Мгновенно возникла знакомая высокая фигура, откуда-то в его руках образовались два огромных пистолета, грянули два выстрела, слившиеся в один, существо было отброшено метра на два и больше не шевелилась.

— Попёрлась-таки через овраг! – обвиняюще проговорил Толстой, — не послушалась. И вот результат, — он пошевелил носком сапога лежащее бесформенной грудой нечто.

Арина опасливо подошла, в парке загорелись все фонари, и она ясно увидела в кустах снежноягодника настоящего чёрта, словно сошедшего с иллюстраций Билибина: лохматого, с копытами и свиным пятачком. Длинный хвост с кисточкой на конце обвился вокруг тела, а в груди зияло месиво из костей и внутренностей. Чёрт был бесповоротно и окончательно мёртв.

— Кто это? – почему-то шёпотом спросила Рина.

— Я полагаю, перед нами – бес, — квалифицировал нападавшего Американец.

— И что теперь делать? – беспомощно проговорила чародейка, ощущая, как начинает тошнотворно кружиться голова, — не можем же мы просто оставить тут валяться это чучело.

— Да, — согласился Фёдор, — дохлятину лучше убрать. Звони своему инквизитору, докладывай.

Отец Викентий совершенно не удивился, словно ожидал чего-по подобного. Он успокоил, что убитого беса простые люди не увидят, а он позаботится обо всем остальном. При этом посоветовал им обоим как можно скорее вернуться в дом Воронцовых.

— Там защита, — пояснил Викентий Константинович, — чтоб сунуться, очень большую силу и смелость иметь нужно.

— Фёдор Иванович, — Рина опустилась на землю, — что-то мне совсем худо, я сейчас сознание потеряю. Даже не знаю, что со мной. Перепугалась что ли.

— Зато я знаю, — слуга легко подхватил девушку на руки, — я ж твоей маной стрелял. Это, по сути, ты беса убила, а я – инструмент, оружие. Где покупки-то? — он увидел валяющуюся сумку и взял её, — эх, опять мне тебя, Аришка, на себе таскать. Он воровато оглянулся, подпрыгнул и взмыл в ночное летнее небо.

Рина просыпалась как-то тяжко, словно проворочалась до рассвета, а теперь пора вставать в универ к первой паре. Потом пришло понимание, что никуда идти не надо, а вместе с этим ожило воспоминание о отвратительной клыкастой твари, напавшей на неё вчера в Алтановом ущелье.

Девушка рывком села. Занавески в спальне были задёрнуты, но это совершенно не мешало Фёдору читать книгу. Слуга сидел в кресле, закинув босые ноги на письменный стол Арины.

— С добрым утром!

Американец учёл пожелания и подкорректировал свой внешний вид. Волосы, по-прежнему буйно вьющиеся укоротились и были собраны в низкий хвост при помощи розовой арининой резинки. Рваные и вытертые до безобразия джинсы он заменил на длинные широкие шорты светло-бежевого цвета с обилием карманов, а вместо вызывающей футболки с костяком на Фёдоре была банальная клетчатая рубашка, тоже широкая и удобная. А возле кресла ещё стояли сланцы.

— Ну как, мастер, ты довольна? В таком виде я сойду за московского кузена-компьютерщика?

— Да, очень хорошо, — несколько отстранённо ответила Арина. Ей вспомнились статьи из интернета, где в ярких красках расписывались художества Фёдора при жизни. Было неуютно и как-то страшновато. Фраза о мстительности и злопамятности буквально не выходила из головы.

— Пошли завтракать, — парень отложил книгу, — я от неча делать курицу пожарил.

— Благодарю, — ответила чародейка, избегая смотреть в голубые нахальные глаза. Вот только умоюсь и приведу себя в порядок.

Краска стыда залила её лицо, она была одета лишь в трусы и майку. Это означало, что кто-то снял с неё джинсы, футболку и бюстгалтер, в которых она сражалась с бесом вчерашним вечером. И этим кем-то, естественно, был Фёдор Толстой по прозвищу Американец, можно просто Алеут.

— Зачем вы раздели меня?

Фёдор подошёл и, взяв за подбородок, заставил посмотреть в глаза, хотя Рина пыталась отвести взгляд.

— Давай-ка проясним ситуацию. Вчера ты подверглась нападению беса, доблестно защищалась и вовремя вызвала меня. Так?

