Литмир - Электронная Библиотека
A
A

его вместе с секоналом натрия. Они не только помогали ему уснуть, но и возбуждали аппетит, а порой даже действовали как наркотики. Ему понравилось вызываемое некоторыми препаратами состояние эйфории, и он часто брал эти препараты на приемы и совещания… В начале 1958 года я стал замечать, что в характере Мао начала проявляться какая-то необъяснимая подозрительность к окружающим; она усиливалась с каждым годом, вплоть до начала “культурной революции”. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что сверхподозрительность председателя в те годы была одним из первых проявлений параноидального синдрома». (Ли Чжисуй, 1996, кн. 1, с. 139, 141, 143, 145,147, 278, 281.)

[1960 г.[ «В шестьдесят семь Мао уже прошел границу возраста, когда сексуальная активность у мужчины затухает. Любопытно, но именно тогда его жалобы на импотенцию совсем прекратились. Именно тогда он стал сторонником даосской сексуальной практики, которая считала, что секс не только удовольствие, он необходим для продления жизни. Наибольшее удовлетворение Мао испытывал, если несколько молодых женщин разделяли с ним постель одновременно… Сексуальная активность Мао не ограничивалась женщинами. Молодые мужчины из обслуги, неизменно красивые и сильные, тоже привлекали его. Одной из их обязанностей было делать ему по ночам массаж. Мао требовал, чтобы ему массировали пах… Некоторое время я принимал такое поведение за склонность к гомосексуализму, но позже пришел к выводу, что это просто ненасытный аппетит к любой форме секса». (Ли Чжисуй, 1996, кн. 2, с. 66–67.)

«Мао Цзедун — большой шалун — / Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать, — / Заметив слабину, меняет враз жену, — / И вот недавно докатился до артистки». (Высоцкий. 1967)

[1966 г.] «…За время моего отсутствия Мао начал злоупотреблять снотворным. Он принимал в десять раз больше пилюль, чем необходимо. Такой дозой можно убить обычного человека. Но Мао много лет употреблял снотворное, и у него выработалась невосприимчивость к барбитуратам… Паранойя, которую я впервые почувствовал в нем в Чэнду в 1958 году, когда Мао заподозрил, что его плавательный бассейн отравлен, сжимала свои объятия. Мао думал, что его болезнь в Наньчане вызвана ядом, пропитавшим гостевой дом… Пробыв несколько дней на одном месте, он начинал чувствовать беспокойство и требовал ехать дальше». (Ли Чжисуй, 1996, кн. 2, с. 162, 166, 175.)

«Из официальных церемоний он признавал лишь торжества по случаю майских праздников и Дня провозглашения КНР, а также приемы в честь высоких зарубежных гостей. В эти дни он облачался в свой знаменитый френч от Сунь Ятсена и пичкал себя транквилизаторами, чтобы справиться с волнением и раздражительностью… Случалось, он месяцами не вставал с постели, ощущая какое-то смутное беспокойство. Однако когда предстояла серьезная политическая борьба, его вдруг наполняла кипучая энергия, лишавшая покоя и даже сна. В такие периоды доктору Ли приходилось давать вождю большие дозы барбитуратов». (Натан, 1996, с. 10–11.)

«Он начал сдавать еще в 1971 году… Он впал в депрессию, его мучила бессонница, а в результате сразила болезнь… Многие из зарубежных медиков считали, что Мао страдает болезнью Паркинсона. Однако в 1974 году китайские врачи обнаружили, что этот диагноз ошибочен и что у вождя редкая и неизлечимая болезнь — амиотрофический латеральный склероз, поражающий в основном двигательные центры спинного мозга и приводящий к мышечной атрофии и параличу отдельных органов тела». (Ли Чжисуй. 1996, кн… 1, с. 21–22, 77, 79.)

Помимо вероятного неврологического диагноза (спинальная амиотрофия) у «великого кормчего» можно выявить целый ряд психопатологических синдромов. Выраженное расстройство личности органической этиологии, усугубляемое злоупотреблением снотворными препаратами, выражалось параноидными мыслями, изменением сексуального и эмоционального поведения. Д нарушения у Мао Цзе-дуна биологического ритма сна заставляет вспомнить ночные бдения других современный ему диктаторов — Сталина и Гитлера. С последними его объединяет также «сверхподозрителъность и недоверие по отношению к своим соратникам».

