Слушая музыку в своей неприбранной комнате, завешанной постерами звезд, Рокси Тофид услышала голос. Она перестала грызть неровный ноготь безымянного пальца, сдвинула массивные, мягкие наушники сначала на виски, а затем стянула их на шею, прислушалась. Голос доносился снаружи, и Рокси поднялась с не заправленной кровати, открыла окно и насторожилась. За оградой, окружающей их трёхэтажку, шумел лес – деревья раскачивались от ветра, листва шелестела, а временами начинала шипеть, словно волны, накатывающие на песчаный берег.

Рокси посмотрела вниз – ровные грядки с клубникой, помидорами, кабачками и зеленью, между ними утоптанные черные дорожки со змеящимися зелеными шлангами для полива. За спиной в соседней комнате бубнит телевизор – это мама смотрит новости.

Рокси уже хотела закрыть окно, но тут снова услышала этот голос. Мужской, глубокий, не терпящий возражений. Она не могла разобрать ни слова, но почувствовала, как всё в ней готово подчиниться обладателю голоса. Он звал ее, гудел внутри головы, в груди, постепенно разливался по всему телу, завладевал каждой частицей, каждым органом. Из наушников гремели гитары, задавали ритм ударные и завывая хрипел женский вокал, но Рокси ничего этого не слышала. Не слышала она и шума листвы, и телевизора за стеной, и даже собственных мыслей. Всё её существо звучало в унисон вибрациям этого голоса.

Рокси развернулась, не видя ничего перед собой, вышла из комнаты, прошла мимо мамы – отец ещё не вернулся с работы – и направилась к выходу.

– Ты надолго? – мама отвлеклась от экрана, рассеянно посмотрев на дочку.

– Нет. Прогуляюсь немного.

Женщина ещё что-то сказала, но Рокси не ответила. Она взяла ветровку и закрыла за собой дверь.

Улица встретила её прохладным ветерком и слепящими лучами заходящего солнца. Рокси сощурилась, оббежала дом и устремилась к ограде, выходить за которую с наступлением ночи строго воспрещалось. Небо над лесом окрасилось в холодные тона и покрылось румянцем, но где-то далеко – Рокси видела это так ясно, что невозможно было поверить – разрасталась тьма, будто дым от костра, в котором жгут пластмассу. И чем громче звучал голос, тем чётче становилось это дымчатое облако.

Рокси хлопнула калиткой, забежала в тень деревьев и устремилась к нему. Спустя час и двадцать минут она встретилась с обладателем голоса и перестала существовать навсегда.

***

Когда прозвенел звонок, сообщающий об окончании дневной смены и начале ночной, сотрудники отдела, где работал Клетиан, засуетились, принялись выключать компьютеры, надевать куртки и пиджаки, кто-то натягивал кепки и шляпы. Люди поднимались со своих мест, переговаривались, улыбались или угрюмо приводили в порядок рабочие столы. Клетиан уже забыл о недавнем визите шефа, он предвкушал возвращение домой, ужин, вечер у телевизора и приятный, глубокий сон.

Он попрощался с коллегами, не спеша спустился на первый этаж, отметился на проходной, проведя пластиковой карточкой по считывающему механизму, и вышел через крутящуюся дверь. Потоки служащих девятого корпуса растекались тонкими струйками в разные стороны. Кто-то останавливался покурить, щурясь от заходящего солнца, кто-то торопился на автобус, а кто-то, как Клетиан, ждал друзей, чтобы вместе отправиться домой.

Магорыч, как всегда, задержался. Клетиан готов был поклясться, что несмотря на все его старания, стол соседа по офису так и остался в беспорядке. Магорыч натягивал на ходу свой пиджак с заплатками на локтях, поправлял взъерошенные ветром волосы и хмурился.

Жили они в разных домах, но до остановки всегда ходили вдвоем.

– Ну и ветер сегодня, – проворчал Магорыч, запахивая пиджак на выпирающем животе и поднимая воротник.

Клетиан кивнул, посмотрел на небо и на секунду замер.

– Ты чего?

