«Это “нервное расстройство” и страдание “спинного мозга”, по-видимому, и есть начало тех эпилептических или эпилептоподобных припадков, связанных с повышенной раздражительностью и аффективностью этой эпохи его жизни… Помимо приступов возбуждения, раздражительности, вспыльчивости Чайковский начал страдать приступами тоски и страха смерти». (Сегалин, 1926в, с. 149.)
«Уже в юности у Чайковского были “нервные припадки”; в позднейшие годы он часто страдал унынием, которое доходило до страстного желания смерти. Его посещали припадки, сопровождаемые потерей сознания, которые появляются именно в связи с сильными душевными возбуждениями (эпилепсия, истерия?)». (Фейс, 1911, с. 55.) [1866 г.] «В конце июня, в итоге усиленного труда по ночам, у Чайковского, вследствие глубокого нервного расстройства обнаружились болезненные явления: галлюцинации, страх, омертвение конечностей… Конец года: переделка симфонии; кутежи и любовные интриги». (Глебов, 1922, с. 156.)
«Начиная с ноября 1875 года, Чайковский почти непрерывно находился в депрессивном состоянии…» (Ноймайр, 1997в, с. 255.)
[1877—85 гг.] «Чайковский в эти годы целиком замкнулся в личной жизни… стал избегать всяких визитов и встреч со знакомыми… Проводя большую часть жизни за границей в иных условиях, Чайковский меньше чувствовал свою роковую обреченность… Мрачное настроение безнадежности доходит у Чайковского до подлинного трагизма». (Бидяковский, 1935, с. 22–23. 25.)
[1886 г., Париж, из дневниковых записей с 18 мая по 6 июня] «…Пьян……пьянство……пьянство страшное……что я за пьяница сделался… [Запись от 11 июля] Я… больной, преисполненный неврозов, человек, — положительно не могу обойтись без яда алкоголя… Я, например, каждый вечер бываю пьян и не могу без этого… Не замечал также, чтобы и здоровье мое особенно оттого страдало. [С 1887 г. появляется частое словосочетание] “Тоска и пьянство”. [С 1888 г. появляются амнезии алкогольного генеза]». (Чайковский, 1923, с. 211, 190–191.)
«В 50 лет он был стариком с белоснежной бородой и сгорбленной фигурой». (Kerner, 1965, с. 1084.)
«В его душе было много болезненного, и, как многие таланты, он платил жестокую дань за свой дар неуравновешенностью нервов, припадками острой меланхолии. “Я — несчастный человек, — говорил он. — Когда я у себя дома, один, мне кажется заманчивым соглашаться на предложения дирижировать моими сочинениями, я с удовольствием, с некоторой гордостью думаю, как меня хорошо принимают, ценят, — и соглашаюсь с радостью. Аскоро, скоро, скоро меня начинает глодать такая безумная тоска, и я бегу, бегу подальше от чествований, обедов, тостов и т. д.”. Так, однажды, приняв предложение дирижировать в Вене на каком-то музыкальном празднестве, он тайно (позорно, по его выражению) уехал и скрылся в маленьком немецком городке, предупредив только, что он захворал». (Брюллова, 1962, с. 300.)
«Бионегативная личность, преждевременно состарившаяся, с наклонностью к тяжелым депрессиям и с гомосексуальными тенденциями». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 546.)
«Вся картина болезни Чайковского напоминает больше аффект-эпилепти-ческую картину, где истерические симптомы смешиваются с эпилептическими, а не являются самостоятельным компонентом». (Сегалин, 1926в, с. 151.)
«У Чайковского невроз клинически выразился в ряде психических особенностей, а также в функциональных невротических жалобах вплоть до отдельных органических заболеваний психосоматического происхождения. Частыми психическими проявлениями невроза являются истерические реакции, которые, как известно, имели место у Чайковского <…> У него случались истерические реакции, выражавшиеся в приступах ярости при шуме проезжающего мимо экипажа. Порой он бывал столь раздражителен, что ему мешало даже тиканье часов. Особо сильный истерический припадок, закончившийся длительным обмороком, случился с ним в 1881 году, когда его любимый Алеша был призван в армию и, повинуясь приказу, распрощался с ним, что вызвало у Чайковского душераздирающие вопли». (Ноймайр. 1997в, с. 323–924.)
Сексуальная сфера
[1860 г.] «…Он почувствовал полное, окончательное, непреоборимое равнодушие к женщинам». (Берберова, 1993. с. 31.)
