***

– Саша, Саша, не спите! Лекция идёт! – требовательный голос Бориса Георгиевича вырвал меня из полудрёмы.

Медленно подняла голову, похлопала глазами, типа, усиленно внимала. Надо же было так спалиться! Хотя неудивительно, ведь я единственная из девушек группы посещала все пары. Пристальное внимание преподавателей напрягало. А одногруппники и рады были прятаться за моей спиной.

Продолжив лекцию, Борис Георгиевич внезапно удивил:

– Что такое обжатые болванки? Это грубый подкат…

Что?! Вы серьёзно? Жаркий сленг, ничего не скажешь! Подкат, прокат, а разница есть? Разумеется, остальная лекция осталась за кадром, ведь самое интересное я узнала. Жаль только, что такие перлы – редкость.

Никогда не думала, что основной специальный предмет – технология ковки и объёмной штамповки – окажется таким скучным. Лекции мы не писали, а слушали, глядя в распечатанный Борисом Георгиевичем конспект. Его тихий монотонный голос, пространные объяснения расслабляли и убаюкивали. Естественно, я задремала.

Спать хотелось даже на лабораторных работах. Ну как, скажите мне, как можно превратить практическое занятие на оборудовании в скучнейшую на свете пару? На одной такой я даже хрюкнула, чтобы взбодриться. Только стоявшая рядом одногруппница и поржала. Всяко лучше, чем засыпать на ногах.

И если бы мне раньше хоть кто-нибудь сказал, что эти знания сильно повлияют на мою будущую деятельность, то я бы не спала на лекциях. Ах да, я же забыла, что в университете готовят специалистов для производства, и, по идее, должны уделять внимание практике. Но увы, увы…

***

– А вы имеете понятие о проектировании штампов? – с издёвкой спросил начальник технологического отдела Кораблёв, потенциальный работодатель. Первое серьёзное собеседование после окончания университета, это не шутки.

– Да, конечно. У нас были специальные дисциплины, – ответила я, не понимая, зачем принесла сюда диплом. Ведь он даже не удосужился туда заглянуть.

– Какие штампы вы проектировали?

– У нас были курсовые проекты для горячей и листовой штамповки. Для горячей штамповки я проектировала молотовой штамп, а для листовой – для вырубки-пробивки.

– Понятно-понятно… – разочарованно протянул Кораблёв. – Что ж, на этом предлагаю закончить. О результатах вам сообщат, – и начальник отвернулся к компьютеру. Он явно не ожидал, что я разбираюсь в теме.

И будто бы не было допроса о моей личной жизни и месте жительства в начале собеседования. Не хочешь брать девушку на работу – не приглашай. Зачем тогда задавать такие вопросы недавней выпускнице? В двадцать два года все дороги открыты, а будущее видится туманным.

Неделю спустя мне позвонили из отдела кадров и сообщили об отказе. Причин, разумеется, не назвали, только пожелали успехов в трудоустройстве. Я не удивилась. Саркастичный тон интервьюера на собеседовании, его удивления моим знаниям всё объясняли. Лишь полгода спустя, устраиваясь на новую работу, я смогла почувствовать себя нормальным специалистом, а не девушкой-пришедшей-работать-на-завод.

На предыдущей неофициальной работе, куда я умудрилась устроиться по знакомству, начальник через месяц заявил, что у меня нет таланта конструктора. И как в свежеиспечённой вузовской выпускнице его можно распознать мне неясно. За этот месяц начальник постоянно выискивал в моих чертежах косяки. Неправильность моей работы превратилась в моей голове в аксиому на долгие годы. Я просто забыла, что ошибаются все и не смогла постоять за себя. Тот начальник сослал меня в ОТК (отдел технического контроля) ходить с контролёрами, замерять заготовки штангенциркулем. И всё бы ничего, но никаких гарантий никто не давал. А гоняться за директором завода, а он решал вопросы приёма на работу, чтобы официально устроили, такой себе квест.

Внезапно с трудоустройством мне решил помочь большой начальник, давний мамин знакомый. Причём этим вопросом он заинтересовался ещё тогда, когда я заканчивала университет. Причина такого интереса так и осталась для меня загадкой. Аркадий Васильевич Бочкарёв пришёл работать на завод в одно время с моей мамой и в одно подразделение. Его карьера как-то сразу стала развиваться, а вот мамина – буксовала. Возможно он таким образом отдавал долги молодости? Мама же помогала ему, когда они только устроились на завод.

