«Паунд сыграл особенно большую роль в развитии американской литературы модернизма: как поэт, критик и редактор антологий и журналов…отвергал все искусство, связанное с гуманизмом, в котором он увидел причину духовного и художественного оскудения западного мира… Совместно с У. Льюисом в середине Ю-х гг. Паунд разработал программу вортицизма, стремившегося передать динамику, машинные ритмы и чреватую взрывами энергию современной цивилизации, красоту и уродство ее форм… В конце 10-х гг. Паунд приступил к эпической поэме Cantos, над которой работал до конца жизни… Отдельные песни, прежде всего написанные в лагере под Пизой после ареста, принадлежат к его лучшим поэтическим созданиям… Несмотря на усилия комментаторов, Cantos остается произведением, едва ли доступным даже эрудированным читателям. Творческий путь Паунда закономерно завершился катастрофой, к которой его с неизбежностью вел разрыв с гуманизмом и служение самой реакционной доктрине XX века». (Зверев, 19906, с. 349.)

Личность Эзры Паунда чем-то напоминает его одногодку, русского поэта-футуриста Велимира Хлебникова. Их объединяет своеобразный симбиоз психического расстройства, носившего шизоформный характер, с выдающимся поэтическим новаторством и не всегда удачным экспериментированием над стихом, что делает их поэзию труднопонимае-мой для рядового читателя.

ПЕЙН (Пен) (Paine) ТОМАС (1737–1809), общественный и политический деятель, просветитель радикального направления; родился в Великобритании, с 1774 г. — в Северной Америке. Участник Войны за независимость в Америке (1775–1783) и Французской революции XVIII в.

«Жизнь Пейна в Англии была отмечена повторными неудачами и двумя непродолжительными браками. В любой работе, несмотря на все его старания, он оказывался или неудачником, или неспособным… И уже когда его положение стало совсем безнадежным, он встретил в Лондоне Бенджамина Франклина, который посоветовал ему попытаться найти свое счастье в Америке и дал рекомендательное письмо… Несмотря на бедность и ухудшающее его состояние периодическое пьянство, Пейн продолжал свои атаки на имущественные и религиозные предрассудки». (CD Епс. Britannica 99.)

«В 1792 г. спасаясь от ареста по обвинению в государственной измене, Пейн бежал во Францию». (ВИ, 2001, с. 480-)

[В декабре 1793 г.] «был арестован по приказу Робеспьера. Десять месяцев Пейн просидел в тюрьме… Эти десять месяцев и особенно чудесное спасение произвели в нем психологический переворот. Вскоре его отпустили… Пейн остался в Париже, он переводил, изобретал, пил, постепенно превращаясь в отпетого пьяницу. Воспоминания об ужасах тюрьмы мучили его до конца жизни». (Буянов, 1992а, с. 175.)

«В тюрьме Пейн написал вторую часть своей книги «Век разума», где обрушивался на официальную церковь. По возвращении в США в 1802 г. оказался в изоляции из-за своих атеистических взглядов и умер, отвергнутый обществом». (ВИ, 2001, с. 480.)

Ни в Англии, ни в Америке, ни во Франции, ни в общественной, ни в личной жизни Пейн так и не смог добиться признания и хоть какого-нибудь удовлетворяющего его социального положения. Несмотря на активное участие во всех войнах и революциях своего времени, Пейн в итоге всегда оказывался депремированным: ему приходилось или спасаться бегством, или подвергаться изоляции. Поэтому и причину его социальной дезадаптации надо искать не в неблагоприятных ок-ружающихусловиях, а в чертах его личности, которую, таким образом, с полным правом можно отнести к психопатическому типу.

ПЕРИАНДР (ок. 660 — ок. 585 дон. э.), тиран (правитель) Коринфа (с 627 г.)

«…У него было два сына… младший — толковый, а старший — слабоумный. Жену свою он убил в припадке гнева, ударив ее, беременную, то ли ногою, то ли брошенною скамейкой, потому что поверил наговорам своих наложниц, которых впоследствии сжег живыми». (Диоген Лаэртский, 1979, с. 92–93.)

«Некрофилия». (Spoerri, 1959, с. 62.)

