Комический корабль в полете в условиях невесомости, когда нет понятий «верх» и «низ», нет поддерживающей среды — ни тверди, ни воздуха, при скорости полета 28 тысяч километров в час должен «понимать» свое положение в пространстве, а «поняв», уметь изменять его так, как захотят его создатели.
Для этого нужна была система ориентации в пространстве.
При выведении на орбиту необходимую скорость, первую космическую, кораблю сообщит ракета-носитель. А что делать при спуске к Земле? Вернее, для спуска? Первое, естественно, это притормозиться, уменьшить скорость, чтобы под воздействием притяжения вернуться на Землю. В качестве тормоза в космическом пространстве можно использовать только ракетные двигатели. Их назвали ТДУ — тормозные двигательные установки. Замечательные люди создали ТДУ. Замечательный человек руководил коллективом конструкторов, производственников, испытателей-огневиков. Ракетный двигатель — это всегда огонь, всегда пламя. Стихия. Но стихия, подчиненная воле человека. Главным конструктором ТДУ был Алексей Михайлович Исаев.
Как-то, уже после полета Юрия Гагарина, на одном из больших правительственных приемов Сергей Павлович, с доброй улыбкой представляя Алексея Михайловича кому-то из руководства, сказал: «А это Исаев, который «тормозит» все наше дело».
Они были очень разные — Королев и Исаев. По-разному жили, по-разному работали, но одинаково относились к делу. Исаев никогда не давил, не кричал, хотя и был взрывным. Терпеть не мог расхлябанности. Считал, что за дело должны отвечать каждый и все. Спрашивал с подчиненных строго, но перед начальством любую вину брал на себя.
На совещаниях Исаев выступал редко. Обычно говорил тихо, но твердо: «Сделаем». Был человеком принципиальным и не боялся сказать прямо в лицо людям, даже весьма влиятельным, нелицеприятное, если так думал.
Космический корабль. На что он был похож? Да, пожалуй, только на себя, на то, что было нарисовано на компоновочном чертеже у проектантов. Первый корабль, который был сделан и подготовлен к пуску, не предназначался для полета по полной программе. Его спускаемому аппарату возвращаться на Землю не предстояло. Это была в какой-то степени предосторожность на случай отказа или системы ориентации, или ТДУ. Ведь и то и другое не могло быть полностью проверено в наземных условиях.
Закончились испытания на заводе. Дальше космодром: стыковка с ракетой, вывоз на старт, предстартовые испытания, заправка ракеты топливом и старт. 16 мая 1960 года радио и газеты сообщили:
«В течение последних лет в Советском Союзе проводятся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по подготовке полета человека в космическое пространство… 15 мая 1960 г. в Советском Союзе осуществлен запуск космического корабля на орбиту спутника Земли. По полученным данным, корабль-спутник в соответствии с расчетом был выведен на орбиту, близкую к круговой, с высотой около 320 км от поверхности Земли, после чего отделился от последней ступени ракеты-носителя… Вес корабля-спутника без последней ступени ракеты-носителя составляет 4 т 540 кг. На борту корабля-спутника установлена герметическая кабина с грузом, имитирующим вес человека, и со всем необходимым оборудованием для будущего полета человека и, кроме того, различная аппаратура, вес которой с источниками питания составляет 1477 кг…
По получении с корабля-спутника необходимых данных будет осуществлено отделение от него герметической кабины весом около 2,5 т. В данном запуске возвращение на Землю герметической кабины не предусматривается, и кабина после проверки надежности ее функционирования и отделения от корабля-спутника, как и сам корабль-спутник, по команде с Земли начнут спуск и прекратят свое существование при вхождении в плотные слои атмосферы…»
Полученные с борта корабля сведения подтвердили: вся аппаратура работает нормально. Прошло трое суток. Близился завершающий этап — снижение, сход корабля с орбиты. Вот здесь и должны были «сказать свое слово» и система ориентации, и ТДУ. Тормозная двигательная установка сработала нормально, а система ориентации подвела. Она не смогла правильно сориентировать корабль перед включением ТДУ, причем ошиблась чуть ли не на 180 градусов! Короче, вместо торможения корабль разогнался и перешел на более высокую орбиту.
