– Я перед тобой в долгу, девица, – человеческим голосом произнёс Каппа и стремглав понёсся к озеру.

Тисия разглядела вдалеке мужчин, несущих полотнище с телом Казуми, сгорбленные фигуры Нацуны и её матери и толпу, которая ручейками растекалась во все стороны. Вот и всё! Горожане уйдут домой и ещё долго будут обсуждать произошедшее, стенать и заламывать руки, но никто не осмелиться выйти вперёд и призвать к справедливости. Только Казуми никого и ничего не боялся. А ведь она просила его быть осторожным! Я сделан из камня и железа, говорил он.

– Из камня и железа… из камня и железа… – беспрерывно повторяла она, расплёскивая грязную воду в лужах.

– Тисия, подожди! – кто-то позвал.

Она обернулась и непонимающе уставилась на высокого и стройного юношу. Мокрые волосы почти полностью облепили его лицо, так что Тисия никак не могла распознать незнакомца.

– Я – Хоку Ямасита. Друг Казуми… То есть был им…

– Друг? Где ты был, когда его убивали? – Тисия двинулась дальше.

– Я не успел. К тому же… Цикада… Он… – Хоку бросился вдогонку. – Я проведу тебя до дома. На всякий случай.

– Чтоб тебя сожрал гюки! Всех вас! Никто не помог, никто его не защитил! Тру́сы! Ненавижу! – плакала Тисия, спотыкаясь и поскальзываясь в грязи. Через дождевую завесу она разглядела размытые очертания своего дома. – На старосту нет управы! Он может творить всё, что вздумает! Шантажировать, издеваться, убивать! А вы… НЕ-НА-ВИ-ЖУ!

– Тебе нужна помощь, – с беспокойством сказал Хоку. – Твоя рука…

Тисия отдёрнула рукав, посмотрела на огромный кровавый рубец на предплечье и безразлично ответила:

– Пошёл вон, Ямасита! Тебе нельзя доверять. Вам всем нельзя.

Оказавшись дома, она сразу же приложилась к орнаментам. С облегчением ощутила, как отступили боль и тревога. Нурихён забрал все её переживания, а взамен подарил блаженную пустоту. Дождь назойливо стучал по крыльцу, скрипели ветви дзелькв и шелестел разросшийся папоротник.

Глупый! Глупый Казуми! Что ты наделал? Мы могли бы быть так счастливы! Я бы валялась в ногах Нацуны, чтобы она отпустила тебя. Пошла бы за тобой на край света! Бросилась бы в пасть чудовищам! Забери и меня! Зачем мне солнце, если все дни теперь без тебя? И зачем луна, если каждая ночь принесёт только холод и одиночество?

Тисия выжила в мире, в котором не стало родителей. Научилась выкручиваться, выкарабкиваться и следовать правилам. И вот мир опять другой. Теперь в нём нет Казуми. И этот новый мир ей был не нужен.

Пустота. Тисия пялилась в пустоту и ею же дышала. Дождь шёл несколько дней, а затем наступили первые заморозки. Нужно было встать, одеться потеплее и разжечь огонь в очаге, но Тисия боялась, что вернётся боль и невыносимая горечь потери. Она чувствовала подошвами стоп шероховатые линии орнаментов и прохладу камня. Черепахи несли свою луну, а Тисия отказывалась принимать уготованную ей судьбу и двигаться дальше по жизненной дороге.

В комнате со скрижалью в тёплую пору года отодвигали перегородку, чтобы наблюдать за садиком, который так любили мама Тисии: кривоватые сливовые деревца, кусты азалии и папоротник. Кое-где торчали статуи божков, невысокие и смешные. Это брат высек их из камня.

Теперь перегородка была задвинута, но Тисия и так знала, что происходило с садом. Папоротник скукожился и засох, голые скелеты слив протягивали изломанные руки в серое небо, а азалии укутались ледяной вуалью.

Пару раз в неделю приходили близнецы. Шинсу готовил на очаге похлёбку, а Ёшики сидел на полу рядом с Тисией и болтал о всякой всячине: рассеянный Кеиджи свалился с крыши и чудом остался жив; Масаши вовсе не растолстела, а всё это время была беременной; над Дандзё пролетел длиннющий клин черноголовых журавлей.

Тисия не понимала, почему братья так добры к ней и чем она заслужила от них такую милость. Ведь она, как говорила та старуха, грязная потаскуха и мерзкая распутница. Разве им было не противно приходить в её дом и готовить еду?

Вот родная тётка Шибуки, явившаяся на следующий день после гибели Казуми, с порога заявила:

– Такого позора моё несчастное сердце не выдержит!

