюдала, попивая пиво из стеклянной бутылки. Периодически она что-то говорила то на английском, то на испанском. Мы наслаждались ночной прохладой и обсуждали путешествия, Марокко, мир. Я задумался: «Здесь люди с разных континентов и уголков нашей планеты. Мы такие разные и такие одинаковые, думаем о своем и мечтаем об одном, говорим на разных языках, но понимаем друг друга».

Утро. Прохладный воздух, вплывая в риад сквозь отверстие в потолке зала, служившего столовой, опускался вниз и покусывал мое сонное тело. Степа и Катя находились в приятном возбуждении, я же пытался пробудить в себе полноценного человека. Утро – это не мое. Администратор вынес подносы с едой, опустив их на круглый мраморный стол.

Стандартные марокканские завтраки состоят из хлеба с маслом, нескольких видов фруктового джема, кофе, фирменного чая с мятой и нескольких мучных изделий. Администратор преподносил их как что-то необыкновенное и выдающееся, называя на мотив мифических сказок – «лепешки – тысяча дырочек». По факту же это были обычные блины, только более толстые, которые у нас умеет готовить практически каждый. Любят марокканцы возвышать ценность копеечного товара до уровня священного грааля.

Администратору таки удалось продать нам услуги экскурсовода, который должен был познакомить непутевых туристов с городом, и главное – не дать сгинуть в бесчисленных лабиринтах Феса и вывести оттуда живыми.

В назначенное время в риаде появился интеллигентный мужчина арабской внешности с блестящими смолянисто-черными глазами и седеющей бородой и широкой белоснежной улыбкой. На нем была угольно-черная рубашка, расшитая на груди серебряными узорами.

Я заранее подготовился к экскурсии, прочитав историю города в интернете, поэтому примерно знал, о чем идет речь, льющаяся мягким баритоном на английском языке из уст экскурсовода.

– Фес делится на несколько районов в зависимости от ремесел, процветающих там, – сказал он, ведя нас по переулку. Я кивнул в знак согласия.

В районе жестянщиков стоял звон металла, золотистые изделия сверкали на солнце. Там можно было купить любой жестяной товар. Активные продавцы протягивали нам «лампы джинна», потирая их прокопченными ладонями. Мне приглянулся один выразительный мужчина с густой вьющейся бородой в джеллабе, ведущий запряженного осла. Уж очень он был колоритный, а я не могу пройти мимо таких людей без фотографии. Через нашего гида я спросил мужчину, могу ли я сделать с ним фото. Мужчина согласился при одном условии:

– Только если ты еще сфотографируешь моего осла.

Вскоре в воздухе повеяло тухлым запахом, усиливающимся с каждым нашим шагом.

Мы подходили к кожевенному району. Там еще с давних времен и по сей день создавали кожаные изделия. Процесс перерабатывания шкур животных происходил прямо под палящим солнцем, и это чувствовалось еще за несколько кварталов до.

У входа в застарелое здание с грязными разводами на стенах нам вручили по веточке мяты.

– Это лучше взять, – посоветовал гид.

Позже я понял, что небольшая веточка является спасительным средством – запах тухлятины в жаркую безветренную погоду действовал убийственно.

Высокие ступени крутых темных лестниц вывели нас на балкон. Яркое солнце ослепило глаза, едкий запах разлагающихся туш резко ударил в нос. Лишь только маленькая веточка мяты помогала нам держаться. Перед глазами открылся потрясающий вид на кожевенные красильни.

Внизу лежали округлые и прямоугольные ванны коричневых и белых цветов с разноцветными оттенками внутри – будто это палитра художника. В них смуглые мужчины таскали и переворачивали тяжелые шкуры: в Фесе сохранились древние традиции окрашивания кожи натуральным способом.

В белых чанах шкуры готовят к покраске, жижа там состоит из смеси коровьей мочи, голубиного помета, негашеной извести, соли и воды. А уже в цветных чанах кожу красят. Желтый цвет получают из смеси шафрана и граната, красный – из паприки и мака, синий – из индиго, оранжевый – из хны, а коричневый – из дерева кедра.

Работники обрабатывают шкуры вручную, прилагая нечеловеческие усилия.

Увиденное действо одновременно и ужасало, и приводило в восторг.

Но долго там находиться было сложно – не каждый организм способен выдержать такое, даже с веточкой мяты под носом. И мы отправились в следующий – текстильный район.

Пройдя несколько кварталов, мы оказались в другом мире. Ткани всевозможных цветов и оттенков свисали со стен и прилавков, раскрашивая пейзаж яркими мазками восточной сказки. Стопки цветастых платков тянулись от земли к небу.

– Вот здесь я куплю себе джеллабу, – сказал я.

В путешествиях я люблю приобретать национальную одежду и, нося ее, сливаться с окружающим колоритом. Часто это очень удобно (ведь одежда создана специально для местных погодных условий), к тому же коренные жители радуются подобному жесту, видя в нем уважение своих традиций. Да и в такой одежде я привлекаю меньше внимания, что и требуется. Гид сказал, что отведет меня в специальное место, и мы выдвинулись туда. Перед входом в нужную торговую лавку проницательный экскурсовод провел мне инструктаж действий в магазине:

– В Марокко нужно торговаться и сбрасывать цену, часто продавцы ее серьезно завышают. Не спеши с покупкой.

Он проговаривал эти слова медленно и с расстановкой, так, как что-то серьезное объясняют детям, не подозревая, что я опытный воин в рыночных отношениях. Умудренный торговыми центрами Китая, рынками Стамбула и московскими «Лужниками», я имел четкий план действий.

Вообще, дома я никогда не торгуюсь, а сразу и безоговорочно принимаю предложенную цену, но в путешествиях этот ритуал приносит особенное удовольствие – как азартная игра. Я давно заметил интересный факт: пребывая в какой-нибудь стране хотя бы несколько дней, ты погружаешься в ее традиции и начинаешь жить по местным законам и тарифам.

Позже в Фесе я как лев сражался с продавцом апельсинового сока за 1 дирхам, на который меня хотели надуть. Я спорил с ним минут десять, ругаясь и размахивая руками. А когда гордо ушел с отвоеванным дирхамом и немного успокоился, понял, что речь шла всего о семи рублях. Хотя дело было, конечно же, не в деньгах.

Еще перед входом в торговую лавку с тканями я оставил в кошельке небольшую сумму денег, остальные убрал в паспорт и спрятал его в рюкзаке. Пару купюр отдал на хранение Степе и «выдвинулся на дело».

Внутри помещения было прохладно, что уже приносило положительные эмоции. Посередине стоял ткацкий станок, скорее для антуража. Полки на стенах пестрели тканями всевозможных цветов и оттенков. Здесь пахло текстилем и лавандой, и после кожаных красилен это место представлялось мне раем. Полный льстивый продавец накидывал на меня одну джеллабу за другой, осыпая комплиментами. Вскоре вместе с джеллабой на мне появились еще шапка и шарф.

– Как тебе идет. Настоящих шах, – говорил он, будто немного пританцовывая.

Прежде всего нужно было определиться с джеллабой, а уж потом переходить к спору о цене, дабы показать, что мне нужно не любое одеяние, а то, в которое я влюбился с первого взгляда. Из синих оттенков, которые мне хотелось, подходящего размера нашлась лишь голубая джеллаба с серебряными узорами на груди. Надев ее и оценив по достоинству, я наконец перешел к вопросу цены. Игра началась.