За окнами вечерело. На город опускался октябрьский сумрак. Молодой человек в тамбуре электрички мягко покачивался в такт колебанию пола под ногами в ожидании скорого места очередной стрелки.

Ивану Николаевичу Цареву или проще Ваньке Царю было две недели до семнадцати лет и, пожалуй, жизнь его молодую залихватскую надо бы признать успешной. Девятилетку Ваня закончил не шатко не валко, однако ж с аттестатом об общем среднем образовании. И даже не худшим в школе. Зато в музыкалке тем же годом выпустился с золотой медалью по классу баяна с самыми наилучшими рекомендациями и пожеланиями педагогического состава продолжать, непременно продолжать карьеру. Пожелания педагогов никак не расходились с видением дальнейшей судьбы и самим Иваном, нигде, кроме цены молодой человек себя не видел.

Растрепав короткие рыжие волосы, мальчик пошел к родителям и заявил, что решение принял: идти в десятый класс не намерен, будет поступать в музыкальное училище. За окном тогда только начинал вступать в свои права март месяц, до аттестатов и медалей было еще идти и сдавать экзамены. Мама с папой попробовали спустить на тормозах вопрос. У их отпрыска был другой план.

В перестуке колес на стрелках слышалась мелкая дробь торопливых секунд. Когда-нибудь он напишет об этом песню. Про себя. У него все про себя. Людям нравится.

Открылась дверь из вагона и в тамбур выкатился мужчина лет тридцати пяти с гитарой и тоненькой девушкой, болтавшимися позади.

–Привет, Ванек!– кивнул парню.– Мы закончили, можешь окучивать делянку.

Иван пожал протянутую руку, отвечая:

– Остановку пропущу, а то они будут ломиться, толкаться. А потом пойду. Как там?

– Как там, Марусь?– поинтересовался у девчонки сзади гитарист.

– Да так себе,– махнула та рукой.– Бать, тебе бы уже вон, как у Ванька, обзавестись техникой!

Батя, который ровно никаким отцом Марусе не приходился, да и вообще никем не приходился, поморщился:

– Не люблю я эти навороты. Гитара – это инструмент. Это правда жизни! А вот его музыка в коробке…

В общем, у всех своя правда.

У родителей Ваньки, надо сказать, тоже своя правда была: они хотели, чтобы парень оставался под присмотром. Ладно уж, творец и деятель искусств, так пусть хоть до совершеннолетия живет дома. В общем, Кемеровское музучилище тебе, Ванча, а дальше, хоть в Ла Скала на стажировку, но только, когда станешь нормальным, взрослым парнем.

И не появись пред ясные очи матушки Андрей Исаакович, которого нашли, чтобы подготовить оболтуса к вступительным испытаниям, так бы и зачах у себя Иван. Наставник же послушал, посмотрел, поспрашивал о планах, да и пошел увещевать мам-папу, что мальца надо отправлять хотя бы в Новосибирск. Грех мариновать талант в их заведении.

– Вы поймите, это же начало карьеры,– убеждал он встревоженную мать.– Кто здесь увидит вашего Ваньку? А там есть шанс, что оценят и дальше в консерваторию дорога будет не в пример проще!

– Вы еще в Москву нам велите его отправить!– поежился папа Вани.

– В Москву,– загорелся педагог,– это идеально, но вы же тоже понимаете, я настаивать не буду, деньги-то совсем другие на жизнь в Москве нужны.

На столицу, конечно, не сподвигли, но шаг сделали. Так в начале лета прошлого года Иван Царев и попал в Новосибирск. Хлопал глазами, как ребенок, впитывая в себя огромный живой город. Слушал ритм его движения и улыбался. Он был создан для скорости. И здесь она была выше, чем дома.

Его педагог по вокалу теперь каждый раз Ване говорит, что взяли именно за улыбку. Правду сказать, он, конечно, слегка налажал на испытаниях, но не так, чтобы уж совсем. По баяну прошел без вопросов, а вот на желаемый эстрадный вокал – почти не попал. То есть, на самом деле, и не попал. Список заполнился за два человека до него. Махнул рукой, стоя у стенда с принятыми. Баян – тоже хорошо.

Двери вагона зашипели, привычно уже для этого состава раскрылись только на одну половину. Батя и Маруся пошли на выход.

– А вы чего тут-то? Ехали б уже до дома?– удивился Ваня.

