– А родители тебе ничего не говорят про запах? – интересовались любопытные. Я лишь отрицательно мотала головой. Родители-то знали, где и с кем я работала.

Мне повезло, что Ирина Петровна ни разу на меня не наорала: то ли понимала, что я мелкая совсем и ничего не знаю, то ли её всё устраивало. Они вместе с заместительницей приезжали на работу из Челябинска на служебной машине. Я даже познакомилась с водителем Сергеем, который их возил.

– Где там мои дюймовочки? – спросил он, как-то явившись в приëмную в конце дня. Видимо так выражалась его любовь к начальницам, потому что на «дюймовочек» они тянули разве что в молодости.

Я потихоньку общалась с бухгалтерами, и мне даже поручили ответственное задание: проставить печати на талонах на молоко. Целая кипа листов. Поначалу дело спорилось: я шлëпала печати только так. Но руки уставали, чернила заканчивались, появлялись другие дела… Заправить печать, не извозиться в чернилах самой и не запачкать пространство вокруг – великое искусство для меня, чьи руки постоянно пестрели синими пятнами от шариковой ручки. И, кажется, я его постигла.

Страшнее было составлять приказы и носить их на подпись. Где находился архив мне никто не показал, потому приходилось с нуля вбивать фамилии, должности, даты, общаться с табельщиками на тему правильности заполнения. И всё бы ничего, если бы не тормозной компьютер. Он мог зависнуть в любой момент так надолго, что приходилось его перезагружать. Это повторялось почти каждый день. И ведь никто не подсказал, что имеются специалисты, которые могли бы поколдовать над ним. Благо, мучиться оставалось недолго.

Через приёмную проходило множество людей. Порой я пыталась угадать характер того или иного человека. Вот, например, зашёл начальник папиного цеха с железными передними зубами и маньячной улыбкой, вдруг он съест Ирину Петровну? Обошлось.

Но больше всего радовалась, когда приходил Яков Дионисович. Низенький сухопарый загорелый старичок с доброй улыбкой. «Здравствуйте, девушки!» – приветствовал он нас, когда я ещё трудилась в химчистке. Чем он только ни занимался: носил газеты и воду для кулера, ремонтировал двери и окна… Человек-оркестр, человек-вдохновение. Я даже не могла предположить, что он работал везде, когда увидела его впервые. Луч света в приёмной главного бухгалтера.

И вроде загружали меня хорошо, но то густо, то пусто. Я ходила бесконечными серыми коридорами за подписями серых пиджаков и белых воротничков, ворошила кипы бумаг… Сама переоделась во взрослую девушку. На меня, кажется, перестали коситься в заводоуправлении. Но при этом было скучно. Без общения с ребятами, без физического труда. Пялилась в монитор целый день, на час меньше стандартной восьмичасовой смены. Чтобы совсем не спать, я брала на работу учебник физики: готовилась поступать на техническую специальность, подтягивала хвосты. Я была счастлива, покидая бухгалтерию и надеясь, что навсегда.

На следующий год, когда я в последний раз подписала договор подряда, Александр Михайлович, не мудрствуя лукаво, оставил меня в отделе кадров. А ведь я так мечтала о химчистке! Неужели так выросла? Кто поймёт этих начальников?

Самым прекрасным в отделе кадров было отсутствие проходной – он располагался как раз над фойе с вертушкой. Нет, пропуск мне, как и всем ребятам выдали, только пользовалась я им редко.

Меня снова посадили разбирать бумаги: раскладывать дополнительные соглашения по конвертам. Всяко веселее, чем в бухгалтерии. Каждый день приходили новые люди, появлялись новые впечатления. И было как-то спокойно. Мои новые наставницы могли отпустить меня то к зубному, то на почту отправить документы в университеты.

Так, через конверты и архивы, я заочно познакомилась со всем нашим заводом, а значит, и всем Чебаркулëм. Целые династии годами ходили через проходную, и я тоже часть одной такой. Особенно приятно было находить личные дела дедушки, мамы, папы и тёти. Нет, я ничего не читала, но знакомые фамилии радовали глаз.

