– Вот сейчас ты о матери вспомнил. А минуту назад? Просто развернулся к ней задницей и ушел? Какого ей было? Головой своей иногда думать нужно, – и Ренат по-дружески потрепал парня по плечу. – Так что выброси всю эту дурь и пошли. – Он его приобнял, и вдвоем уже вернулись в театр, где их дожидалась спутница Рената.
Только сейчас, вроде поумерив свой гнев, Марат поднял глаза и заметил девушку, невинно качающуюся, и ее искрящуюся улыбку при взгляде на приближающегося Рената.
– Погоди.
– Чего еще? – опешил Ренат.
– А ты считаешь разумно сегодня ее приводить?
– Тебя-то что смущает?
Марат откашлялся:
– Вообще-то здесь твой отец.
– Ну и чудесно, – Ренат широко улыбнулся и поправил жилет. – Главное жены моей нет. Нет ведь? Вдвойне чудесно. А на отца я давно уже забил. Он мне эти лекции о морали читает уже полгода. Я же под ним прогибаться не собираюсь. Пускай делает то, что считает нужным. Или ты мне еще решил почитать нравоучений?
– Да нет, – отвел глаза Марат.
– Правильно. Пойдем, не будем заставлять даму ждать.
Девушка нежно обняла Рената, сняла с его рыжих волос почти незаметную пылинку и выпросила недолгий поцелуй.
К ним в скором времени присоединился Даниил со своей девушкой.
– Рад видеть, – он пожал мужчинам руки и приятно улыбнулся незнакомке, прилипшей к предплечью Рената. – Чего тут стоите? Не желаете в бар? Там батя нас ждет.
– Судя по количеству выпитого за сегодня, он ждет только цирроз печени.
– Марат, ты не в духе? – прищурился Даниил.
– Да не, Дань, все чудесно, – Ренат приобнял племянника. – Слушай, пойдем в зал уже, – и он постучал по наручным часам. – А то скоро начало, не хотелось бы опоздать. Да и дамам чтобы не торопиться, – блеснул улыбкой.
Они разместились на ложе справа от сцены, на которой был задернут занавес цвета венозной крови, в оркестровой яме готовились музыканты, дирижер любовно перекладывал нотные листы. В соседней ложе в креслах сидели Филипп, Ярослава, Игнат с Дианой, Савва, освещенный экраном телефона, и Натан, делающий юноше замечания. При виде своих родственников, сидящих слева, Филипп взял за руку Ярославу, подозвал к себе и сдержанно высказался, как он зол на всех. В этот момент окончательно осознал безвыходность ситуации – семья треснула и разваливается на глазах, никакие его угрозы не решат проблему, единственный выход из этой всей ситуации – это смирение и принятие хаоса.
– А где Инга с Алисой? – спросил Марат, заметив уничтожающий взгляд Филиппа в свою сторону.
– Девчонки в партере билеты взяли.
– Мол, подальше от семейки? Неплохо. Что ж такая гениальная мысль не пришла в мою дурную голову?
– Что дурную, так это верно. Да успокойся ты, чувак, все наладится со временем.
Даниил тоже не чувствовал себя в своей тарелке, понимая, что и сегодняшний вечер может закончится семейным скандалом, ведь он осмелился пойти против Филиппа Карловича, своего деда, и пригласил на традиционный новогодний поход в театр Ангелину, отношения с которой не нравились никому. Она была не той девушкой, которую хотели бы видеть рядом с Даниилом. «Не той крови», – выражался Филипп Карлович, брезгливо отмахиваясь от любой беседы, если там содержалось имя Ангелины. Ему хотелось, чтобы все его нынешние и будущие родственники имели какое-то значение и вес в обществе. Таким образом он однажды женил Игната на дочери влиятельного человеке, чтобы выгодно было ему, однако не сильно задумывался над желанием и потребностями сына, который будучи совсем юным ощущал себя вещью, которой отец разменивается налево и направо. И с Даниилом была похожая ситуация, Филиппа Карловича не заботили чувства юноши. Его не удовлетворяла перспектива видеть внука с девушкой недостаточно высокого статуса. Что скажут люди? Внук мэра города, хоть и бывшего, встречается с какой-то невзрачной девчонкой, дочкой машиниста и продавщицы в книжном магазине. Но сколько бы Филипп не ждал, надеясь, что этот роман кончится по чьей-либо инициативе: либо Даниил наконец наиграется и бросит Ангелину, либо она переключится на кого-нибудь другого, разбив сердце Дане, – время шло, а их отношения только крепли.
