В общем, я взялся за «Садко». Но ведь перед заказчиком и публикой нужно продемонстрировать работу с некой первоосновой, иначе не поймут. А где взять исторические материалы по языческой Руси? Ну ладно, полуязыческой, всё-таки христианство уже успело закрепиться, по крайней мере, в Новгороде. В это время есть всего три источника — библиотеки монастырей, Академии наук и личная императорская библиотека. Может быть, что-то есть в частных библиотеках вельмож и богачей, но пытаться искать там — всё равно, что пытаться поймать несколько зайцев посреди леса. Кстати, то же самое касается библиотек монастырей. Монастырей-то много, а вот библиотек в них не так чтобы и много, к тому же они рассеяны по всей европейской части России — ищи-свищи.

В первую очередь я побежал в библиотеку Академии. Библиотекари, надо отдать им должное, проявили и должное участие, и высокий профессионализм, и великолепные способности к дедукции: а вы попробуйте поискать что-то в никак не структурированной библиотеке, в которой нет элементарнейшего каталога! Но несмотря ни на какие препятствия мои новые друзья нашли для меня несколько старинных рукописей, из которых аж две были посвящены именно Садко.

В качестве ответной любезности я каждому вручил приглашение на коронационные торжества в Петербурге, накрыл поляну, а во время выпивончика с закусончиком рассказал о библиотеке некоего ныне покойного знакомца. Что библиотека была разбита по разделам: естественнонаучный, географический, богословский и так далее. А ещё в библиотеке было несколько каталогов: по автору, по названиям, по научным направлениям. Особой изюминкой был именной каталог, в котором отмечаются различные персоналии и издания, в которых они упомянуты. В общем, описал принцип работы библиотеки двадцатого века.

— Юрий Сергеевич! Это же гениально! — возопил старший из библиотекарей, Иван Иванович Клейнмихель — Скажите, как нам списаться с вашим библиофилом, и мы вскорости внедрим его систему учёта у себя.

— К величайшему моему сожалению, сие невозможно, дорогой Иван Иванович. Мой добрый друг скончался три года назад, а наследники распродали его библиотеку. Впрочем, если у вас есть желание, я расскажу в подробностях устройство библиотечного каталога. И, если у вас есть на то желание, запишу.

— Да-да! Мы будем искренне Вам за то признательны!

Ну что же, это нетрудно, в курсантские годы я много работал в библиотеках, успел достаточно ясно запомнить устройство каталогов. Должен сказать, что их внедрение резко упростит и интенсифицирует использование библиотечного фонда, что в свою очередь ускорит развитие страны. Вот только ещё нужно увеличивать количество библиотек, как универсальных, так и специализированных технических. Что же, будем работать и в этом направлении.

Работа над «Садко» продвигалась довольно бодро. Для начала вспомнил и записал сюжет. Потом сюжет разбил на сцены, сцены на эпизоды, написал монологи и диалоги, и приступил к записи уже музыкального материала. Утомительное, надо сказать, занятие. У меня за плечами всего лишь музыкальная школа, многие тонкости композиторского ремесла мне просто неизвестны, и мою участь облегчает лишь то, что я не самостоятельно сочиняю монументальное произведение, а всего лишь воспроизвожу. Но сложностей хватает, так что сижу у рояля заваленного нотными листами и листами с набросками костюмов персонажей.

В этот момент раздался стук в дверь. Ага! Это должно быть слуги принесли мне обед: сам-то я его пропустил. Кричу:

— Не заперто! Заносите, ставьте тарелки на стол и побыстрее дуйте отсюда. И спасибо за заботу.

— Какие тарелки? — раздаётся недоумённый голос от двери.

Оборачиваюсь. Мдя… Неловко получилось: у двери стоит императрица, а рядом какая-то девушка в нежно-голубом платье. Встаю, и тут же сгибаюсь от боли в пояснице. Хватаюсь за больное место, чертыхаюсь.

— Юрий Сергеевич, какие тарелки? И что с Вами случилось? — ласково интересуется Наталья.

— Тысяча извинений, Наталья Алексеевна! Слишком долго сидел в неудобной позе, вот спина и затекла.

— А тарелки?