Работа в отделе кадров никак не мешала поступлению. ЕГЭ я уже сдала, аттестат получила. Оставался только мучительный выбор и ожидание результата. Хорошо, что я не стала сдавать обществознание. И как бы я училась на гуманитарной специальности? Катая вату. Ведь мне очень легко давались гуманитарные науки. А вот инженер – профессия более сложная и многогранная.

«Бом-бом, бом-бом, бом-бом-бом!» Идёшь, бывало, по Чебаркулю и слышишь стук. Стучат так ритмично. Откуда? Что за звуки? Почему так громко? Поди весь город слышит. «Это, Саша, кузня стучит – отвечают, – есть металл: город живёт». Думаю: «Хорошо, что спать не мешают».

***

– Здравствуйте, первокурсники! Поздравляем вас с началом учебного года! Скоро вы приступите к освоению древнейшей профессии…

Приехали. Кузнецы что ль древнейшая профессия? Завкафедрой, конечно, исполнил. Вот тебе и собрание первокурсников! К слову, кафедральных преподавателей и самого заведующего мы увидели вновь только через три года.

А мне всё говорили: «Мужская профессия! Да куда ты пойдёшь работать?» Что за дурацкие вопросы семнадцатилетней девушке, которая только-только выбирает свой путь. Выбрать сложно. Особенно если нет страсти к чему-то определённому. Я из вредности ткнула пальцем в первую симпатичную по названию специальность. «Машины и технологии обработки металлов давлением», почему бы нет? Решила идти до конца: доучиться и попробовать устроиться по специальности.

О, я знала про давление всё! Поступление в университет превратилось для меня в ад. Конечно, я примерно представляла куда хочу, и даже подала туда документы. Но выяснилось, что «ракетные двигатели не для девочек» и вообще «я надеялась, что ты после института придёшь к нам работать, мы тебя всему научим». «Мы» – это мама с тётей Машей, они вместе трудились в лаборатории. Вот только это была их мечта, не моя.

Подруга Оля подбила меня подать документы в Санкт-Петербург. Она уже год там училась и радовалась жизни. И я, продираясь сквозь почтовые препоны, отправила-таки свои бумаги туда. И ведь я поступила. Боже, я поступила в Северную столицу! Простая девочка из Чебаркуля в Питере. С ума сойти. Мне даже звонили, приглашали. И мы с мамой купили билеты…

Но не поехали. Ведь я до последнего сомневалась в выборе. Как же я в тот момент завидовала одноклассникам, которые уже уехали на будущие места учёбы и спокойно наслаждались жаркими летними деньками. Мама, видя мои мытарства, подталкивала меня к нужному решению практически всеми доступными ей способами.

– Поступай в Челябинск, поедем на Миассовое отдыхать.

– Давай договоримся: после поступления ты меня не обвиняешь в своём выборе, будто я тебя не останавливала.

– И что ты в Питере делать будешь? Вот чем метрологи занимаются?

Так продолжалось каждый день, пока я не психанула и не ткнула в эту несчастную специальность с «давлением» в челябинском вузе. Какая ирония. Но ничего, разберёмся.

Уже на третьем курсе мы с общажными девчонками поняли, что становиться инженерами не хотим. Не наше это. Всё шутили, что «нужно было идти на БЖД (безопасность жизнедеятельности) – вышли бы замуж». Там учиться легче, значит времени на личную жизнь больше. Или в менеджеры, ведь наши однокурсницы с этой специальности практически ничего не делали по учёбе. А у нас слёзы над сопроматом, огромными простынями чертежей, расчётами…

А ведь наш преподаватель по деталям машин всё время отправлял девушек в кулинарное училище. Может, он был прав? Пока не докажешь ему, что понимаешь, именно понимаешь, то смотреть на тебя будут вот так. Нам с девчонками частенько доставалось от него на лабораторных работах: нас всегда опрашивали первыми. Показательная порка, не иначе. И не всегда знать означало понимать. Но если «деталист» видел в твоих глазах понимание предмета, то менял отношение в лучшую сторону. А это дорогого стоило. Назначение муфты настолько прочно засело в моей голове, что я легко расскажу о нём, если меня разбудят среди ночи.