Внутренности Клетиана будто смерзлись и тут же оттаяли с неприятным хрустом, и теперь с них капал холодный конденсат, заполняя тесное пространство между органами. Ему почудилось, что небо снова почернело, сделалось мертвым и обожженным, как лес после пожара. Но это было всего лишь видение, порождение его испуганного разума. В нем еще тлел отпечаток ужаса, что Клетиан ощутил днем, хоть и не помнил, что стало его причиной.

– Эй, Кле, ты в порядке?

– Да, задумался что-то, – выдавил из себя Шин, и догнал Магорыча.

В троллейбусе он не проронил ни слова. Магорыч тоже мало говорил, хотя поначалу и пытался развить тему общественного транспорта (он был уверен, что троллейбусов слишком мало, а людей слишком много). Затем он вышел, и Клетиан остался стоять, зажатый десятком усталых работяг, у двери.

Клетиан жил на окраине. За высокой бетонной стеной начинался другой мир, который он никогда не увидит – мир поселенцев. Ее ровная бежевая поверхность походила на крем в последних лучах светила. В тон ей окрасился и двухэтажный дом, где жил Клетиан. Он поднялся на второй этаж, повернул направо и пошел к одинокой двери в конце длинного коридора с дощатым скрипучим полом. За дверью его ждала Капса – большая, пушистая и пятнистая кошка, больше похожая на миниатюрную панду. Она принялась мяукать и тереться о его ноги, выпрашивая угощение. Клетиан рассеянно почесал ее за ухом, умылся, покормил Капсу, а потом и себя, и включил телевизор.

Как раз начинались местные новости. Наевшись, Капса запрыгнула к нему на колени и принялась наводить чистоту.

Клетиан любил свою кошку, наверное, больше кого-бы то ни было в этой жизни. Настоящих друзей, кроме Магорыча, конечно, у него не было. Родители умерли рано, оставив ему эту старенькую, но все же уютную квартиру. В доме жили в основном старики-затворники, пожилые семейные пары, с которыми Клетиан здоровался, возвращаясь с работы (они усаживались у подъезда рядками и о чем-то тихо беседовали), и такие же одиночки, как он.

Если бы Клетиан увлекался хоть чем-то, то, может быть, у него появились бы друзья, но единственным его увлечением была Капса и три телевизионных канала (два местных и один центральный – его транслировали на все города).

Новости закончились прогнозом погоды, от которого Клетиану снова стало не по себе. Отголоски пережитого ужаса всплывали на поверхность, когда привлекательная и крепко сбитая ведущая рассказывала о безоблачном завтрашнем дне. Страх исчез лишь при звуках викторины, которую всегда показывали по вторникам. Эти же звуки донеслись и из-за стены – старик по соседству был глуховат.

Когда стемнело, Клетиан выключил телевизор, осторожно переложил свернувшуюся клубком Капсу с колен на диван, и пошел спать. Он любил свою спокойную и размеренную жизнь. В ней было все, чего он когда-либо желал. И главное – Клетиан точно знал, что будет завтра. Это в своей жизни он ценил больше всего, даже, наверное, больше Капсы.

Представляя, что завтрашний день начнется в точности, как сегодняшний, Клетиан тихо уснул с улыбкой на лице. И ничто в этом мире не способно было потревожить его сон.

Ведущая прогноза погоды не обманула – утро выдалось ясным и безветренным. Прохладный воздух сочился на кухню через приоткрытое окно, на плите шкварчала яичница, а в гостиной тихо бубнил телевизор.

Когда рассвело и небо из темно-синего превратилось в прозрачно-голубое, Клетиан надел куртку, попрощался с Капсой, проводившей его до двери, и вышел. Из соседних подъездов сонно здороваясь появлялись другие работяги и клерки.

Технический район, где Клетиан Шин прожил всю свою жизнь, был окружен стеной, над которой выглядывали пирамидальные кроны тополей. В тесное кольцо его зажали территории поселенцев. Они расходились на десятки километров и пополнялись новыми участками, когда поселенцы осваивали древний лес или распахивали очередное поле, когда они отправляли машины, созданные в техническом районе, на разведку или посылали молодые семьи строить дома на изученных территориях. Клетиан никогда не думал, насколько важной была его работа для того мира, который они – поселенцы и техники – строили.