Леночка решила пойти другим путем. Она попросила каждого написать свою фамилию на общем листке, и результат поразил ее однообразием и примитивностью студенческого мышления. Большая часть фамилий оказалась незатейливыми матерными производными.

Горестно вздохнув, Леночка заметила:

– Да, нелегко вам с такими фамилиями. Ну ничего, женитесь – поменяете.

Группа опять засмеялась, но уже не так громко и уверенно.

Повисла неловкая пауза. И Леночка от растерянности вдруг начала непедагогично рассказывать о том, как на пятом курсе, после ее замужества, рассеянный пожилой преподаватель языкознания вписал в групповой список новую фамилию девушки, но не вычеркнул старую. На каждом занятии он исправно вызывал Леночку к доске под разными фамилиями и очень удивлялся, когда отвечать выходила одна и та же студентка.

– Так вы замужем! А дети у вас есть?

– Да, сын. Такой же шумный, как вы. Только помладше. Лет на десять.

– А как его зовут?

– Не скажу. Вы же мне своих имен и фамилий не называете. Написали какую-то ерунду, да еще и с ошибками.

– Где, где с ошибками?

– Ну вот, например, «пидарас». Нет такого слова.

– Как же нет, когда все говорят?!

– Говорят далеко не все. А правильно произносится и пишется «педераст».

– Андрюха, понял, как правильно?

– Да ну на…!

– Не, он не запомнит!

– Пусть дома крупными буквами на бумаге напишет, над кроватью повесит и учит каждый день. Так иностранные слова запоминать удобнее.

Беседа приобретала конструктивный характер, хотя Леночка с ужасом осознавала, что сворачивает на протоптанную Колей кривую педагогическую тропу. Поэтому попыталась взять инициативу в свои руки:

– А какие произведения вы успели изучить?

– Никакие.

– Про темное царство всякое…

– А, муть одна…

– «Гроза» – это совсем не муть!

Леночка так обиделась за Островского, что начала пересказывать сюжет пьесы своими словами, с непритворным волнением и страстью. Она искренне возмущалась жестокими нравами города Калинова, ругала злобную Кабаниху, презирала тупого Тихона и безвольного Бориса, сочувствовала покинутой Катерине.

Звонок прозвучал неожиданно быстро и громко. Все двадцать шесть студентов продолжали оставаться на своих местах. На их лицах проступало одинаковое удивленное выражение невольной причастности к высокому искусству.

– А дальше что?

– Прочтете сами – и все узнаете. А дома напишете сочинение о том герое, который больше всего понравился. Или, наоборот, не понравился. До свидания.

Сквозь нестройный прощальный гул прорвался запоздалый одинокий вопль:

– А как вас зовут?

И чей-то тихий голос из толпы со смехом ответил ему:

– Рыжая.

Леночка услышала и улыбнулась, еще не подозревая, что новое прозвище останется с ней на долгие-долгие годы «транзитного варианта».

Родилась 10 августа 1980 года в г. Краснодаре, получила образование по специальности «экономист по бухгалтерскому учету, экономическому анализу и аудиту» в КубГАУ.

С 2006 года жила в Санкт-Петербурге, с 2021-го – в Москве. В настоящее время работает главным бухгалтером.

Номинирована на премии «Писатель года» (2015–2022). Финал 2016–2018. Произведения автора опубликованы в «Чешской звезде», «Трех желаниях», «Крае городов», каталоге ММКВЯ – 2016, 2018, 2020, 2022. Заняла 3-е место на фестивале «ЯЛОС-2017» в номинации «Детская литература». Участник международных конференций «РосКон» (2018–2022). Сквайр фантастики и детской литературы по итогам международной конференции «РосКон-2019». Лауреат третьей степени в номинации «Фантастика» по итогам Пушкинского фестиваля (2019). Участник фестивалей «Поехали» (2019–2022) и мероприятий СКОЛ.

Фигуры в капюшонах обсуждали в полутемном подвале важные дела. Им не нужны были свет и огласка.

– Слышали, братья, какую силу имеет мытье рук хлорной известью?