— Что тарелки, да бог с ними, с тарелками! Горничная собиралась обед принести. Я-то увлёкся, пропустил.

— Знакомься, Юрий Сергеевич, это моя сестра, Луиза Августа Гессен-Дармштадтская. Она пожелала лично познакомиться с автором «Баркаролы». Ты не откажешь в такой малости?

Целую ручки сначала Наталье Алексеевне, затем Луизе:

— Не откажу. Я очень рад познакомиться с Вами, только извините великодушно за мой вид и вообще за обстановку беспорядка.

— Я понимаю, Вы творческий человек, Вам это свойственно. — по-немецки отвечает Луиза, глядя на меня с каким-то непонятным восторгом.

Непонятливо хлопаю глазами в ответ: что такое происходит? Сбросив наваждение, начинаю суетиться:

— Наталья Алексеевна, Луиза Августа, уж коли вы пришли, могу вам сыграть арию, что я только что написал?

— Да-да! — хлопает в ладошки Луиза — Мы очень хотим!

— Тогда присаживайтесь.

Убираю со стульев на рояль вороха бумаг, помогаю сесть дамам, и обращаю внимание, что Луиза отчаянно краснеет при каждом не то что прикосновении, а даже при обращении к ней. Непонятно. А потом вдруг до меня доходит: я-то привык считать себя старым пердуном, а Луиза наоборот видит перед собой молодого, высокого, весьма симпатичного полковника в отлично сидящем мундире, украшенным орденом в виде голубого мальтийского креста с прусскими орлами. И занимается полковник самым, что ни на есть творческим делом: пишет музыку, которая уже обрела немалую популярность, как в России, так и в Европе.

Три часа спустя:

— Луиза, милая сестрица, я вижу, что после знакомства с Юрием ты сама не своя. Открой мне своё сердечко: ты увлеклась этим человеком?

— Ах, Вильгельмина! Я и сама не знаю, что со мной происходит! Когда я дома слушала чудесные мелодии Юрия, он представлялся мне обычным композитором, вроде тех, что вьются при дворе нашей матушки и во дворцах других владетелей. Да, музыка чудесная, но автор нисколько не симпатичен. Приехав в Россию, я узнала, что Юрий дворянин, офицер и отважный человек, убивший на дуэли своего обидчика. А сегодня я увидела перед собой прекрасного мужчину с бесконечно нежным взором.

— Юрий действительно необыкновенный человек. Кроме музыки он занимается тысячью вещей и во всех своих занятиях он достиг высокого совершенства. А ещё он необыкновенно удачлив, и щедро делится своей удачей с нами.

— Неужели? Ах, как бы мне хотелось познакомиться поближе с этим человеком!

— Нет ничего невозможного, моя милая сестрица! Но как же твой наречённый жених?

— Ты же знаешь, Вильгельмина, что я сговорена с этим мальчиком в силу политических соображений, и выполню свой долг, но…

— Я понимаю тебя, Луиза, и обещаю хорошо подумать над сим вопросом. Скажи, ты твёрдо хочешь выйти замуж за Юрия?

— Всем сердцем желаю этого!

Наталья Алексеевна прошлась по кабинету, выглянула в окно, полюбовалась на Неву, подошла к раскрытому книжному шкафу, провела пальчиком по корешкам. Постояла, подумала, закусив нижнюю губу. Привычка неправильная, и матушка ругала Вильгельмину за неё, но теперь Наталья сама взрослая, впрочем, с дурными привычками борется.

Павел работает с бумагами, мешать ему не нужно, и Наталья дождётся, когда он решит отдохнуть.

Заметив признаки утомления супруга, Наталья дёрнула за шнурок звонка, в дверях приняла у горничной поднос и ловко поставила на маленький столик у окна две чашки кофе и плетёную вазочку с печеньем. Павел очень ценил такие жесты любви и заботы.

— Что-то хотела рассказать, моя милая?

— Да. Вечо́р[42] мы с Луизой отправились навестить нашего общего друга, полковника Булгакова. Луиза с самого приезда стремилась познакомиться со столь даровитым композитором, а я, признаться, решила проверить, насколько старательно он выполняет своё обещание.