— Я природный русский дворянин, а как раз ты прямой потомок малорусского быдла. Ты никчемная безродная тварь, неспособная даже исполнить предательство своего господина и благодетеля.

Разумовский сник.

— Сержант! — повысил голос я и в дверь вошел наш гренадёр.

— Вашскородие, младший сержант Вахрамеев по вашему приказанию явился.

— Являются черти во сне, а военнослужащие прибывают. — оделил я его военной мудростью — Бери этого субчика и держи его в соседней комнате. Не позволять ни с кем разговаривать, знаками не обмениваться, записок не писать. Любое такое нарушение пресекать жёстко, вплоть до избиения. Всех, кто попытается с ним заговорить, задерживать, затыкать рот, связывать. Тут дело о государственной измене. Всё ли понял?

— Так точно! Держать под арестом, запрещать любое сношение. Тех, кто нарушит — брать под стражу.

— Молодец, Вахрамеев. Так держать, и быть тебе офицером. Забирай голубчика.

Бецкой с немалым интересом наблюдал за развернувшимися событиями, и лицо его, при этом, не выражало никаких эмоций. Такое впечатление, что на его лице маска, а живут лишь глаза. Хотя… Под таким слоем грима, что на лице Бецкого, немудрено скрыть даже самые сильные страсти.

Вскоре все бумаги были загружены в кофры, опечатаны и отправлены в караульное помещение к нашим гренадерам на сохранение. Кабинет императрицы и комнаты с архивами тоже опечатаны, и возле них выставлены усиленные караулы, а я отправился в Преображенский полк, благо из дворца туда можно попасть по переходу не покидая здания. Иду к старшему офицеру полка и предъявляю свои полномочия, после чего приказываю:

— Господин подполковник, немедленно постройте весь имеющийся личный состав для приведения к присяге.

Спустя полчаса выходим во внутренний двор, где уже стоит плотный квадрат солдат. Офицеры, как положено, впереди. Объявляю новость о нежданной перемене власти, снова предъявляю свои полномочия. Нижние чины стоят относительно спокойно, слабое волнение отражается только на лицах некоторых унтеров, а вот офицеры очень неспокойны. Меньшинство, как мне кажется, готовы принять новую власть, Примерно половина явно ненавидит Павла и присягать ему не желает, но смирится с существующим положением вещей. А какая-то часть готова на переворот, мятеж, бунт, лишь бы не допустить ненавистного Павла на трон. Любопытно, кого они хотят видеть на императорском троне? Непременно нужно провести следствие на эту тему. Волнение переходит некоторую грань, и тут раздаётся крик:

— Матушка-государыня не могла упасть с коня, её убили! Убили! Не будем присягать дураку-узурпатору!

Поразительная догадливость. Но всё же зря они кричат такие слова о своём Верховном Главнокомандующем, и я им это сейчас докажу:

— Кто кричит? Выйти из строя!

Выходят майор, капитан и два поручика. На лицах злоба, на губах пена, перегар — на версту. По всему видно, что ребятки непростые, а с длинными родословными. С такими субъектами разговаривать бесполезно, поэтому беру быка за рога:

— Вы осознаёте, что провозгласили себя изменниками и подлежите немедленной казни?

— Да мы тебя самого сейчас убьём! — рычит майор и тянет из ножен шпагу.

Остальные из четвёрки тоже изображают жажду крови. Ну что же, я им не доктор, и вместо лечения могу предложить только къебенизацию. А что делать? Достаю из кобуры пистолет, щёлкаю предохранителем, передёргиваю затвор и по очереди вышибаю мозги всей четвёрке. Выстрелы звучат как автоматная очередь: расстояние не более пяти метров, цели практически неподвижные…

— Кто-то ещё готов объявить о своей изменнической сущности?

В этот момент раздаётся рёв: «Жорж! Милый Жорж!» и в мою сторону летит штабс-капитан. Быть растоптанным я не желаю, потому всаживаю в лоб штабсу пулю между глаз, и тот по инерции сделав ещё шаг, падает на лежащих мертвецов.

— Кхе-кхе. — подаёт голос подполковник — Штабс-капитан Муравьёв вряд ли Вам угрожал. Он бежал к поручику Звоницкому.

— Они пидоры что ли? — брезгливо спрашиваю я

— Виноват, не понял?

— Эта парочка содомиты?