Моё резюме улетело на почту Бочкарёва. Сразу после этого мне выдали номер Ильи Евгеньевича, с которым я должна была договориться о собеседовании. Встреча прошла гладко, корректно. Меня приняли сразу, выдали соответствующие бумажки и направления. И всё бы ничего, но ездить на работу мне предстояло через весь город на промзону. Я и не предполагала, каким кошмаром обернутся для меня эти поездки!

***

Что чувствуешь, когда впервые оказываешься в цехе одна? Без коллег-наставников? Страх. Что потеряешься в этом огромном шумном ангаре. Что скажут работяги при первой встрече. И так далее, так далее…

Помню, как пыталась поспеть за Лёхой, да ещё лихорадочно на весу зарисовывать схему расположения молотов. Какой номер и масса падающих частей, где стоят. На первый взгляд они казались одинаковыми. Технологу необходимо разбираться в имеющемся оборудовании, иначе как он построит технологический процесс?

Лёха говорил, что на первую самостоятельную ковку я пойду через полгода работы. А пока инструкции, исследования и прочие бумажки. Но продолжительная болезнь начальника нашего подразделения Андрея Анатольевича Волосникова изменила все планы. Череда замещений, и Лёха теперь сидит в тёпленьком кабинетике. Можно сказать, большой начальник. Временно, но всё же.

Потому я и ушла работать по специальности. И официально. Заболею или травмируюсь на работе – больничный оплатят. И без спецодежды не останусь.

Здесь по договорённости Бочкарёва меня ждали. И как-то сразу приняли в коллектив: поведали славную историю завода, познакомили с другими подразделениями.

Лёху приставили ко мне наставником. Тогда он ещё работал ведущим инженером кузнечной лаборатории. Он терпеливо доносил до меня прописные истины кузнечного дела, учил описывать технологические процессы для различных исследований. Я как-то быстро стала доверять ему. Ещё бы, Лёха не тыкал меня носом в ошибки, а спокойно объяснял, что поправить. И при этом я не чувствовала себя виноватой во всём, как бывало раньше. Ко мне отнеслись просто как к молодому специалисту. И я, наконец, смогла нормально сосредоточиться на работе.

Дождалась. Лёха из кабинетика поручил мне сходить на ковку самостоятельно. Мероприятие планировалось в ПКМ – производстве ковки металла или молотовке по-нашему.

Официально на ковку цеховики приглашали нас письмами на рабочую почту. На сей раз звали на быстрорез Р18. «Посмотришь, как слитки порвутся, и всё. Ну запишешь, может быть», – наставлял Лёха. Он же ещё при поступлении на работу обещал, что самостоятельно на ковку я пойду только через полгода, теперь вот иду через три месяца. И боюсь. До этого мне доверяли только работать с технологическими инструкциями и прочими документами. «Она пока по мелким поручениям», – как сказал один из коллег в телефонном разговоре.

Возможно кому-то могло показаться, что между мной и Лëшей что-то есть, но это не так. Во-первых, на работе я работаю, и амурные дела – последнее, что меня интересует. Во-вторых, он счастливо женат. Я девушка воспитанная, и занятыми мужчинами не интересуюсь. «Какой сюжет пропадает!» – могли бы мне сказать на литературном семинаре, которые я иногда посещала. Но увы, всё скучно и банально.

Я впервые шла на ковку одна. Боялась заблудиться и опоздать. Казалось, что все цеховики смотрели на меня. Но обошлось. Я пришла вовремя.

Добралась спокойно. В молотовке всегда шумно. Молота стучат. И неважно, что они по производственным меркам не самые большие. Шумят так, что закладывает уши. Недаром кузнецам вместе со спецодеждой выдают беруши.

А ещё в молотовке холодно. Цех спроектирован так, что тепло вырабатывают нагревательные печи. Отопление не предусмотрено. В светлые стародавние времена, когда всё было в порядке и заказы лились рекой, там было жарко. А в настоящее время работало несколько печей от силы. Вот и ходил народ в телогрейках.