– Да, мне кажется даже, что нам нужно больше времени уделять этому вопросу.

– А я слышал, что это только в родильных домах работает. При чем тут все остальные?

– Так грязь – она во всех больницах. Если они еще докажут, что и родильная горячка от этого…

– Никакого «если», брат. «Когда», причем, судя по всему, очень скоро. Вопрос с инфекцией возник как причина высокой смертности.

– А вы давно были в госпиталях? В родильных отделениях? Умирает почти треть родивших. Это очень много.

– Да и данные у нас есть именно по ним. Но опасность касается всех пребывающих в госпитале…

– Вы слышали? Этот венгерский врач говорил об инфекции из мертвецких. Он проверял, исследовал.

– Да, хотя медицина все же не вполне законна, но и не преследуется.

– Зато этого венгра преследуют. Работать не дадут. Зем-мельвейс же, верно? Слышал, не подпишут ему новый контракт и не продлят старый.

– И на что он будет жить? И работать? Он нам нужен…

– Земмельвейс, Центральная венская больница не продлевает с вами контракта, – говорил главный врач.

– Но смертность в моем отделении почти исчезла! Моя методика работает!

– И при этом вы со всеми переругались! Все жалуются. С вами сложно.

– Я ведь умею работать! У меня хорошие результаты! Меня любят пациенты.

– Вы не расслышали? Эксперименты ваши никому не нужны. Вы ни с кем не ладите. Вас никто не поддерживает. Что, скажете, все – карьеристы?

Земмельвейс горестно развел руками. Плохо говорить о коллегах он не мог. Ну а хорошо… Не это сейчас главное! Как же он не понимает, что страдает дело – умирают люди! Так просто переменить все. Всего-то и надо, что обрабатывать руки хлоркой перед каждым пациентом. Ну и разделить по разным дням посещение больных в палатах и трупов в мертвецкой. Живое – живым. Это не безумные вложения средств и времени.

Они же искали причины эпидемии родильной горячки! И теперь не хотят слышать правду. Как так-то? Хотят волшебную пилюлю? Или кому-то выгодна высокая смертность… Не верится даже, что такое возможно. Столько учиться, пройти такой путь, выяснить причину, понять, как это победить, – и что?

А ничего, ему же сказали: в ссоре со всеми, никому не нужен. Раньше валили на церковь да инквизицию, мол, нельзя вообще лечить. Дал бог болезнь – наказание за грехи, помирай и не жалуйся. Мыться и то нельзя – подозрительно. А теперь вообще причину не говорят. Правда, с одним не поспоришь: не может же всеми повально двигать зависть. Ему остается только откланяться.

Земмельвейс вспоминал свой путь. Где он ошибся?

Может, напрасно он в Венском университете перевелся с юридического факультета? Он сходил тогда в анатомический театр, потом – на несколько медицинских лекций и понял: это – его призвание. Церковь, правда, все еще прохладно относится к лекарям, но уже не мешает. Семья не нуждается, и он может сам выбирать, чем заниматься. Лишь бы получил хорошее образование.

– Ты заносишься, – говорил ему один из наставников, Франц Брейт. – Могу рекомендовать тебя на свое место – заведующего вторым отделением родильного дома. Я тебе говорил? Мне предложили возглавить кафедру акушерства в университете.

– Да, говорили.

– Но придется молчать. Это ты понимаешь?

– Могу ли я исследовать? Ведь я хорошо продвинулся, у меня есть версия, почему так много женщин болеют родильной горячкой. И итог часто смертельный. А ведь так немного надо, чтобы ею не болели!

– Да, но молча, понимаешь? Никому лекции не читать, ни с кем в споры не вступать. Ты услышал меня? Не кривись, всю жизнь приходится с кем-то считаться. Иначе не дадут работать, не посмотрят на заслуги. С тобой очень сложно.

– Но это для их же блага… Ладно, я понял.

Или он ошибся, принудительно вводя обработку рук медиков хлорной известью? Но молодой акушер выяснил опытным путем, что всему причиной грязь. И лучше ее ничто не уберет. Не сжигать же, в самом деле, по старинке вещи и целые дома!