«…В последующей жизни Чайковский даже и не помышлял об интимных отношениях с теми женщинами, к которым испытывал если не любовь, то, по крайней мере, глубокую симпатию. Не исключено, что здесь уже сыграла свою роль ранняя склонность к гомосексуализму, которая была замечена еще до достижения им половой зрелости, и передалась также его брату Модесту и племяннику Бобу». (Ноймайр, 1997в, с. 231–232.)
«…Чайковский, и Апухтин409 были уже научены горьким опытом: в 1862 году оба она оказались вовлечены в гомосексуальный скандал в петербургском ресторане “Шотан”. Модест пишет, что оба друга были “обесславлены на весь город под названием бугров410”». (Познанский, 1993, с. 36.)
«Супружество только маскировка той склонности, которой он предавался со своим младшим братом Модестом и племянником Бобом». (Kerner, 1965, с. 1080.)
[Из письма к Модесту Ильичу от сентября 1876 г.] «“…С нынешнего дня я буду серьезно собираться вступить в законное брачное сочетание с кем бы то ни было. Я нахожу, что мои склонности, суть величайшая и непреодолимая преграда к счастью, и я должен всеми силами бороться со своей природой… Я сделаю все возможное, чтобы в этом же году жениться, а если на это не хватит смелости, то, во всяком случае, бросаю навеки свои привычки… Словом, я хотел бы жениться или вообще гласной связью с женщиной зажать рты разной презренной твари, мнением которой я вовсе не дорожу… Осуществление моих планов вовсе не так близко, как ты думаешь. Я так заматерел в своих привычках и вкусах, что сразу бросить их, как старую перчатку, нельзя. Да притом я далеко не обладаю железным характером и после моих писем к тебе уже раза три отдавался силе природных влечений”… Попытка изменить свою природу насильственно едва не кончилась трагически. Он испытал тяжелейшее нервное потрясение». (Сидельников, 1992, с. 215–216, 220.)
«1877 год был переломным в жизни Чайковского. Силы композитора были к этому времени настолько истощены, чувствительность нервной системы так обострена, что одного факта личной жизни — неудачной женитьбы — оказалось достаточно, чтобы выбить его из обычной творческой колеи. Женитьба Чайковского, дожившего до 37 лет с врожденной антипатией к браку, к тому же нисколько не увлеченного своей невестой… поразила всех родных и близких композитора… Моральное состояние Чайковского было отчаянное и оно довелоегодосерьезного нервного потрясения». (Будяковский, 1935, с. 20–21.) «Осенью, вернувшись в Москву, он нашел уже новую квартиру, устроенную его женой… Невозможность совместного существования двух абсолютно чужих друг другу людей сказалась вновь. Обвиняя во всем себя, Чайковский пришел к мысли о самоубийстве и однажды, гуляя, поздно вечером “пошел на пустынный берег Москвы-реки” и, “никем в темноте не видимый, вошел в воду почти по пояс и оставался так долго, как только мог выдержать ломоту в теле от холода”. Опыт прошел бесследно. Чувствуя себя накануне психического заболевания, Чайковский по телеграмме, присланной по его же собственной просьбе из Петербурга, выехал туда. По совету психиатра, один из братьев Чайковского вскоре увез его за границу». (Глебов, 1922, с. 89–90.)
«Он не подозревал тогда, что принадлежит от природы к редко встречающемуся типу гомосексуала исключительного и какая бы то ни была коллизия с женщиной для него невозможна. Постижение этого факта пришло к нему во время недолгой брачной жизни с Антониной Милюковой: иллюзии по поводу женщин исчезли навсегда». (По-знанский, 1993, с. 49.)
Особенности творчества
«Единственное спасение в душевном горе — это работа».
П.И. Чайковский
«…Занятия музыкой в Консерватории, в особенности собственная композиторская работа, приводили его в странное возбуждение, которое он сам называл “шоком”. При этом он перед тем как заснуть, испытывал потерю чувствительности в руках и ногах или приступы дрожи во всем теле, страдал от переутомления или бессонницы. Порой у него случались самые настоящие галлюцинации, о которых он сообщил в письмах братьям, чем привел их в немалое волнение. Особенно тяжело ему пришлось во время сочинения Первой симфонии. В этот период у пего случился полномасштабный нервный припадок, который он предчувствовал заранее». (Ноймайр, 1997в, с. 238–239.)
