— То есть мы во Владимире тысячу лет назад? — уточнил я, не веря ни единому слову.

— Ну, города Владимира еще нет. Но там, на горе, у Колязмы, где будет стоять Успенский Собор, есть мерянская деревня. А рядом уже давно селятся кривичи. Они вместе с мерянами рожь сеют. Отсюда и пойдет Владимир.

— Подождите-подождите! — воскликнул я, улыбаясь и давая всем видом понять, что меня не проведешь. — Вы серьезно? Вы думаете, я поверю, что сейчас какой-то там 979 год?

— Точный год не назову. Но Владимир уже народ крестил.

— Хотите сказать, что я, каким-то чудесным образом, переместился на тысячу лет в прошлое и общаюсь со своими предками? — я от волнения даже вскочил из-за стола.

— Ну, ты же видишь, как мы с Шурой похожи. Да и с тобой тоже! Потому что — родня. Так что да, выходит, ты разговариваешь с предком…

— Но ведь это нелепица какая-то, как такое возможно?

— Пути Господни неисповедимы, — устало сообщила Божена, — да ты присядь, в ногах правды-то нет.

— Хорошо, — кивнул я, усаживаясь обратно на скамью, — но с чего Вы вдруг взяли, что я из будущего? А, скажем, не из прошлого, или из другого района?

— По одежде твоей. А еще Шура ведь бабка твоя?

— Допустим…

— Ну, а я ей — пращурка.

— Ну а это Вы с чего взяли? Постойте, а как Вы встречались с тетей Шурой? Как она к вам попадала?

— Так же, как и ты. Через печь и колодец.

— Не понял…

— Ну, ты здесь как очутился? — терпеливо стала объяснять мне Божена. — Залез в печь, которая у Шуры в подвале стоит, прополз через горнило, полз-полз и оказался в нашем колодце. Так и Шура.

— Вы хотите сказать, что тетя Шура самостоятельно могла выбраться из колодца? — с сарказмом спросил я, вспомнив, как сам еле-еле осилил этот путь.

— Нет, конечно, — не обращая внимания на мое недоверие, ответила Божена, — разве что по молодости. А так, она обычно свистела, и мы ей веревки в колодец кидали, а потом — вытаскивали.

— Ну, хорошо, а обратно она как возвращалась? Она ведь возвращалась домой? Умерла-то она в моем времени!

— Тем же путем. Прыгала в колодец и вылезала из печи у себя дома.

— Хотите сказать, если я прыгну в колодец, то окажусь дома, — уточнил я, испытующе глядя на собеседницу в надежде, что она прекратит меня дурачить и уже расскажет, наконец, всю правду.

— И да, и нет.

— Как так?

— Ты когда в колодце находился, там какая глубина была?

— По пояс где-то…

— Ну вот, а лет пять назад — по шею бы тебе было, а до этого — еще глубже. Мелеет колодец. Сейчас им воспользоваться можно только весной да осенью, когда воды много. А так запросто можешь покалечиться.

— То есть, Вы хотите сказать, что мне придется здесь задержаться минимум на несколько месяцев? — такой поворот еще больше убедил меня, что вся эта история с перемещением во времени — полная чушь, и что у меня, возможно, какая-то травма, которую пытаются лечить в этом эко-лагере-непонятно-где.

— Если захочешь.

— А если не захочу?

— Есть другой путь.

— И какой же? — весь этот диалог меня уже начинал порядком нервировать. Мало того, что меня пытаются убедить в какой-то нелепице абсолютно предсказуемыми доводами, так еще и упорствуют, видя, что я ни капли в это не верю.

— Тебе надо прыгнуть в другой колодец. Он тут недалеко — два-три часа. Я покажу.

— Да уж, был бы премного благодарен! — выпалил я.

— Вижу, не веришь ты мне… Шура тебе ничего рассказать не успела…

— Что рассказать?

— О нашем деле. А теперь и о твоем деле.

— Послушайте, Божена, — устало сказал я, решив вскрыть все карты, — я действительно не могу понять, каким образом я здесь оказался, но я не верю, что очутился в прошлом. И что нахожусь рядом со своим собственным домом за тысячу лет до его постройки. Пожалуйста расскажите мне правду, даже если она страшная. Я на реабилитации в каком-то центре, да? У меня психическое расстройство?

