— Агась!

— Надо отвечать: Так точно!

— Так точно, барич!

Торопливо подойдя к важному господину, я снял шапку и поклонился:

— Добрый день, Сильвестр Гордеевич! — это в памяти всплыло имя посетителя.

— О как! А Авдей говорил, что ты память потерял от удара и все имена позабыл. Это хорошо, что вспоминаешь, я смотрю и командные навыки вспомнил. Здравствуй, Юра, здравствуй. — с этими словами Сильвестр Гордеевич обнял меня.

— Верно, память я потерял, но самые важные лица, события и умения божьим чудом сохранились.

— Отойдём, поговорим без лишних ушей.

Вышли со двора и направились через дорогу, к скверу рядом с церковью. Местность казалась мне знакомой и, перекрестившись на купол храма, я спросил:

— Место как будто привычное. Это храм Александра Невского?

— Совершенно верно, он самый. Обветшал храм, сейчас поднимается вопрос о строительстве нового.

И верно. Там в будущем, на этом месте стоит величественное здание красного кирпича.

— Благодарю за то, что посетили меня, Сильвестр Гордеевич.

— Как я мог не встретиться с сыном старинного друга, да ещё в столь непростой для него час?

— Весьма признателен вам за это, Сильвестр Гордеевич.

— Скажи откровенно: может быть мне употребить своё влияние и объявить сдачу тебя в рекруты недействительной?

— Не надо, Сильвестр Гордеевич. В этом случае я опять окажусь в положении дворового, и Прокошка меня запросто убьёт. Обвинит в чём угодно, да и велит запороть, а вам и отпишется, дескать «Божию властию умре»[4].

— И то верно. А каким образом ты решил действовать?

— В армию я уже попал. Я не бездарь и не трус. По прибытию в полк намереваюсь проявить себя, а там по образованию да по заслугам и выдвинусь, может статься и до офицерского звания.

— Да уж. Я именно так и начинал, только я по бумагам был из дворян, ну да ты своё дворянство выслужишь, восстановишь. Чем я тебе могу помочь?

— Неловко об этом говорить, но мне нужны деньги.

— Здесь я должен тебя порадовать: покойный Сергей Юрьевич оставил в казначействе вклад на твоё имя, и сумма этого вклада весьма немалая.

— Вклад в казначействе?

— Сергей Юрьевич тебе не сказал?

— Не припоминаю.

— Скорее это провал в твоей памяти, он не мог не сказать такого важного слова. Впрочем, бумаги на вклад хранятся у меня, как и просил Сергей Юрьевич. Сколько тебе надо и на какие цели?

— Я желаю отличиться с первых шагов военной службы, и случай пока мне благоприятствует. Поручик Ливин хворает, лежит в горячке, я оказываю ему помощь. Коли деньги есть, вызову к нему лекаря. А, кроме того, как вы видели, я муштрую эту команду рекрутов.

— Двенадцать апостолов для себя приготовил? Хе-хе-хе! — заперхал исправник.

— Благодарю, что оценили Сильвестр Гордеевич. Раз такое дело, то обряжу-ка я своих рекрут в мундиры.

— Да Юрий, на месте полковых офицеров я бы оценил такое рвение. Дельно. И тут я тебе помогу: пришлю Силантия, он знатный портной, всю Обоянь обшивает, он тебе мундиры-то и построит. Сапожника тоже пришлю. Денег тебе хватит с запасом: Сергей Юрьевич оставил тысячу триста рублей ассигнациями.

— Это хорошо. Деньги я не промотаю. Часть пойдёт на дело, остальные пусть хранятся до нужного часа. Сильвестр Гордеевич, примите мою благодарность за верность обетам дружбы и чести.

Исправник признательно поклонился и пожал мою руку:

— И ты прими мою благодарность за верность, твёрдость духа и стремление поддержать престиж рода! Приятно видеть столь возвышенные стремления в сыне своего друга. Ну да я отправляюсь, служба не ждёт. Да, держи вот пять рублей, негоже такому юноше как ты быть без гроша в кармане. Бумаги из казначейства принесёт Авдей.

Исправник ещё раз крепко пожал мне руку и уехал на бричке.

