В элементе «нео» есть идея преемственности через обновление, в «пост» — преодоления через отрицание (еще более ярко эта идея представлена в еще одной популярной приставке этого периода — де, например, «деконструкция»), в «транс» — нет ни того, ни другого. «Транс» — это как бы «без усилий», «сквозь», «поверх», «не замечая», как в виртуальном пространстве интернета.

«Нео» — концепции подразумевают особое поддержание традиции, приспособление старого к новым условиям. При всей их революционности культура в них мыслится все еще традиционно, как нечто стабильное, конструктивное, положительное, как Космос, который надо спасти от Хаоса.

В «пост» — и «де» — концепциях культура превращается в Хаос. Или почти в Хаос (в постструктуралистской литературе встречается, например, слово «хаосмос»), который (Хаос) в Космос превратить уже нельзя. Это рождает трагическое ощущение, близкое к безнадежности, но сохраняет элементы неравнодушия. Корни этих концепций лежат в политическом и идеологическом кризисе 1960‑х годов. Ключевой год здесь — 1968, год волнений во Франции и ввода войск стран организации Варшавского договора в Чехословакию. В этот момент присутствует искренний протест, сохранение «человеческих» качеств.

Постструктуралистские «ризомы», «симулякры», «гипертексты» и т. д. и т. п. — живые метафоры, напряженное терминотворчество, без присутствия жизни. «Транс» — концепции — порождение прагматико–технократического мышления.

Такая эволюция прослеживается во многих сферах. К примеру, очень существенная составляющая культуры XX в. — это феминистская культура, которая проявляется в самых разных областях (от литературы до фотографии). Феминизм, возникший как суфражизм еще в XIX в., призван был отстаивать права женщин. Далее провозглашается тотальная борьба с «фаллогоцентризмом» вообще (Ю. Кристева и др.), затем следует тезис о полисексуальности («сколько людей, столько и полов»), наконец, современная цивилизация приходит к трансгендерным технологиям, с помощью которых можно совершенно беспрепятственно осуществлять полисексуальность.

Борьба с «тоталитарным мышлением» в 1960‑е годы приходит к толерантности и мультикультурализму в конце XX — начале XXI в. Что такое «толерантность»? На поверхности это «терпимость», глубинно — равнодушие, «трансгуманизм», «транссоциальность» и «транскультура», точнее — «трансцивилизация».

К концу XX — началу XXI в. начинает все настойчивее заявлять о себе установка на воскрешение традиционных культурных и религиозных ценностей, на неотрадиционализм, таким образом можно предположить, что на рубеже веков культура переходит на новый виток развития.

Специфика культурной динамики второй половины XX в. характерна и для процессов, которые происходят в самой науке о культуре. В этот период широко распространяется понятие «культурология». Считается, что его впервые как название самостоятельной дисциплины предложил Л. Уайт. В англоязычном мире эта наука называется «cultural studies». Предтеча культурологии — культурная антропология, возникшая еще в конце XIX — начале XX в. (Ф. Боас, К. Леви–Стросс, Б. Малиновский и др.). Родина культурной антропологии — США. В Великобритании бытует также вариант «социальная антропология». В целом культурология находится где–то на стыке истории, социологии, антропологии и этнографии (этнологии). Свои «изводы» культурологии существуют и в немецкоязычном, и во франкоязычном, и других мирах. В Россию культурология пришла в конце 1980‑х — начале 1990‑х годов.

В середине XX в. в США появляется дисциплина «межкультурная (кросскультурная) коммуникация», которая также становится научно–академическим брендом. Количество подобных дисциплин год от года увеличивается. Вместе с тем основные идеи, которые формулируются в рамках современных наук о культуре (преимущественно англоязычных), были высказаны значительно раньше, по большей части в 1920-1930‑е годы, и не только по–английски, а на самых разных языках (в том числе по–русски, на хинди или по–арабски) и в иных терминологических системах, но эти системы не получили статус «бренда».

Ситуация в мировой науке о культуре типологически такова же, как и в самой культуре. В этом смысле англоязычный мир (а сейчас и американоязычный) и английский язык, в том числе в его американском варианте (то, что можно назвать современным планетарным глобалектом), играют двоякую роль.

С одной стороны, англоязычная «межкультурная коммуникация» объединяет, консолидирует мир, восполняя потребность частей «коммуницировать» друг с другом. С другой — становится препятствием для полноценного культурного взаимодействия. Эта тенденция усиливается к концу XX в., и особенно наглядно она прослеживается в литературе, кинематографе, театральном искусстве, т. е. в тех сферах культуры, которые непосредственно связаны с языком, речью.

В результате глобализация приводит одновременно и к производству общепланетарных культурных артефактов (например, голливудские фильмы), и к известному замыканию национально–региональных культур в себе, к возведению очень труднопреодолимых границ между культурами. К концу века все явственнее наблюдается тенденция не только к вынужденной культурной регионализации, но и к намеренной, осмысленной. При этом стержнем ее является языковой вопрос. Формально — вопрос о статусе языка. Все это можно назвать культурной регионализацией, можно — культурно–языковым сепаратизмом. В любом случае именно глобализм породил подобную ответную реакцию. В начале XXI в. данная тенденция набирает силу, хотя до конца XX в. вектор глобализации остается доминирующим.

Если в середине XX в. французы, итальянцы и другие еще составляли существенную конкуренцию англоязычной культуре, то к концу века ситуация меняется. Происходит своего рода подмена понятий. Можно сказать, что здесь мы имеем дело с эффектом «культурной синекдохи», когда за всю историю культуры последних десятилетий в массовом и «массово–научном» сознании выдается лишь ее часть, а все остальные культуры живут как «вещи в себе» и в лучшем случае становятся достоянием узкого круга профессионалов. Так, русскую культуру до 1990‑х годов возможно представить своеобразным транслятором многих других культур, прежде всего культур народов, входивших в состав СССР, и отчасти культур стран социалистического лагеря. Произведения М. Турсун–Заде, Э. Межелайтиса, Ч. Айтматова, Р. Гамзатова стали явлениями мировой культуры благодаря ярким талантам авторов и, в не меньшей степени, благодаря переводу на русский язык. С прекращением существования СССР бывшие республики и бывшие страны соцлагеря в культурном отношении резко регионализируются, часто отсекаются от мирового культурного контекста, от подлинного диалога культур.

Композитор Д. Д. Шостакович (сидит за столом) за работой во время визита во Францию. 1950‑е годы. РГАКФД