— Так, — девушка осторожно высвободилась и отступила на шаг.

— Ты потратила слишком много силы и потеряла сознание, припоминаешь?

Кивок.

— Я доставил тебя и сумку с продуктами домой. Уложил спать. Ну не в джинсах же было тебя оставлять! Или, ты, никак, смущена, что посторонний мужчина лицезрел твои прелести? – красивое смуглое лицо исказила глумливая усмешка, — видал я и получше. Успокойся. Ты совершенно не в моём вкусе. Не люблю худых и высоких. А тонкие ноги нравились в наше время одному лишь Саньке, что страдал по недостаточной стройности конечностей в России.

Арине, конечно, было слегка обидно, что Толстой не особо лестно отозвался о её внешности, которой завидовали почти все девчонки как в школе, так и в универе. Не модель, понятно, но на фестивале касплея в Самаре её очень даже фотографировали, а на сайте назвали «Мисс Анимэ» фестиваля. Да ещё спрашивали, свои ли такие чёрные волосы. Арина гордо сняла заколку и продемонстрировала гриву во всей красе.

— Что молчим? – Фёдор потряс её за плечо, — откат? Не проснулась?

— Всё хорошо, спасибо за помощь. Я умоюсь и спущусь в гостиную.

— Ладно, — он пожал плечами, прихватил томик Тургенева и вышел за дверь.

Пока Рина принимала душ, она напряжённо думала, что ей делать дальше. Делать вид, будто ничего не произошло, и она не в курсе жизненных перипетий своего «трактирного трибуна» было выше её сил. Но и доверять ему она не могла. А ведь им необходимо доверять друг другу. Бабушка с Марфой Семёновной были задушевными подругами, а ей достался аморальный тип, пьяница и извращенец (в мыслях предательски всплыл орангутан).

Так и не придя ни к какому решению, чародейка пошла завтракать.

На столе уже стояли тарелки с порциями запечённой курицы, нарезанными помидорами, а Фёдор доставал из пакета тостовый белый хлеб.

— А это что за гадость? – он кивнул на надкусанный кусок бородинского чёрного с семенами кориандра по румяной корке.

— Вы же вчера французский хлеб просили, — ответила Арина, — так вот он.

— Это? – несколько театрально воскликнул Алеут, — полагаешь, эта жёсткая кислая дрянь из ржаной муки может считаться французским хлебом? – Рина кивнула, — нет, вас явно обманули. Французский хлеб – белый, мягкий и воздушный внутри с румяной хрусткой корочкой, а это – не взошедшее тесто какой-то криворукой крестьянки, давно не получавшей тумаков от мужа.

Рина села за стол и демонстративно отрезала себе кусок бородинского. Она не собиралась вести кулинарные дискуссии, а хотела просто поесть. Курица, к слову, у Фёдора удалась. Девушка с удовольствием жевала нежное мясо голени, заботливо положенной на её на тарелку. И поглядывала на слугу.

Тот без стеснения вылил в бокалы остатки шампанского, выпил свой залпом и принялся за еду.

— Как тебе?

— Вкусно, даже очень вкусно.

— Этому рецепту меня научил алеутский вождь Энгил, он прекрасно готовил человечину.

Арина чуть не выплюнула курицу на тарелку. Выходит, про каннибализм тоже не соврали.

— Ты что? – не понял Толстой, — я ж пошутил! Ешь, вождя Энгила я, конечно, знал, но людей они в девятнадцатом веке не ели. По крайней мере, при мне. Чего так смотришь, я, правда, шутил.

— Фёдор Иванович, — проговорила Рина, отложив вилку, — боюсь, я не смогу полноценно сотрудничать с вами. Я очень благодарна вам за спасение от беса, но будет лучше, если мы найдём бабушкин ноутбук и попытаемся попросить помощи для смены мастера и слуги.

Фёдор с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку «Абрау-Дюрсо», потом спросил:

— Обиделась на меня, что ли? В чём дело? Ну раздел тебя, уложил. Ну, просидел всю ночь в твоей спальне. Великое дело! Я ж боялся, что тот, кто бесяка на тебя натравил ещё что-нибудь учудить попробует. Да устраиваешь ты меня, Аришка. Хорошая ты девка, да у Прасковьи другой внучки и быть не могло. Сила есть, а управляться с ней научимся, не боги горшки обжигают.