Глядя на удаляющуюся бричку своего нежданного благодетеля я подумал-подумал, да и решил сменить свой облик. А что? Раз наметился новый поворот в судьбе, пусть и причёска будет новая. Предупредив денщика поручика Ливина о том, что удаляется на некоторое время, я скомандовал рекрутам отдыхать, а сам пошел искать парикмахерскую, или как их именуют в этом времени, цирюльню. Как назывались улицы Обояни в восемнадцатом веке я, конечно же, не знаю, а потому про себя именую их так, как мне привычно. Дом, в котором обитала воинская команда, располагается на улице Первого Мая, ворота выходят как раз на сквер и церковь Александра Невского. Свернув на улицу Луначарского, повернул направо, в сторону улицы Ленина — там во все времена были магазины и прочие заведения бытового обслуживания. И верно! В том здании, где в моём времени располагался один из корпусов аграрного техникума, на первом этаже имеется цирюльня, извещавшая о своём наличии вывеской в виде тазика, с нарисованными на нём опасной бритвой и помазком.

Внутри невеликого рабочего зала я прищурился, попав с яркого солнечного света в сумрак помещения, и увидел цирюльника, занятого правкой бритвы на кожаном ремне. Мастер хотя и был занят, моментально отреагировал на посетителя:

— Милости прошу, молодой господин. Желаете побриться?

— Побриться тоже, хотя невелика щетина. Но первое что я желаю, это постричься, сделать себе новую причёску.

— Сделаем в лучшем виде. А как должна выглядеть ваша новая причёска, господин?

— С боков и сзади состригаешь волосы, оставляя длиной примерно в половину толщины пальца. Сверху оставляешь длину волос в два-три пальца. Волосы сверху я буду зачёсывать направо, они должны красиво ложиться.

— Господин, у вас красивые волосы, не нужно их стричь! Давайте я их подравняю, да слегка завью. У меня и щипцы быстренько нагреются… — заголосил цирюльник — Никто так коротко не стрижётся, даже простолюдины, а вы, издалека видно, что благородный господин!

— То не твоя забота! — оборвал я излияния труженика ножниц и бритвы — Говорю же тебе: я придумал новую причёску, может статься, она станет новой модой.

— Робею я, господин. А ну как сделаю что не то?

Словом, всего лишь через полчаса уговоров и препирательств цирюльник приступил к работе. Надо признать, что мастером он оказался отменным, и довольно скоро соорудил на моей голове причёску известную в наше время как канадская полька. Последний раз щёлкнув ножницами мастер отступил назад с весьма довольным видом:

— Нет, вы погляньте-ка господин, совсем недурственно получилось, а? Эдакую причёску я и себе, пожалуй, сооружу. А что? Коротко, ветер голову обдувать будет, в запале не жарко. И ухаживать просто: махнул гребнем пару раз, и готово.

— Ну вот! А ты браться не хотел. — усмехаюсь я с довольным видом оглядывая себя в зеркало — Если дашь хорошую скидку, я к тебе завтра приведу дюжину новобранцев, пострижёшь их так же.

— Ото-ж! — закивал цирюльник — Я, прям чичас, обучу своего сына и подмастерье, эдакую стрижку мы в три пары рук всё сделаем моментально. Приводите господин, скидку я дам. Тока дозвольте моим работникам посмотреть на вас, уж оченно хорошо получилось, прямо загляденье. Оне по вашему образцу и меня тут же обстригут.

Вскоре, постриженный, побритый, и, даже благоухающий каким-то цветочным парфюмом, я вышел их цирюльни. Шляпу при этом держал в руках, с наслаждением чувствуя, как ветерок обдувает стриженую голову.

Вдоль по улице катили редкие телеги и экипажи, на противоположной стороне улицы по булыжному тротуару цокали каблучками две юные барышни в сопровождении мужчин. Да, знатным и воспитанным девушкам в одиночку выходить из дому нельзя. Неприлично. В разных направлениях группами и в одиночку шли по своим делам простолюдины обоего пола.

— Юра, я слышала что вас лишили наследства и забрили в рекруты. — раздался рядом звонкий голосок — А вы свободно гуляете и даже соорудил себе невообразимую причёску. Между прочим, очень симпатичную и мужественную.

Поворачиваюсь и вижу перед собой чрезвычайно милую и привлекательную барышню лет пятнадцати-семнадцати. Хотя справедливости ради нужно сказать, что в этом возрасте все без исключения барышни невероятно милы и привлекательны. Рядом с барышней стоит, осклабившись совершенно лошадиной улыбкой молодой человек. В мозгу щёлкает, и всплывает имя.