Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Со мной такого ещё никогда не было, – оправдывалась она за свою истерику.

– Понимаю, – ответил он со спокойной уверенностью, но колотившееся сердце его выдавало.

– Раз уж ты такой… раз ты так поступил, – надеюсь, ты понимаешь, что это и на тебя накладывает обязательства.

– Я понимаю, Ноуша.

– Физическая близость – наша необходимость, как пища и вода, мы… – она начала объяснять, видя, что ничего он на самом деле не понимает, но не закончила – её голос сорвался, и она чуть снова не заплакала.

– А правда, что Триворот умрёт, как только почувствует голод? – задал Юфранор вопрос, чтобы её отвлечь.

– Невелика потеря! – совсем успокоившись ответила Ноуша, даже примешав к ответу злую усмешку. Она видимо хорошо знала о чëм говорила.

– А Демон? – Юфранор продолжил ещё одним запретным вопросом.

Она обернулась к нему.

– Не вздумай никогда даже близко соваться туда, – к «Сражённому великану», к Аетелмаерам! Демон бессмертен, горы – его пристанище!

Они ещё немного посидели в тишине.

– Ты сказала: «наша необходимость – физическая близость»; «наша» – означает, что вас суккубов много… что ты не одна такая…

– Это шутка?! – она снова обернулась к нему, – Юфранор, тебе так не идёт быть дураком! Ты ведь живёшь в борделе… знаешь, теперь, когда мы вместе, не утомляй меня больше своими каверзами, – когда ты открыл своё истинное лицо, твоё фиглярство перестало быть забавным…

– Да, ты права, но я вот что хотел сказать: ты наверняка знаешь больше меня о вашей физиологии, – Юфранор запнулся, тяжело так наскоро перестроится из паяца обратно в принца, – в общем, ты можешь забеременеть?

– Я не знаю, никогда не пыталась и не думала об этом. Ты ведь понимаешь, что это болезнь, проклятие; моё планирование ограничивается только тем, чтобы не умереть от недотраха!

– Ха-ха-ха! Недотрах! Моё слово!

– Да-да, очень смешно, ты в курсе, что это теперь и тебя касается!

– Вот именно, я всю эту неделю боялся умереть от недотраха! – Юфранор веселился, но через секунду вспомнил ещё кое-что важное, – слушай, а в чём заключается магическая важность этой клятвы, которую ты принесла?

– А в чём заключается твоя магическая глупость?! Ты ведь даже не знал, насколько это серьёзно, верно?

– Прости, но в этом есть и твоя вина! Это ты меня выбрала и влюбила в себя своими фокусами в тот день в Вердаме!

– А я откуда могла знать, что тебе понадобится моя верность?! Это немыслимо! Верность! Мужчины всегда были просто благодарны, что могли меня осчастливить и не просили ни о какой верности! Зачем тебе, вердамскому принцу, верность суккуба?!

– Теперь только я могу сделать тебя счастливой.

– Дурак!

Просидев так ещё какое-то время, Юфранор заёрзал, намекая, что пора бы возвращаться и попытался встать. Ноуша обратила к нему лицо, и он понял, что чуть не забыл самую важную часть ритуала: её губы блеснули в лунном будто свете, он наклонился и поцеловал её, сначала нежно, но потом всё сильнее и она, до этого мягкая и тёплая в руках, растаяла вконец и растеклась. Он резко прервал поцелуй и с ней на руках встал на ноги. Прошёл так несколько шагов, пока она вновь не обрела твёрдую форму и поставил её на землю.

В лесу уже стояла глубокая ночь. Ночные хищники, пугающие шорохи, зябкость и влажность воздуха, холодные носы и кончики ушей, любовное настроение. Они держались за руки, когда подходили к сторожке и старик Бартимей, с Каспером на руках, под светом спиртовки ожидавший их, само собой, ничему не удивился, однако свой шанс поворчать всё же использовал:

– Чего так долго?

Ноуша подошла к нему и прошептала, впрочем, так чтобы Юфранор тоже услышал:

– Утром идите без нас, встретимся уже дома.

Он кивнул, с прищуром глянул на Юфранора и улыбнулся ему. Они зашли в тёмные сенцы, было тепло и сонно: трещали дрова в печке, малыши мерно сопели, мама Ангелина слегка похрапывала, а мама Клементина была бессознания. Они молча посочувствовали ей, затем нашли свободное место и, стараясь ни на кого не наступить, устроились и улеглись так близко, что ощущали сердцебиение друг друга, которое через минуту совпало в унисон и они уснули.