МАР АННА (наст, имя и фам. Анна Яковлевна Бровар) (1887–1917), русская писательница и журналистка.

[Доктор филологических наук Мария Михайлова]. «Анна Мар — это псевдоним, подлинное ее имя — Анна Леншина. Она создала образ католички, которая соблазняет священника, желая, чтобы он нарушил свой целибат. Ее знаменитый роман “Женщина на кресте” даже до революции не смог появиться без купюр. Жертва женщины заменяет Христа, ее тело оказывается распинаемо на кресте страданий человеческих. Она вторглась в такую область, как мазохистические устремления женщины, она попыталась говорить о мазохистском комплексе женщины (ведь существует теория, что в проституции женщина хочет и стремится играть роль жертвы)… Она попыталась задуматься об этом, но это ее, практически, вычеркнуло из литературы. Она изобразила женщину, которая жаждет избиения, жаждет унижения, терзаний физиосексуального свойства. Может, кому-то покажется, что художественно это несовершенно, но она одна из немногих, кто раздвинул не только тематические границы, но и вообще возможности допустимого в литературе и в культуре — в плане жестокости, в плане возможности описания извращений. Перед ней закрылись двери всех домов, даже домов родственников, она оказалась изгоем. Опа покончила с собой в 1917 году и, как написали в ее некрологе, “мы знаем имя убийцы — это мужская критика”». (http://wivw. svoboda.org/programs/RYTT/2002/ RYTT.032402.asp)

«То ли русский Захер-Мазох, то ли женский Арцыбашев. Но для Захер-Мазоха слишком хорошо написано, а для Арцыбашева мало порнографии. Анна Мар была довольно известной писательницей в русском модерне. Ее повести и рассказы нравились Брюсову, Соллогубу, Вячеславу Иванову, Гип пиус. Мар покончила с собой в возрасте 27 лет в 1917 году, и последующие события заслонили ее смерть. Сделай она это на год-два раньше, а в таком предположении нет ничего кощунственного, поскольку самоубийством Анна Мар грозилась долгие годы, мы сейчас располагали бы несметными отзывами символистов на ее кончину. Хотя бы потому, что она последовательнее многих делала из своей жизни искусство, и наоборот. Экстатическое переживание католичества, любовь с католическим священником, проповедь возвышенного распутства и презрения к “мещанским” нормам жизни — это и подробности жизни, и повторяющиеся мотивы прозы. Единственное и главное, что интересовало Анну Мар, — взаимоотношения полов с женской точки зрения и связь сексуальности с религиозностью… Роман “Женщина на кресте”, эдакий женский вариант “Венеры в мехах”, несмотря на характерное для такой прозы изобилие эстетических подробностей убранства комнат и потоки рыданий, в некоторых фрагментах чрезвычайно проницательно описывает нервическую природу женской чувствен ности». (hUp://nescafe. afisha. ги/ book-review?id=29 716)

[О писательницах эпохи декаданса, эпохи модерна — Анне Мар и Александре Мирэ]. «Судьба и творчество этих писательниц необычны и экстравагантны, переплетены столь сильно, что есть смысл говорить не отдельно о судьбе и о творчестве, а о некоем синтезе — жиз-нетворчестве, когда “проигрывание” одной и той же ситуации происходит сначала в жизни, а потом в художественном произведении, и наоборот. В частности, Анна Мар превратила свое бытие в непрерывный “художественный текст”, органичными частями которого были ее произведения, составляющие с реальными эпизодами жизни автора страницы единого лирического дневника», (http://ivwiv.a-z.ru/ivomen/ texts/trofimrd.htm)

«Ее скандальный эротический роман “Женщина на кресте” (1916) вышел тремя изданиями и был экранизирован под названием “Оскорбленная Венера”. С детства была подвержена суицидным настроениям, что нашло отражение и в ее произведениях». (Чхартишвили, 1999, с. 517.)

229
{"b":"840630","o":1}