Возвращались мы домой вместе с Сергеем Павловичем, вспоминал как-то в разговоре его заместитель Константин Давыдович Бушуев. Не доезжая примерно квартала до дома, он предложил пройтись пешком. Было раннее утро. Мы медленно шли по тротуару. Сергей Павлович возбужденно, даже с восторженным удивлением продолжал говорить о ночной работе. Я что-то поначалу не очень понимал его восторгов: работа-то была неудачной, корабль к Земле вернуть не удалось. А он без всяких признаков огорчения увлеченно рассуждал о том, что это первый опыт маневрирования в космосе, переход с одной орбиты на другую. «Надо овладеть техникой маневрирования, это же имеет большое значение для будущего! А спускаться на Землю, когда надо и куда надо, наши корабли будут, как миленькие будут. В следующий раз посадим обязательно».
И действительно, полет следующего космического корабля был удачным. Это был полет корабля со Стрелкой и Белкой на борту — первыми живыми существами, побывавшими в космическом пространстве в орбитальном полете и вернувшимися на Землю.
Ракетно-космическая техника впервые готовилась принять на борт человека. Принципиально возможность такого полета была обоснована. Теперь все зависело от надежности ракеты-носителя и самого корабля. А о том, что на это необходимо обратить самое серьезное внимание, предупреждали неудачи при первом запуске тяжелого корабля-спутника с двумя собаками на борту.
Это случилось до полета Стрелки и Белки в 1960 году. Ракета и корабль были тщательно проверены, испытаны. Мы, на нашем «верхнем мостике», провели все необходимые операции по установке кабины с животными, тщательно закрыли люк. Спустились вниз. Тридцатиминутная готовность. Я подошел к Сергею Павловичу и попросил разрешения быть при старте в бункере управления. Он с недоумением посмотрел на меня и вполголоса произнес:
— Ну что ты с таким вопросом лезешь ко мне?
Через несколько минут я был на месте. Смотрел, как работают «пусковики» — команда, управляющая пуском ракеты. По коридору быстро прошли Королев, его заместитель по испытаниям Леонид Александрович Воскресенский. И почти тут же из репродукторов команда: «Минутная готовность!» Потом еще несколько команд подготовительных, и быстро, одна за другой: «Предварительная»… «Главная»… «Подъем». Погасли транспаранты на пультах. Голос хронометриста начал отсчет секунд. Ракета пошла.
У перископа Воскресенский. Сергей Павлович чуть в стороне, за маленьким столиком. И минуты не прошло, как Воскресенский резко повернул перископ влево, потом вправо и сквозь зубы негромко произнес:
— Авария… Отстала боковушка…
Это один из блоков первой ступени ракеты. Сергей Павлович побледнел, желваки заходили по скулам.
Через толщу земли и бетона донеслись глухие взрывы. Минут через пять все вышли наверх. Километрах в трех от стартовой позиции — черные клубы дыма.
Сердце сдавил спазм. Ведь все то, что еще несколько минут назад стояло рядом, во что были вложены все силы, вся энергия, чему была отдана вся душа, — все это у нас на глазах пожирал огонь.
Совершенно убитыми вернулись мы в гостиницу. Не успел я дойти до комнаты, как меня догнал дежурный.
— Срочно к Королеву! Он в своем домике.
Поднялся на маленькое крылечко, потихоньку открыл дверь. Прихожая, за ней вторая дверь. Открываю ее.
— Можно?
— Да. Заходите.
В комнате Сергей Павлович, Валентин Петрович Глушко, Николай Алексеевич Пилюгин, Алексей Михайлович Исаев, еще несколько главных конструкторов. Телеметристы сворачивали разложенные на столе ленты регистрации параметров ракеты. Сергей Павлович, видимо, заканчивал разговор:
— Пет, нет и нет! Случайностей быть не должно! Не может быть. И не пытайтесь меня убедить. Теория вероятностей… Мы эту теорию уважаем, но не в таком, простите, виде. Мы должны ответственнее готовить ракету и корабли. Вся группа остается здесь. Новый корабль и ракета будут на космодроме через несколько дней. Вы поняли, что я говорю?