VII

Утро, солнечное и свежее, ощущалось как обещание. Избушка была пуста как и было уговорено и Юфранор, проснувшись, почувствовал себя как никогда свободно, поэтому он встал, напился воды из бурдюка и разделся перед мутными окнами, оставив только исподнее. Жест на первый взгляд необъяснимый, но представьте семь ночей подряд в одежде. Тем более, вряд ли он слишком уж тщательно заботился о еë своевременной перемене от ночи к ночи. В избушке он был один, Ноуши рядом не было, однако и по этому поводу он не стал волноваться, – день для него начинался, как аллегретто – умеренно, от того, что только проснулся, быстро, потому как мандраж перед свиданием и весело, потому что за редкими исключениями, весёлость – его обычное состояние. Лёгкая ломка сожаления оттого, что пришлось вчера выбросить не оконченный флакон, сошла на нет, когда он вышел на крыльцо, на улицу, оглядел округу: лес снова предстал ему в своём сакральном величии как и в первый день. Пели птички. Роса на траве уже почти испарилась, но ещё кое-где поблёскивала на солнце. «Надо отлить!»

– Он не оставил чайник, представляешь! – крикнул он Ноуше, завидев её издалека.

Она шла со стороны реки, оттуда где они были вчера, босиком, с мокрыми волосами и свёрнутыми в чехол банными принадлежностями. Он стоял на крыльце, подпирая перила, решив дождаться её снаружи, когда закончил гулять по округе.

– Как будем пить чай? Воду греть не в чем!

Она пожала плечами и улыбнулась, подходя к избушке.

– Далеко до общины? – он спросил.

– Целый день пути.

Она взошла на крыльцо, вся мокрая и влажная. Её синие глаза горели, а губы блестели на солнце. Напряжение росло, но они сдерживали себя, так как оба знали как играть в эту игру.

– Целый день без горячего! – скривил губы Юфранор.

– Хм, неженка! – прошептала она выдохом, взяла его за руку и завела в дом.

Дверь за ними скрипнула, он обхватил её сзади одной рукой вокруг талии, а другой руке даже не помешала плотность её длинной юбки, она изогнулась, закрыла глаза и стоном вздохнула. Юбка всё-таки лишняя в этом разговоре, впрочем, как и всё остальное и все остальные. Этот диалог ведут двое, им всегда есть что сказать и они сначала перебивают друг друга, но потом, как правило, она уступает, но ненадолго, он должен задать тон разговора, затем он будет слушать, потому что её слова, как ему кажется, важнее. Поэтому именно он спрашивает – поэтому именно она отвечает:

– Я вижу, что ты бог, но бог чего? – его вопрос.

– Я бог только сейчас, я бог текущего момента и только для тебя, – её ответ.

– А если бы прямо сейчас я умер, то был бы я спасён тобой?

– Если б я могла тебя спасти, то это лестно, то это для меня была бы честь, но если честно, я не верю, что ты хочешь умереть. Можешь не возражать, я слишком хорошо вас знаю, мне о мужчинах слишком многое известно.

– Ты проницательна; вчера обрëл я также твою верность, а что до высшей ценности в любви? что ты поведаешь мне про свою честность?

– Честность в любви переоценена в трёх случаях: если ты знаешь правду, если боишься правды, и третье, если ты боишься потерять любовь. К примеру: если любовник изменяет и скрывает это или открыто лжёт об этом, – он не нечестен, – он глупец, то есть это вопрос доверия и уважения, а не его честности. Другое дело, если он скрывает что-то опасное и молчит об этом или нарочно лжёт об этом, тогда это вопрос того, что честно, что нечестно и того, не много на себя ли он берёт. И это значит, честность, в отличие от верности, требует усилий, ведь ситуация в его руках и если он при этом хочет гарантированно сохранить любовь – это, скорее всего, будет означать, что он не будет честен. Если же любовник, в данном случае – объект, то есть он ничего не знает, лишь догадывается, то это будет означать, что знание, которое он жаждет получить, принадлежащее его любовнику и тот его скрывает, станет для объекта стократ важнее, чем их связь и их любовь. А если мы теперь посмотрим в обе стороны, где оба будут тайной обладать, но не одной и той же, а двумя разными, то это будет означать, что эти тайны для них будут любви дороже. В итоге, нет более великой жертвы, что мы могли бы ради любви нашей принесть – чем добровольный наш отказ от наших тайн. А это, признайся, наивно и смешно, саморазоблачающе и в целом невозможно. Никто бы на такое не пошёл.

11
{"b":"841417","o":1}