— Хорошо, пойдем! — ответила Божена, встала из-за стола и направилась в сторону рощи, раскинувшейся за колодцем.

Я некоторое время смотрел ей вслед, а потом поплелся за ней. А что мне оставалось? Мы шли через густой лиственный лес по еле различимой тропе. В какой-то момент я вдруг обнаружил, что иду босиком. Мне почему-то стало неловко за свой внешний вид. Я был весь грязный и какой-то помятый.

Вскоре нашу тропу стали пересекать другие дорожки, а сама она становилась все более утоптанной. Лес стал редеть, а потом внезапно кончился, и передо мной предстала деревня. Тоже в эко-стиле. Рубленые домики и хозяйственные постройки где-то стояли, теснясь друг к другу без какой-либо системы, а где-то выстраивались в довольно широкую, хотя и кривую улицу. Люди были одеты под стать Божене. При нашем появлении они с любопытством смотрели в нашу сторону и старались поскорее уступить нам путь.

Так, мы прошли деревню насквозь, в какой-то момент Божена остановилась и, пропуская меня вперед, сказала:

— Шуре это место всегда нравилось. Она говорила, что за тысячу лет оно почти не изменилось.

Я сделал несколько шагов вперед и обомлел. Мне открылась пойма Клязьмы. Это было как откровение. Никакой ошибки. Я видел этот ландшафт сто раз, когда мы гуляли с Катей по Владимиру и заходили на смотровую площадку в парке Липки. Конечно, не было моста, не было видно деревенек и части городской застройки на другом берегу Клязьмы. Еще не было. Внезапно все, сказанное Боженой, обрело смысл.

Я действительно в прошлом! Это какой-то трэш. Почему все так? За что? Зачем? Я стоял и молча смотрел на темную синеву громадного мещерского леса, раскинувшегося за рекой. Божена тихонько стояла позади и ждала, пока я смогу нормально реагировать. Мне понадобилось минут десять. Рефлексия по поводу моей судьбы закончилась вопросом «что делать?».

Я посмотрел на Божену, она не стала ничего говорить, молча развернулась и пошла в обратном направлении. Я послушно поплелся следом. До ее дома мы шли где-то полчаса. Молча. Она впереди, я за ней.

— Наш род пришел сюда задолго до того, как тут поселились миряне, — начала свой рассказ Божена, когда мы вернулись к ее избушке и снова расположились за столом, — люди в те времена сюда приходили только летом. Охотиться и пасти скот. В нашем роду испокон веков были знахари. У нас лучше, чем у других людей развиты чувства — зрение, обоняние, предвидение. Да ты и сам, наверное, это замечал. Мы как-то ближе к природе. Поэтому такие места, как это, мы отыскивали без труда и селились на них. Люди чувствовали нашу силу и тянулись к нам за помощью. Кого лечить, кого хоронить, кому посоветовать. Постепенно эту местность стали заселять разные племена со своими богами и демонами. Последними пришли славяне. И тогда нам открылось, что мы можем быть проводниками в другой мир…

— В загробный? — не вытерпел я, увлеченный этой историей, похожей на предисловие к какому-то фэнтезийному фильму.

— Нет…

— В параллельную Вселенную?

— Нет, во времени. Также, как сам переместился сюда из своего мира, ты сможешь провести любого. На тысячу лет назад. А я могу провести еще дальше, в незапамятные времена, когда здесь только-только стали селиться люди. И мы следим, чтобы этот путь не осквернялся дурными намерениями. Помогаем путникам, а они нам за это платят. Этим занимаюсь я, занималась моя бабка. Занималась Шура и ее бабка, а теперь — занимаешься ты. Ты теперь — проводник. В этом твое основное предназначение!

— Но я ничего такого не чувствую! Я понятия не имею, как сюда попал!

— Это нормально. Со временем придет понимание и знание. Умом до этого не дойти. Нужен опыт. Ты уже пошел этой дорогой.

— А, может, я не хочу? — выпалил я, осознавая, что все злоключения, которые произошли со мной в последнее время, связаны с этим моим предназначением. Связаны какими-то невероятными причинно-следственными связями. Или чьей-то волей.

— Это от тебя не зависит. От судьбы не уйдешь.

— И кто же это решил?

— К этому ты тоже должен сам прийти. И непременно придешь! Я не смогу объяснить, а ты и не поверишь…