Шибуки, вечно надутая женщина с внушительной холкой, уксусно-кислым лицом и вялым ртом, одарила племянницу испепеляющим взглядом и сообщила:

– Теперь выдать тебя замуж я смогу или за сумасшедшего, или за калеку.

Тисия даже не шелохнулась. Сидела на стуле рядом со скрижалью и пялилась в пустоту. Корни Нурихёна плотно облегали её стопы.

Шибуки мерила комнату шагами и размышляла вслух:

– Пусть всё немного поутихнет, и я попробую тебя куда-нибудь пристроить. Девятнадцать лет всё-таки. Ещё пару годиков – и ты даром никому не будешь нужна. Как ты вообще связалась с этим Казуми? Жалко его, конечно. Такой молодой! Да и старейшина совсем распоясался. Вчера избил старика, потому что тот преградил ему путь со стадом коз. С другой стороны, дай свободу, и Дандзё погрузиться в хаос. Каждый будет делать, что хочет: воровать, выходить за стену, спать с чужими мужьями. За что мне всё это? Чем я провинилась перед богами? Слушай, Тисия-тян, переходи ко мне жить. А что? Зима-то приближается. Тут такое дело. Мой сын старший жениться собрался. Жить им пока негде, а этот дом крепкий и добротный. Молодая семья пусть обживается, а я тебя тем временем замуж выдам.

– Уходите, – прошептала Тисия.

– Что ты там бормочешь? Не слышу. Ты подумай над моим предложением, а я вернусь через пару дней, – Шибуки приблизилась к племяннице и помахала рукой перед её глазами. – Эй! Ты вообще живая? А то, может, померла на этом стуле? Вот уж ленивая курица! Говорю, приду через пару дней!

– Уходите, – повторила Тисия, резко выдвигаясь вперёд, словно собиралась встать и вытолкнуть родственницу за порог.

– Ухожу, ухожу! – проворчала Шибуки и направилась к выходу. – Все твои проблемы случились от того, что ты посягнула на чужое. Предки не просто так говорили: имеющий что-то, имеет всё необходимое. Но как тебе, бестолковой, это понять?

***

Как-то поздно вечером пришёл Ичиро Тиба, лысый согбенный старик, муж госпожи Юзухи. Он покружил вокруг дома и осторожно постучал в дверь. Тисия вышла на порог. Всё кругом покрылось инеем и толстой ледяной коркой. Улица дремала, и только где-то вдалеке мерцали жёлтые пятна фонарей.

Господин Ичиро поклонился, при этом тревожно озираясь по сторонам. Тисия смекнула: не по своей воле пришёл, госпожа Юзуха отправила. Видимо, ему было неловко стоять возле дома распутницы.

– Здравствуй. Ты так и не забрала, – он протянул мешок с кувшинами. – А у нас несчастье приключилось. Слегла моя жена. Мне одному тяжко управляться по хозяйству. Может, ты выручишь нас. Конечно, за плату. Только, только… – господин Ичиро замялся, подбирая нужные слова.

– Вы хотите, чтобы я приходила рано утром, пока горожане ещё спят, – догадалась Тисия и почувствовала накатывающий на лицо жар. Так вот, кто она теперь! Её прихода стыдятся, наверняка теперь и здороваться не будут. – Госпожа была добра ко мне. Не всегда, конечно, но я помогу. Идите в сад. Оттуда ведёт тропинка через огороды. Так ваш визит останется тайным.

Тисия задвинула дверь и долго стояла в темноте, вслушиваясь, как ветер свистел на чердаке. Крышу ведь так и не починила. Плевать! Холодно внутри и холодно снаружи. Её притягивали к себе орнаменты. Звали и обещали сладостное забытье. Зачем пытаться и стараться, если можно провалиться в пустоту? Там не будет господина Ичиро, которому неловко стоять на пороге её дома; не будет тётки Шибуки, которая хочет лишить Тисию собственного угла; не будет осуждения и колких взглядов…

Однако она превозмогла себя и отправилась к очагу. Разложила дрова и подожгла их щепой. Вскоре комната озарилась сиянием медового цвета. Тепло стелилось по земле и медленно поднималось к потолку.

Тисия отварила рис, вынесла из кладовки деревянную ступу и установила её на земляном полу в нежилой части дома. Подготовила отцовский деревянный молот и небольшую бочку с водой. Она решила приготовить рисовые пирожки. Затея выглядела крайне неудачной. Молотом нужно было колотить рис до тех пор, пока он не превратится в тягучую массу, напоминающую тесто. Это работа для крепкого мужчины, да ещё не помешал бы второй человек, который будет смачивать тесто водой, чтобы оно не прилипало к стенкам ступы.