«Его поведение зачастую было сумасбродным. Как-то раз, когда у него не хватило средств на пышное жертвоприношение, он приказал сорвать одежды со всех коринфянок, явившихся на праздник в дорогих уборах». (Таранов, 1995, т.1, с. 24.)

«…Он не хотел, чтобы его могила была известна, и поэтому измыслил вот какую хитрость. Двум юношам он велел ночью выйти по указанной дороге и первого встречного убить и похоронить; потом велел четверым выйти за ними следом, убить их и похоронить; а потом еще большему отряду выйти за четверыми. После этого он сам вышел навстречу первым двум и был убит». (Диоген Лаэртский, 1979. с. 93.)

Не удивительно, что биографии исторических деятелей доходят до нас не только в виде отдельных фрагментов, но и обрастая легендами, которые подчеркивают необычность их личности. В данном случае речь идет о том самом Периандре, который для установления «самого надежного строя», как пишет Геродот, решил умертвить всех наиболее выдающихся граждан. Убийство жены с последующим раскаянием напоминает и болезненно ревнивого Отелло, и вполне реального Ивана Грозного, безрассудно убившего своего сына-наследника. Еще ближе к патологии стоит случай некрофилии. Л «хитрый» способ ухода из жизни у Периандра лишь дополнительно свидетельствует о его садомазохизме. Если, конечно, это не выдумка, очень уж — напоминающая арифметическую задачку из учебника младших классов какой-нибудь древнегреческой «гимнасии».

ПЕРОВ ВАСИЛИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ (1833–1882), русский живописец, один из организаторов Товарищества передвижников.

Общая характеристика личности

«…Он долго оставался парией среди сверстников… Собственной фамилии у художника не было: кличку Перов он получил в школе — за прилежное чистописание. Приехав учиться в Петербург, Перов жил в женском приюте, у знакомой надзирательницы. При малейшем шуме она прятала его под кровать, так как мужчинам запрещалось в приют входить — не то что жить. В общем, к 25 годам, к моменту своего дебюта, Перов был законченным невротиком. И весь его глубокий психологизм — это описание пограничных состояний легковозбудимого человека, который чуть что — срывается на крик и слезы». (Лунина. 1997, с. 9.)

«Под влиянием, вероятно, болезни Перов в последнее время из веселого и живого превратился в раздражительного и подозрительного человека. Он уже перестал доверчиво относиться как к людям, так даже и к самому себе… Ему казалось, что все его картины не стоят того внимания и тех похвал, которые они заслужили, и стал все больше сомневаться в своих силах и даровании. Хотя и прежде он часто бывал недоволен своими произведениями… теперь это недовольство собой превратилось в хроническую болезнь с примесью какого-то озлобления даже. Он уничтожал свои картины, переделывал и портил иногда прекрасные вещи, как, например, “Троицу”, вырезал из картин целые куски и, вообще, самым варварским образом относился к своим произведениям… Вообще, душевное его состояние — ряд самых необъяснимых загадок и противоречий. Видимо, что болезнь в это время уже сильно начала подтачивать его крепкий организм. Чахотка, полученная им от простуды на охоте, впервые ясно выразилась в 1874 году; с тех пор и начали проявляться его странности». (Дитерихс, 1995, с. 198–199.)

«…Нервность характера была заметна в нем невооруженным глазом. Доктор Фрейд плакал по такому пациенту: в детстве художник получил ‘немАло душевных травм… Искусство было для него родом терапии — он избавлялся от собственных страхов и обид. И надо сказать, вполне успешно — чем дальше к старости, TOM' картинь! его становились все менее пугающи. Очевидно, пропорционально накопленному опыту ослабевало чувство тревожности». (Лунина, 19976. с. 5.)

Особенности творчества

«Обличительный пафос Перова был спровоцирован не столько социальной несправедливостью, которую он наблюдал в России (хотя и ею, конечно, тоже), сколько особенностями характера. В детстве и юности Василий Григорьевич испытал немало лишений и потому на жизнь реагировал как сигнализация на взломфика —'чуть дОтроНься; тут же громко и противно запищит». (Лунина, 1997, с. 9.)