– Да не, мы сейчас перепрыгнем и еще прокатимся до Академа, а там перепрыгнем на последнюю и вернемся,– пояснил гитарист, соскакивая на низкую платформу.– Жиденько у нас что-то.

Девушке своей даже руки не подал, но она и не просила, спрыгнула следом ловкой козочкой.

Народ медленно вытекал из раскрытых дверей электрички. Мимо Вани прошмыгнула пара веселых девчонок, кажется, студенток, не прекращавших трещать о своих девичьих заботах. Выгрузилась усталая женщина с увесистой сумкой на плече, мужчина с непоседливым псом вышел следом.

Вся суета была вечерней, привычной. Ванька уже почти год, ладно, немногим меньше, ходил по электричкам, подрабатывая к стипендии. Хватало не только на молодежные радости, но и на улучшение технической базы. Начинал с баяном, теперь вот купил переносную музыкальную установку. Не особенно дорогую, но вполне хорошую. Уж для нетребовательной публики, курсирующей от работы до дома и обратно в общественном транспорте – точно.

Снова застучали колеса, состав потянулся к следующей станции, простаивать смысла не было. Молодой человек открыл двери, ведущие из тамбура в вагон, и зашел, встав в начале прохода.

Он долго думал, как именно объявлять себя и стоит ли. По факту решил, что можно просто включать музыку, петь, а после обносить народ “шляпой”. Так и работал.

Между прочим, не хуже прочим работа, знаете ли. И отлично позволяла развиваться в непростых условиях “реальной жизни”. Для певца эстрадного жанра необходимо уметь привлекать публику, не отвлекаясь на мелочи жизни. Раньше для такого шли в рестораны работать между столиками. Ваньку брать не очень хотели, несовершеннолетний. В электричках всем было плевать на его возраст. Да и вход проще. Куда уж и впрямь проще: купи проездной и с утра до вечера публика – твоя. Ну, если бригада контролеров человеческая, а не зашуганные проверкой.

“Оглянись, незнакомый прохожий, мне твой взгляд неподкупный знаком…” Ну, а на что вы рассчитывали? Публика хочет то, что знает и любит. А эта песня сложная – значит, дополнительно можно поработать над переходами.

Иван пел, чуть настороженно вслушиваясь в собственный голос. Вот сейчас будет переход на октаву, и тут лишь бы не засбоить. Не сорваться. Высоко, тяжело. Вагон болтает. “Первый тайм мы уже отыграли…” Он бы выдохнул, но тут и выдохнуть негде.

И все-таки, даже когда весь уходишь в работу, в контроль голоса, в тело, все равно чувствуешь, взял ли публику. Ваня чувствовал: сегодня получилось: вагон замер. Слушал. нет, как ни крути, а это лучше ресторана, честнее, может быть даже. Толпа замученных, погруженных в свои заботы людей, совсем непраздных. И тут музыка! невольно улыбнулся, представив, как у кого-то стало хорошо на сердце.

Не зачерствел еще Ваня Царев, не научился относиться ко всему так, будто ему безразлично. Радовался, и своим успехам и талантам, и тому, что мог их донести до нуждающихся. Вот, даже аплодисменты сорвал. Ну, приятно же! Очень приятно!

Вместо расхожего атрибута,шляпы, у Ваньки была хозяйственная сумка. А какая разница? Собрал по вагону в шопер, переложил в тамбуре в карманы. И снова в бой в следующем вагоне.

Вышел за двери, провел подготовительные к следующем выходу на “эстраду” мероприятия. переждал очередную остановку. И пошел дальше.

Мама с папой, конечно, не думали, что сын будет “по электричкам побираться”. Он и сам так не думал, но старшие товарищи в училище объяснили, что дураком быть не надо, надо честно трудиться и честно зарабатывать. Им, очевидно, просто нужен был клавишник, и Ванька с его баяном и умными пальцами подходил замечательно. Сбили двадцатилетние оболтусы мальца с панталыку, но он и не жаловался. Когда стипендия – голубиные слезы, а подработка полстипендии в день, сам начнешь бегать по вагонам.

Вся их команда этим годом выпустилась из училища, остался один баянист. попробовал собрать новый состав, но не организатор он, вольная птаха. Одному оказалось проще и спокойнее. Так и курсирует уже месяц. Поменял баян на установку. Будто оркестр с собой возишь.