— Мы их так не называли…

— Ну и нравы у вас в полку… — рычу сквозь зубы, и, сплюнув на трупы, ору во весь голос — Дежурный, где дневальные? Почему у вас мусор на плацу?

Группа солдат сорвалась с мест и куда-то утащила трупы. Когда они вернулись, я скомандовал:

— К присяге приготовиться! Подполковник, извольте исполнять свои обязанности! Где священник? Здесь? Батюшка, приступайте к таинству обряда!

Больше у преображенцев вопросов не осталось кроме одного: что за оружие я применил? Пришлось продемонстрировать пистолет и пообещать, что когда будет налажено серийное производство, то они одними из первых получат возможность их приобрести.

Семёновцы, измайловцы и конная гвардия присягнули без клоунады, которую мне продемонстрировали преображенцы, за что я был им очень благодарен.

Король провёл пальцем по оконному стеклу, оставив след на пыли. Да-а… Надо сделать замечание камердинеру: его подчинённые забывают свои обязанности.

За окном ничего интересного, более того — не видно ни души, только ветер треплет мокрые деревья.

— Значит Вы, сэр Эндрю, утверждаете, что русская царица погибла в результате несчастного случая?

— Ваше величество, всё произошло на моих глазах: царица, как обычно, обогнала кавалькаду, чтобы сесть в седло по-мужски, ей так привычнее и удобнее. Я в это время находился рядом с сардинским посланником и фаворитом царицы, Потёмкиным. Всадница была от нас на расстоянии не более трёхсот шагов, а вокруг не наблюдалось никого.

— Может быть, злоумышленник прятался в кустах?

— В пределах видимости не было кустов достаточно плотных, чтобы в них мог скрыться человек. Более того: ближе к полудню все заросли в радиусе пятисот ярдов были внимательно осмотрены егерями царской охоты.

— Результаты?

— Никаких, сир. Ни люди, ни собаки не обнаружили ничего достойного внимания.

— Но почему споткнулась лошадь?

— Этого уже никто не узнает, сир. Может статься она подцепила копытом камушек и он уколол ногу, может быть лошадь угодила копытом в рытвину.

— Но Вы говорили, что дорожки там тщательно выровнены?

— Да, действительно сир. Но факт остаётся фактом: царица упала с лошади на острые колья.

— Какая-то охота на вампира…

— Совершенно верно, сир. Я слышал, что кое-кто из окружения нового русского императора так и выразился.

— Правление Екатерины было чрезвычайно выгодно Великобритании, но будет ли правление её сына столь же благоприятным для нас?

— Будем надеяться на лучшее, Ваше величество, хотя многие признаки указывают на некоторую недоброжелательность нового царя к Великобритании.

— Что Вы имеете в виду, сэр Эндрю?

— Павел в присутствии нашего человека обмолвился, что России следует вывозить не сырьё, а готовую продукцию. То есть, везти не пеньку, а канаты и паруса.

— Вы ошибаетесь, сэр Эндрю. Такие высказывания свидетельствуют не о «некоторой недоброжелательности», а о злобной агрессии по отношению к Великобритании и царствующему Дому Британии.

— Полностью солидарен с такой оценкой, Ваше величество.

— Припоминаю, что Екатерина говорила о наследственном безумии Павла, и теперь я склонен согласиться с её оценкой. Внимательно. Я подчёркиваю: внимательно осмотритесь в Петербурге и Москве, а может и в Европе, кто имеет больше прав на русский трон, чем этот безумец.

— Я понял Вас, сир.

— Лучше это будет очередная баба на троне, но только не допустите копии недоброй памяти Анны Иоанновны. Таковая на русском троне совершенно не нужна.

— Какой срок Вы определите для сей задачи, Ваше величество?

— Не более двух-трёх лет, мой верный сэр Эндрю. Потом безумный монарх наберёт слишком много сил и влияния, что будет стоить нам слишком дорого во всех смыслах.

В Петербурге повышенная активность: Павел формирует новое правительство, и одновременно идёт подготовка к похоронам Екатерины. Лицо императрицы настолько изуродовано, что принято решение скрыть его под золотой маской, и в таком виде тело в гробу выставили в тронном зале. Но не всё так просто: рядом с гробом Екатерины стоит гроб Петра Третьего, убитого подельниками его жены в Ораниенбауме, причём постамент гроба Петра Фёдоровича выше постамента Екатерины. Почётный караул Петра Фёдоровича представлен офицерами Павловского полка.