Даниил скатывал в трубочку программку и опасался, что его спонтанное решение, основанное на злости в адрес деда, выйти в свет и в окружение семьи со своей избранницей, не стесняясь осуждений, может плохо закончится, ведь по возвращению домой, его может ждать не очень лицеприятный разговор. Эта тревога передалась и Ангелине, которая отчетливо помнила последнюю беседу с Филиппом Карловичем, который так и остался в тайне от Даниила. Разгневанный и настроенный всячески воспрепятствовать отношениям молодых людей Филипп Карлович ясно ей дал понять, что встречаться с его внуком не стоит, ибо это закончится плохо для всех. Говорить, что это настоящая любовь между Даней и Гелей, а не временное увлечение, было бесполезно, все объяснения пролетели мимо ушей, он был настроен решительно – они должны расстаться.
«Только через мой труп ты войдешь в мою семью!» – стукнул по столу старик, оставаясь равнодушным к слезам Ангелины.
– Чувствую себя завсегдатаем борделя, – процедил Марат, глядя как на них все так же презрительно косится Филипп Карлович.
– Чувак, ты о чем?
– Да твой отец так сказал о ваших с Даниилом любовных увлечениях.
– И часто он говорит о борделе? – усмехнулся Ренат, в кровь расчесывая запястье под манжетами, держащихся на необычных запонках.
– Не знаю, – пожал плечами Марат. – Я слышал лишь однажды, но мне понравилось.
– Чудесно. Тогда вступай в наши ряды, чтобы не просто так осуждали.
Свет погас, все активно зааплодировали, приветствуя седого и кудрявого дирижера. После заиграла музыка, от нее мурашки страстной волной разлились по коже. Занавес переливался разными цветами благодаря игре прожекторов в такт живой музыке; из желтого складки занавеса превращались в зеленые, из красного – в синий, рябили при интригующей мелодии, вспыхивали оранжевым при каждом бое барабанов и тарелок.
Оперетта на немецком языке была поистине удивительным зрелищем, оставила вдохновляющее впечатление, после чего чувствовалась какая-то особенная чистота и легкость. Шлоссеры-старшие всю обратную дорогу и время подготовки к ужину, не смолкая, говорили исключительно на немецком, будто бы не хотели то ли забывать свои корни, то ли их так и не отпустило действие на сцене.
Они ужинали, обсуждали оперетту, пили, смеялись, слушали музыку, фотографировались около новогодней елки, играли в снежки и на время забыли об острых конфликтах. Так могло казаться лишь со стороны. Однако на самом деле за каждой улыбкой и дружеским толчком в плечо после удачной шутки прятались тихая обида и свирепая злость, которые пока занимали выжидательную позицию. За каждым галантным жестом таился подтекст презрения и ненависти, в каждой фразе скрывались ложь и лицемерие, в молчании зарылось зло.
Филипп Карлович сидел во главе стола, изредка выходил на балкон, смотрел на все сверху вниз, беседуя с собой. Он старательно искал ответы на все волнующие его вопросы, однако нигде не мигал даже блеклый огонек верного пути к нормальной (или хотя бы прежней) жизни. И взирая на все сверху, будто бы Бог наблюдал за тем, что сотворил, он понял, что это не уютное гнездышко, где когда-то выкормили птенцов, вырастили, научили летать и выпустили их на волю, всегда с радостью ожидая их возвращения. Нет, то не теплое и уютное гнездышко, это холодный клубок змей.
И в этот момент Филипп Карлович понял, что его решение было верным, отступать нельзя. Семья – это святое.
Ближе к утру все разместились в гостевых спальнях.
Завтрак следующего дня подали поздно. Все выспались и лениво спускались в столовую. Ренат страдал жутким похмельем, залпом выпивая один стакан воды за другим, периодически намереваясь постоять у окна, подышать свежем воздухом, но у него моментально начинала кружиться голова. Ангелина с Даниилом спустились позже всех.
На столе стояли сырники, присыпанные сахарной пудрой, которые любил исключительно Марат, омлет из брокколи, манная каша на кокосовом молоке, тосты с тунцом и зеленью, вчерашний оставшийся лимонный торт и холодная свинина со специями тоже со вчерашнего стола, которую выпросил Игнат. Он поддевал вилкой небольшой кусок, жирно намазывал его аджикой и поглощал в считанные минуты. Его супруга старалась подложить кусочек хлеба или уговорить не есть так много острого, но Игнат только отмахивался от нее и продолжал мычать от удовольствия, запивая свинину водой.
